Неточные совпадения
— Вот он вас проведет в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.) в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их в комнату присутствия,
где стояли одни только широкие кресла и в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе
во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами,
сидел один, как солнце, председатель.
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза,
во все стороны, и не может понять,
где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец чувствует, что в носу у него
сидит гусар.
Прогулку сделали они недалекую: именно, перешли только на другую сторону улицы, к дому, бывшему насупротив гостиницы, и вошли в низенькую стеклянную закоптившуюся дверь, приводившую почти в подвал,
где уже
сидело за деревянными столами много всяких: и бривших и не бривших бороды, и в нагольных тулупах и просто в рубахе, а кое-кто и
во фризовой шинели.
Клим шел
во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда пошла Лидия. Это значило, что там будет и Макаров. Но, наблюдая за девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова.
Сидя где-нибудь в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту, в оранжевый платок и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу казалось, что в этом взгляде да и вообще
во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
На человека иногда нисходят редкие и краткие задумчивые мгновения, когда ему кажется, что он переживает в другой раз когда-то и где-то прожитой момент.
Во сне ли он видел происходящее перед ним явление, жил ли когда-нибудь прежде, да забыл, но он видит: те же лица
сидят около него, какие
сидели тогда, те же слова были произнесены уже однажды: воображение бессильно перенести опять туда, память не воскрешает прошлого и наводит раздумье.
Мгновениями мне казалось, что происходит что-то фантастическое, что он где-нибудь там
сидел или стоял за дверьми, каждый раз,
во все эти два месяца: он знал вперед каждый мой жест, каждое мое чувство.
В их большом каменном доме было просторно и летом прохладно, половина окон выходила в старый тенистый сад,
где весной пели соловьи; когда в доме
сидели гости, то в кухне стучали ножами,
во дворе пахло жареным луком — и это всякий раз предвещало обильный и вкусный ужин.
Слушаю я вас, и мне мерещится… я, видите, вижу иногда
во сне один сон… один такой сон, и он мне часто снится, повторяется, что кто-то за мной гонится, кто-то такой, которого я ужасно боюсь, гонится в темноте, ночью, ищет меня, а я прячусь куда-нибудь от него за дверь или за шкап, прячусь унизительно, а главное, что ему отлично известно, куда я от него спрятался, но что он будто бы нарочно притворяется, что не знает,
где я
сижу, чтобы дольше промучить меня, чтобы страхом моим насладиться…
«Но что это, что это? Почему раздвигается комната… Ах да… ведь это брак, свадьба… да, конечно. Вот и гости, вот и молодые
сидят, и веселая толпа и…
где же премудрый архитриклин? Но кто это? Кто? Опять раздвинулась комната… Кто встает там из-за большого стола? Как… И он здесь? Да ведь он
во гробе… Но он и здесь… встал, увидал меня, идет сюда… Господи!..
В центре города были излюбленные трактиры у извозчиков: «Лондон» в Охотном, «Коломна» на Неглинной, в Брюсовском переулке, в Большом Кисельном и самый центральный в Столешниковом,
где теперь высится дом № 6 и
где прежде ходили стада кур и большой рыжий дворовый пес Цезарь
сидел у ворот и не пускал оборванцев
во двор.
Во дворе дома Училища живописи
во флигельке,
где была скульптурная мастерская Волнухина, много лет помещалась столовка, занимавшая две сводчатые комнаты, и в каждой комнате стояли чисто-начисто вымытые простые деревянные столы с горами нарезанного черного хлеба. Кругом на скамейках
сидели обедавшие.
Очевидно, что в одиночку такая охота не заманчива, хотя очень спокойна: курить,
сидеть, прохаживаться, даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и даже может быть скучновата, потому что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно:
во всех направлениях слышны их голоса, а именно на то место,
где стоит охотник, не налетит в меру ни один, и, простояв часа три, охотник принужден будет воротиться домой, не разрядив даже ружья.
Во всякое время дня и ночи его можно было встретить на шахте,
где он
сидел, как коршун, ожидавший своей добычи.
Любопытные заглядывали в окна, другие продирались
во двор,
где на особом положении чинно
сидели на деревянных скамьях кафтанники, кричные мастера и особенно почтенные старики.
