Неточные совпадения
Не зная, когда ему можно будет
выехать из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не было
дома, когда Катавасов и Сергей Иванович на тарантасике, взятом на станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали к крыльцу Покровского
дома. Кити, сидевшая на балконе с отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного
дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят на людей, которых учат ходить по земле плечо в плечо друг с другом, из-за угла
выехал верхом на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Подъехав к господскому
дому, он увидел белое платье, мелькающее между деревьями сада. В это время Антон ударил по лошадям и, повинуясь честолюбию, общему и деревенским кучерам как и извозчикам, пустился во весь дух через мост и мимо села.
Выехав из деревни, поднялись они на гору, и Владимир увидел березовую рощу и влево на открытом месте серенький домик с красной кровлею; сердце в нем забилось; перед собою видел он Кистеневку и бедный
дом своего отца.
Поэзия первого зимнего дня была по-своему доступна слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью людей, входящих в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся по всему
дому, по скрипу шагов на дворе, по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он
выезжал с Иохимом по первопутку в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с дорогой и полем.
С пятнадцатилетним того уже не было бы, и это непременно так, потому что пятнадцатилетний я бы не убежал
из нашего деревянного
дома, в Старой Басманной, в день вшествия Наполеона в Москву, от моей матери, опоздавшей
выехать из Москвы и трепетавшей от страха.
Когда же, после пятнадцатилетнего брака, он умер, оставив сына и двух дочерей, Марья Дмитриевна уже до того привыкла к своему
дому и к городской жизни, что сама не захотела
выехать из О…
Да недалеко ходить, вот покойничек, родитель Александра Иваныча, — старик указал глазами на Оникова, — Иван Герасимыч, бывало, только еще
выезжает вот
из этого самого
дома на работы, а уж на Фотьянке все знают…
Таким образом делится мое время,
из которого как можно более стараюсь уделить Марье Николаевне. Она постоянно
дома и кой-куда на минуту
выедет… Будьте спокойны на мой счет — я строго наблюдаю диету и совершенно здоров теперь…
С тех пор муж обращался с нею зверем. Вечно пьяный, он выгонял ее ночью
из дома, грозился раздавить голову ребенку, обзавелся солдаткой, но никуда не
выезжал.
Прекрасным осенним вечером, когда румяная заря ярким полымем догорала на золоченых кремлевских вышках, Розанов с Райнером
выехали из одного переулка в Чистые Пруды и остановились у ворот
дома полковника Сте—цкого.
Павел начал уж чувствовать маленький холодный трепет во всем теле, и нос ему было больно; наконец, они
выехали из лесу; по сторонам стали мелькать огоньки селений; между ними скоро мелькнул и огонек
из Перцовского
дома.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи
из грязи народом вытаскивали! А теперь посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то! на кумпол-то взгляни! За пятнадцать верст, как по остреченскому тракту едешь, видно! Как с последней станции
выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных
домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный двор выстроим — чем не Москва будет!
— Мерзавец! — проговорил ему вслед довольно громко Калинович и вскоре
выехал со двора. Развалясь и положа нога на ногу, уселся он в своей маленькой каретке и быстро понесся по Невскому. В Морской экипаж остановился перед главным входом одного
из великолепных
домов.
Утро было прелестное. Улицы Франкфурта, едва начинавшие оживляться, казались такими чистыми и уютными; окна
домов блестели переливчато, как фольга; а лишь только карета
выехала за заставу — сверху, с голубого, еще не яркого неба, так и посыпались голосистые раскаты жаворонков. Вдруг на повороте шоссе из-за высокого тополя показалась знакомая фигура, ступила несколько шагов и остановилась. Санин пригляделся… Боже мой! Эмиль!
Живя в Москве широкой жизнью, вращаясь в артистическом и литературном мире, задавая для своих друзей обеды, лет через десять В.М. Лавров понял, что московская жизнь ему не под силу. В 1893 году он купил в восьми верстах от городка Старая Руза, возле шоссе, клочок леса между двумя оврагами, десятин двадцать, пустошь Малеевку, выстроил в этом глухом месте
дом, разбил сад и навсегда
выехал из Москвы, посещая ее только по редакционным делам в известные дни, не больше раза в неделю.
Выезжал Феодосий Гаврилыч
из дома своего цугом в карете и, по рангу своему, в шесть лошадей.
Марья Дмитриевна повернулась и пошла домой рядом с Бутлером. Месяц светил так ярко, что около тени, двигавшейся подле дороги, двигалось сияние вокруг головы. Бутлер смотрел на это сияние около своей головы и собирался сказать ей, что она все так же нравится ему, но не знал, как начать. Она ждала, что он скажет. Так, молча, они совсем уж подходили к
дому, когда из-за угла
выехали верховые. Ехал офицер с конвоем.
