Неточные совпадения
«Девочка — и та изуродована и кривляется», подумала Анна. Чтобы не видать никого, она быстро
встала и села к противоположному окну в пустом вагоне. Испачканный уродливый мужик в фуражке, из-под которой торчали спутанные волосы, прошел мимо этого окна, нагибаясь к колесам вагона. «Что-то знакомое в этом безобразном мужике», подумала Анна. И вспомнив свой
сон, она, дрожа
от страха, отошла к противоположной двери. Кондуктор отворял дверь, впуская мужа с женой.
— Нервы! — повторит она иногда с улыбкой, сквозь слезы, едва пересиливая страх и выдерживая борьбу неокрепших нерв с пробуждавшимися силами. Она
встанет с постели, выпьет стакан воды, откроет окно, помашет себе в лицо платком и отрезвится
от грезы наяву и во
сне.
Наконец, пролежав напрасно, без
сна, с час в постели, она
встала, вытерла лицо огуречным рассолом, что делала обыкновенно
от загара, потом перекрестилась и заснула.
Вере становилось тепло в груди, легче на сердце. Она внутренно
вставала на ноги, будто пробуждалась
от сна, чувствуя, что в нее льется волнами опять жизнь, что тихо, как друг, стучится мир в душу, что душу эту, как темный, запущенный храм, осветили огнями и наполнили опять молитвами и надеждами. Могила обращалась в цветник.
Он мог очнуться и
встать от глубокого
сна (ибо он был только во
сне: после припадков падучей болезни всегда нападает глубокий
сон) именно в то мгновение, когда старик Григорий, схватив за ногу на заборе убегающего подсудимого, завопил на всю окрестность: «Отцеубивец!» Крик-то этот необычайный, в тиши и во мраке, и мог разбудить Смердякова,
сон которого к тому времени мог быть и не очень крепок: он, естественно, мог уже час тому как начать просыпаться.
— Глупости ты выдумываешь!.. Вернется, — сказал дедушка. Однако он быстро
встал на ноги и стал кричать собаку сердитым, сиплым
от сна, старческим фальцетом...
Этот-то плеск и разбудил меня
от сладкого
сна. Давно уже он прорывался к моему сознанию беспокоящим шепотом, точно ласкающий, но вместе беспощадный голос, который подымает на заре для неизбежного трудового дня. А
вставать так не хочется…
Боже мой, как я ослабел! Сегодня попробовал
встать и пройти
от своей кровати к кровати моего соседа напротив, какого-то студента, выздоравливающего
от горячки, и едва не свалился на полдороге. Но голова поправляется скорее тела. Когда я очнулся, я почти ничего не помнил, и приходилось с трудом вспоминать даже имена близких знакомых. Теперь все вернулось, но не как прошлая действительность, а как
сон. Теперь он меня не мучает, нет. Старое прошло безвозвратно.
Долго ли, коротко ли спали, только слышу я: Буран меня окликает. Проснулся
от сна, гляжу: солнце-то садиться хочет, море утихло, мороки над берегом залегают. Надо мною Буран стоит, глаза у него дикие. «
Вставай, говорит, пришли уж… по душу, говорит, пришли!..» — рукой этак в кусты показывает.
Иной раз я
встаю в темную ночь и молюсь долго, по целым часам; часто и
сон меня клонит; но страх все будит, все будит меня, и мне все чудится тогда, что гроза кругом меня собирается, что худо мне будет, что разорвут и затерзают меня недобрые, что не замолить мне угодников и что не спасут они меня
от лютого горя.
Он
встает, одевается, молится Богу, потом садится чай пить; выпивает три стакана чаю и съедает два больших бублика и полфранцузского хлеба с маслом. Он еще не совсем очнулся
от сна и потому не в духе.
— Ахти, закалякался я с тобой, разлюбезный ты мой, Патап Максимыч, — сказал он. — Слышь, вторы кочета поют, а мне к утрени надо
вставать… Простите, гости дорогие, усните, успокойтесь… Отец Спиридоний все изготовил про вас: тебе, любезненькой мой, Патап Максимыч, вот в этой келийке постлано, а здесь налево Якиму Прохорычу с Самсоном Михайлычем. Усни во здравие, касатик мой, а завтра, с утра, в баньку пожалуй… А что, на сон-от грядущий, мадеры рюмочку не искушаешь ли?
Вообще Сергей производил на Токарева странное впечатление. Оба они жили наверху, в двух просторных комнатах мезонина. Сергей то бывал буйно весел, то целыми днями угрюмо молчал и не спал ночей. Иногда Токарев слышал сквозь
сон, как он
вставал, одевался и на всю ночь уходил из дому.
От Варвары Васильевны Токарев узнал, что Сергей страдает чем-то вроде истерии, что у него бывают нервные припадки.
После чаю Нилов потянулся и
встал… Ему захотелось выйти наружу. Походив немного около закромов, он отворил маленькую дверцу и вышел. На дворе давно уже кончились сумерки и наступил настоящий вечер.
От реки веяло тихим, непробудным
сном.
Он ворочался на постеле, потом
встал и ходил по хате; напрасно!
сон бежал
от него, в хате ему было душно.