В зале он увидел, что по трем ее стенам стояли, а
где и
сидели господа
во фраках, в белых галстуках и все почти в звездах, а около четвертой, задней стены ее шел буфет с фруктами, оршадом, лимонадом, шампанским; около этого буфета, так же, как и у всех дверей, стояли ливрейные лакеи в чулках и башмаках.
А все-таки странно, что я сегодня целый вечер
сижу дома и один.
Где бы они могли быть все? у Порфирия Петровича — не может быть: он так мил и любезен, что всегда меня приглашает; Александр Андреич тоже души
во мне не слышит:"Ты, говорит, только проигрывай, а то хоть каждый день приезжай".
Где на батарее
сидит кучка матросов,
где по середине площадки, до половины потонув в грязи, лежит разбитая пушка,
где пехотный солдатик, с ружьем переходящий через батареи и с трудом вытаскивающий ноги из липкой грязи; везде, со всех сторон и
во всех местах, видите черепки, неразорванные бомбы, ядра, следы лагеря, и всё это затопленное в жидкой, вязкой грязи.
— Эх вы, рыболовы! — говорил между тем Костяков, поправляя свои удочки и поглядывая по временам злобно на Александра, — куда вам рыбу ловить! ловили бы вы мышей,
сидя там у себя, на диване; а то рыбу ловить!
Где уж ловить, коли из рук ушла? чуть
во рту не была, только что не жареная! Диво еще, как у вас с тарелки не уходит!
Но что описывать этот чад! Наконец, кончается этот удушливый день. Арестанты тяжело засыпают на нарах.
Во сне они говорят и бредят еще больше, чем в другие ночи. Кой-где еще
сидят за майданами. Давно ожидаемый праздник прошел. Завтра опять будни, опять на работу…
Он появился в большом нагольном овчинном тулупе, с поднятым и обвязанным ковровым платком воротником, скрывавшим его волосы и большую часть лица до самых глаз, но я, однако, его, разумеется, немедленно узнал, а дальше и мудрено было бы кому-нибудь его не узнать, потому что, когда привозный комедиантом великан и силач вышел в голотелесном трике и, взяв в обе руки по пяти пудов, мало колеблясь, обнес сию тяжесть пред скамьями,
где сидела публика, то Ахилла, забывшись, закричал своим голосом: „Но что же тут
во всем этом дивного!“ Затем, когда великан нахально вызывал бороться с ним и никого на сие состязание охотников не выискивалось, то Ахилла, утупя лицо в оный, обвязанный вокруг его головы, ковровый платок, вышел и схватился.
Во все время разговора Хаджи-Мурат
сидел, заложив руку за рукоять кинжала, и чуть-чуть презрительно улыбался. Он сказал, что ему все равно,
где жить. Одно, что ему нужно и что разрешено ему сардарем, это то, чтобы иметь сношения с горцами, и потому он желает, чтобы их допускали к нему. Иван Матвеевич сказал, что это будет сделано, и попросил Бутлера занять гостей, пока принесут им закусить и приготовят комнаты, сам же он пойдет в канцелярию написать нужные бумаги и сделать нужные распоряжения.
В лицевых же на улицу покоях верхнего жилья, там,
где принимались гости, все было зытянуто и жестко. Мебель красного дерева словно была увеличена
во много раз по образцу игрушечной. Обыкновенным людям на ней
сидеть было неудобно, — сядешь, словно на камень повалишься. А грузный хозяин — ничего, сядет, примнет себе место и
сидит с удобством. Навещавший голову почасту архимандрит подгородного монастыря называл эти кресла и диваны душеспасительными, на что голова отвечал...
— А хожу, — говорит, — туда-сюда и гляжу,
где хорошие люди, увижу — потрусь около них. Выглядел вас на беседе тогда,
сидите вы, как
во сне, сразу видно, что человек некорыстный и ничего вам от людей не надо. Вот, теперь около вас поживу.
Пугачев
сидел в деревянной клетке на двухколесной телеге. Сильный отряд при двух пушках окружал его. Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (
во сте сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы,
где ночевал Пугачев. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, резвым и смелым мальчиком, и
во всю ночь Суворов сам их караулил. В Коспорье, против Самары, ночью, в волновую погоду, Суворов переправился через Волгу и пришел в Симбирск в начале октября.