Господин Бахчеев, проведя самую скверную ночь, на рассвете
выехал из своего
дома, чтоб поспеть к ранней обедне в монастырь, находящийся верстах в пяти от его деревни.
— Говорю тебе: до поры до времени.
Выедешь, это,
из дому хоть бы на базар, а воротишься ли домой — вперед сказать не можешь. Вот тебе и сказ. Может быть, закон тебе пропишут, али бы что…
Она предоставила своему мужу полную свободу заниматься чем ему угодно, и Алексей Степаныч, посидев сначала несколько дней
дома и увидев, что Софья Николавна не обращает на него внимания, даже выгоняет
из маленькой детской для того, чтобы передышанный воздух не был вреден дитяти, а сама от малютки не отходит, — стал один
выезжать в гости, сначала изредка, потом чаще, наконец каждый день, и принялся играть от скуки в рокамболь и бостон.
Алексей Абрамович и лошадь отправил было к нему, но она на дороге скоропостижно умерла, чего с нею ни разу не случалось в продолжение двадцатилетней беспорочной службы на конюшне генерала; время ли ей пришло или ей обидно показалось, что крестьянин,
выехав из виду барского
дома, заложил ее в корень, а свою на пристяжку, только она умерла; крестьянин был так поражен, что месяцев шесть находился в бегах.
Да и не трудно было расплескать миллионы. Два сына Губонина были люди некоммерческие. Отцовское дело было с убытком ликвидировано. Гурзуф продан,
из своего
дома пришлось
выехать на квартиру, и братьев разорили ростовщики. Первое время, пока еще были средства, братья жили широко. Благотворительные генералы и дамы-благотворительницы обирали их вовсю, да вообще у них никому отказу не было в деньгах.
Кучумов. Как не остаться! Я без тысячи рублей
из дому не
выезжаю.
— Что это? — сказал Сборской, подъезжая к длинному деревянному
дому. — Ставни закрыты, ворота на запоре. Ну, видно, плохо дело, и тетушка отправилась в деревню. Тридцать лет она не
выезжала из Москвы; лет десять сряду, аккуратно каждый день, делали ее партию два бригадира и один отставной камергер. Ах, бедная, бедная! С кем она будет теперь играть в вист?
Встав из-за стола, Перехватов велел закладывать карету, чтобы ехать по визитам, чего он никогда почти не делал и
выезжал обыкновенно
из дому часов в восемь вечера.
Наконец пробило шесть часов, и подали тарантас Рудина. Он стал торопливо прощаться со всеми. На душе у него было очень скверно. Не ожидал он, что так
выедет из этого
дома: его как будто выгоняли… «Как это все сделалось! и к чему было спешить? А впрочем, один конец», — вот что думал он, раскланиваясь на все стороны с принужденной улыбкой. В последний раз взглянул он на Наталью, и сердце его шевельнулось: глаза ее были устремлены на него с печальным, прощальным упреком.
мне не раз приходилось уже говорить о наших поездках к родным, которые отец считал обязательными со стороны приличия или пристойности, как он выражался. Бедная мать, проводившая большую часть времени в постели, только чувствуя себя лучше по временам,
выезжала лишь поблизости и едва ли не в один
дом Борисовых. Зато отец счел бы великим упущением не съездить за Волхов, верст за сто к неизменной куме своей Любови Неофитовне и не представить ей вышедшую
из института дочь, падчерицу и меня — студента.
«Прошу вас к будущему четвергу приготовить все брильянтовые, хозяйственные и усадебные вещи по составленной после смерти вашего мужа описи. Я намерен принять и приступить к управлению имением, а равным образом прошу вас
выехать из усадьбы, в которой не считаю нужным, по случаю отсутствия вашей дочери, освещать, отапливать
дом и держать горничную прислугу, чтобы тем прекратить всякие излишние расходы, могущие, при вашей жизни в оной, последовать
из имения малолетней, на каковое вы не имеете никакого права.
Удовлетворившись моим первым обзором, я поспешно воротился в
дом и нашел Писарева, сильно озабоченного устройством удочек, а прочих моих приятелей и хозяина — занятых своим размещением и ожиданием завтрака, потому что мы
выехали из Москвы довольно рано.
Между тем в селе Плодомасовке, перед вечером того самого дня, в который
из Закромов
выехала оборонительная миссия, с вышек господского
дома праздными холопами, ключником и дворецким на взгорье черных полей был усмотрен конный отряд их владыки.
Но Павел написал жене записку, в которой прямо просил ее
выехать из его
дома.
— Я сейчас вас прошу
выехать из моего
дома.
Осмеянный, я выбежал
из дому, разумеется, не приняв тыквы, и поспешил
выехать из такого негостеприимного
дома. Обстоятельства требовали поспешить в другой
дом, где еще не могли услышать о сделанном мне отказе, и я приказал, не оглядываясь, гнать к другому отцу, у которого по спискам значилась единородная дочь Евфимия.