Мы повиновались. Спуск с колосников шел по винтовой железной лестнице. В зале буря не смолкала. Мы шли по сцене, прошли к тому месту,
где сидела дива. Мы остановились в двух шагах. Худенькая, смуглая, почти некрасивая женщина очень небольшого роста. Рядом с ее стулом стоял представительный господин
во фраке.
И мы потихоньку вошли в дверь,
где во второй комнате за столом
сидели два думских служащих купеческого вида.
Саша бегала по всем комнатам и звала, но
во всем доме не было никого из прислуги, и только в столовой на сундуке спала Лида в одеже и без подушки. Саша, как была, без калош выбежала на двор, потом на улицу. За воротами на лавочке
сидела няня и смотрела на катанье. С реки,
где был каток, доносились звуки военной музыки.
Он долго
сидел и думал, поглядывая то в овраг, то в небо. Свет луны, заглянув
во тьму оврага, обнажил на склоне его глубокие трещины и кусты. От кустов на землю легли уродливые тени. В небе ничего не было, кроме звёзд и луны. Стало холодно; он встал и, вздрагивая от ночной свежести, медленно пошёл полем на огни города. Думать ему уже не хотелось ни о чём: грудь его была полна в этот час холодной беспечностью и тоскливой пустотой, которую он видел в небе, там,
где раньше чувствовал бога.
Измученный бессонными ночами, проведенными на улицах, скоро он заснул, вытянувшись
во весь рост. Такой роскоши — вытянуться всем телом, в тепле — он давно не испытывал. Если он и спал раньше, то где-нибудь
сидя в углу трактира или грязной харчевни, скорчившись в три погибели…
Удалясь сам в зал, Патрикей сделал подсыл за сыном в ту комнату,
где тот
сидел у княгини, и приготовился просто увесть его куда-нибудь из покоев и скрыть на время обеда, а потом ввечеру повиниться
во всем этом княгине.
Мы уселись где-то в шестом или седьмом ряду, и Прокоп никогда не роптал на себя так, как теперь, за то, что пожалел полтора рубля и не взял места
во втором ряду,
где сидели мои друзья.
Уже пробило девять, а никто не являлся, хотя обычно гимназисты собирались к восьми, а то и раньше, и Саша
сидел в своей комнате, и Линочка…
где была Линочка? — да где-то тут же. Уже и самовар подали
во второй раз, и все за тем же пустым столом кипел он, когда Елена Петровна пошла в комнату к сыну и удивленно спросила...
Она участвовала
во всех суетностях большого света, таскалась на балы,
где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое украшение бальной залы; к ней с низкими поклонами подходили приезжающие гости, как по установленному обряду, и потом уже никто ею не занимался.
Этого странного англичанина я встретил сначала в Пруссии, в вагоне,
где мы
сидели друг против друга, когда я догонял наших; потом я столкнулся с ним, въезжая
во Францию, наконец, в Швейцарии; в течение этих двух недель два раза — и вот теперь я вдруг встретил его уже в Рулетенбурге.
Я не могу поручиться,
где именно он
сидел, — вероятно, на какой-нибудь высокой раките, но только, когда я бежал от кикиморы, леший
во всю мочь засвистал на своей зеленой дудке и так сильно прихватил меня к земле за ногу, что у меня оторвался каблук от ботинки.
— Он велел подать чаю и сел с ними подле стола; народу было много всякого; за тем же столом,
где сидел Печорин,
сидел также какой-то молодой человек
во фраке, не совсем отлично одетый и куривший собственные пахитосы к великому соблазну трактирных служителей.
Мы не будем слушать их скучных толков о запутанном деле, а останемся в гостиной; две старушки, какой-то камергер и молодой человек обыкновенной наружности играли в вист; княгиня Вера и другая молодая дама
сидели на канапе возле камина, слушая Печорина, который, придвинув свои кресла к камину,
где сверкали остатки каменных угольев, рассказывал им одно из своих похождений
во время Польской кампании.
Но
во всем этом виднелось нестроение и был, однако, свой лад, и ворковая лошадь уже опять, метаясь и храпя, неслась назад к яме,
где залег Сганарель, но не с соломою: на дровнях теперь
сидел Ферапонт.
— А там и чаще! Пешком уж стал захаживать и подарки носить. А уж я-то на порог сунуться не смею: вдруг я туда, а генерал там
сидит… Убиваюсь… Вот однажды иду с должности мимо одного дома,
где студент этот, учитель, квартировал, — жил он
во флигелечке, книгу сочинял да чучелы делал. Только гляжу,
сидит на крылечке, трубочку сосет. И теперь, сказывают, в чинах уже больших по своей части, а все трубки этой из рта не выпускает… Странный, конечно, народ — ученые люди…
— Во-от! — всхлипывая, крикнул Бурмистров. — Сколько виновато народу против меня, а? Все говорили — Бурмистров, это кто такое? А сегодня — видели? Я — всех выше, и говорю, и все молчат, слушают, ага-а! Поняли? Я требую: дать мне сюда на стол стул! Поставьте, говорю, стул мне, желаю говорить
сидя! Дали! Я
сижу и всем говорю, что хочу, а они
где? Они меня — ниже! На земле они, пойми ты, а я — над ними! И оттого стало мне жалко всех…
Посмотрев еще раз кругом на оставшуюся сзади только что пройденную дорогу, на темнеющий лес, на огоньки деревушки, на стаю ворон, кружившихся и каркавших над болотом, и проводив в ворота последнюю телегу, на которой
сидел Хомяк, староста сам вошел
во двор этапа,
где уже слышались шум голосов и суета располагавшейся на ночевку партии.
Переярков. И почему мы не поедем, вам этого не понять-с. Вот почему-с: во-первых, Замоскворечье — моя родина, а во-вторых, у нас промежду собой нежность есть; все мы всегда вместе, вот и теперь —
сидим, играем, чаек пьем, а может быть, и ромцу подадут, дружески, приятельски, — вот
где рай-то! а не за границей. Тихо, смирно, благодушно, душа в душу.
На завалине
сидя, в первый раз услыхал он голос ее, и этот нежный певучий голосок показался ему будто знакомым. Где-то, когда-то слыхал он его и теперь узнавал в нем что-то родное. Наяву ли
где слышал,
во сне ли — того он не помнит. Сходны ли звуки его с голосом матери, ласкавшей его в колыбели, иль с пением ангелов, виденных им
во сне
во дни невинного раннего детства, не может решить Петр Степаныч.
Лет пятьдесят назад (1883 год) селение Найхин выгорело от пожара
во время грозы. Гольды не особенно горевали, потому что по их представлению гром всегда бьетв то место,
где долго
сидит чорт. Иногда молния поражает чорта, скрывшегося в человеке. Если бы не случилось пожара от грозы, чорт своими кознями погубил бы много людей. Обсудив этот вопрос, старики сказали, что пожар от грозы принес им избавление от несчастий, и все остались довольны. Деревня была выстроена вновь на том же месте.
Между тем Катерина Астафьевна распорядилась закуской. Стол был накрыт в той комнате,
где в начале этой части романа
сидела на полу Форова. За этим покоем в отворенную дверь была видна другая очень маленькая комнатка,
где над диваном, как раз пред дверью, висел задернутый густою драпировкой из кисеи портрет первой жены генерала, Флоры. Эта каютка была спальня генеральши и Веры, и более
во всем этом жилье никакого помещения не было.
Мимо террасы,
где еще
сидели за чайным столом, Саня пробежала
во флигель рассказать обо всем няне Федосеевне.
Через пять минут они
сидели еще ближе друг к другу. Ее рука продолжала лежать на его плече. Она ему рассказывала про свое житье. Ангажементы у нее всегда есть. Последние два сезона она «служила» в Ростове,
где нашла хлебного торговца, глупого и «
во хмелю благообразного». Он ее отпустил на ярмарку и сам приедет к концу, денег дает достаточно и даже поговаривает о «законе», но она сама не желает.
— Успокойся! — сказал мне брат, присаживаясь на кровать, и кровать скрипнула: так был он тяжел, мертвый. — Успокойся, ты видишь это
во сне. Это тебе показалось, что тебя душат, а ты крепко спишь в темных комнатах,
где нет никого, а я
сижу в моем кабинете и пишу. Никто из вас не понял, о чем я пишу, и вы осмеяли меня, как безумца, но теперь я скажу тебе правду. Я пишу о красном смехе. Ты видишь его?
Мебель сафьянная с красным деревом, без особых «рисунков», несколько картин, и позади кресла,
где сидел хозяин, его портрет
во весь рост работы лучшего московского портретиста.
Они почти не говорили. Ее беспрестанно выбирали, и он
сидел как
во сне, не понимая,
где он находится.