Бригадир. Ни минуты. Видно, что я к честным и заслуженным людям в руки попался. Иван, вели скорей подать коляску. Жена! Сей минуты
выедем вон
из такого
дому, где я, честный человек, чуть было не сделался бездельником.
Когда ей подавали экипаж или верховую лошадь, я подходил к окну и ждал, когда она выйдет
из дому, потом смотрел, как она садилась в коляску или на лошадь и как
выезжала со двора.
— Барин бы век не
выехал из деревни; это все ей, барыне, не сидится
дома, она же и дочку подбила».
В одной
из отдаленных улиц Москвы в сером
доме с белыми колоннами, антресолью [Антресоль — верхний полуэтаж
дома.] и покривившимся балконом жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленной дворней. [Дворня — вся прислуга в барском
доме.] Сыновья ее служили в Петербурге, дочери вышли замуж; она
выезжала редко и уединенно доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День ее, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер ее был чернее ночи.
Только совсем не такой поехал, как
из дому выезжал.
Поехал мужик в город за овсом для лошади. Только что
выехал из деревни, лошадь стала заворачивать назад к
дому. Мужик ударил лошадь кнутом. Она пошла и думает про мужика: «Куда он, дурак, меня гонит; лучше бы домой». Не доезжая до города, мужик видит, что лошади тяжело по грязи, своротил на мостовую, а лошадь воротит прочь от мостовой. Мужик ударил кнутом и дернул лошадь: она пошла на мостовую и думает: «Зачем он меня повернул на мостовую, только копыта обломаешь. Тут под ногами жестко».
Очей не сводя, мрачно смотрел, как тот сряжался в дорогу, как прощался с Пантелеем и с работниками, как, помолившись Богу на три стороны, низко поклонился покидаемому
дому, а
выехав за околицу, сдержал саврасок, вылез
из тележки, еще раз помолился, еще раз поклонился деревне…
— Право, не знаю, матушка, что и сказать вам на́ это, — ответил Василий Борисыч. — Больно бы пора уж мне в Москву-то. Там тоже на Петров день собрание думали делать… Поди, чать, заждались меня. Шутка ли! Больше десяти недель, как и́з
дому выехал.
Знай, повелитель, что царь, возлюбленный Ра, уже
выехал из дворца и кони мчат его к твоему
дому, ибо он осведомился о твоем нездоровьи и желает видеть тебя по дороге к храму Аммона.
На первой неделе Великого поста Патап Максимыч
выехал из Осиповки со Стуколовым и с Дюковым. Прощаясь с женой и дочерьми, он сказал, что едет в Красную рамень на крупчатные свои мельницы, а оттуда проедет в Нижний да в Лысково и воротится домой к Середокрестной неделе, а может, и позже.
Дом покинул на Алексея, хотя при том и Пантелею наказал глядеть за всем строже и пристальней.
Только вечером измученный хор избавился от кошмара и вздохнул свободно, нанявши втридорога пять мужицких подвод и
выехав из графского
дома.
Словом, когда молодые лезгины Бестуди
выехали из ворот
дома наиба, чтобы состязаться на горной плоскости в верховой езде, я, не отдавая себе отчета, вскочила на моего Алмаза, привязанного у наибовой сакли, и помчалась за ними.
— Отдохните немножко,
выедете под утро, — молвил на то отец Прохор. — Дня три либо четыре Авдотье Марковне надо будет с делами управиться. Ведь она в одном платьице
из барского
дома ушла. Хорошо еще, что деньги-то были при ней.
Выехавши из Луповиц и добравшись до соседней деревни, Аграфена Петровна успокоилась, а до того все погони
из барского
дома боялась.
— Успокойтесь, не
выедем в море! Если вам это так страшно! — смеясь, говорила Нан, пока три старшие воспитанницы надевали белые косынки, без которых Екатерина Ивановна не выпускала
из дома своих питомиц.
Бодростина никогда ему не отказывала в ссуде, но и никогда не давала ему более, чем он просил, да и поступи она иначе, он бы этим ужасно обиделся. Так и на этот раз она дала ему требуемые десять талеров и, отпуская его
из дому, наказала, чтоб он не забалтывался и помнил, что они сегодня же вечером
выезжают.
По Тульской губернии у нас много жило родственников-помещиков — и крупных и мелких. Двоюродные дедушки и бабушки, дядья. Смидовичи, Левицкие, Юнацкие, Кашерининовы, Гофштетер, Кривцовы, многочисленные их родственники. Летом мы посещали их, чаще всего с тетей Анной. Мама была домоседка и не любила
выезжать из своего
дома. Тетя Анна все лето разъезжала по родственникам, даже самым дальним, была она очень родственная.