Неточные совпадения
Вернувшись домой, Алексей Александрович прошел к себе в кабинет, как он это делал обыкновенно, и сел в
кресло, развернув на заложенном разрезным ножом месте книгу о папизме, и читал до часу, как обыкновенно делал; только изредка он потирал себе
высокий лоб и встряхивал голову, как бы отгоняя что-то.
Орехова солидно поздоровалась с нею, сочувственно глядя на Самгина, потрясла его руку и стала помогать Юрину подняться из
кресла. Он принял ее помощь молча и,
высокий, сутулый, пошел к фисгармонии, костюм на нем был из толстого сукна, но и костюм не скрывал остроты его костлявых плеч, локтей, колен. Плотникова поспешно рассказывала Ореховой...
За стареньким письменным столом сидел, с папиросой в зубах, в кожаном
кресле с
высокой спинкой сероглазый старичок, чисто вымытый, аккуратно зашитый в черную тужурку.
— Простите, не встану, — сказал он, подняв руку, протягивая ее. Самгин, осторожно пожав длинные сухие пальцы, увидал лысоватый череп, как бы приклеенный к спинке
кресла, серое, костлявое лицо, поднятое к потолку, украшенное такой же бородкой, как у него, Самгина, и под
высоким лбом — очень яркие глаза.
Затем он отодвинулся вместе с
креслом подальше от Самгина, и снова его
высокий, бабий голосок зазвучал пренебрежительно и напористо, ласково и как будто безнадежно: — Нуте-с, обратимся к делу!
— Бердников, Захарий Петров, — сказал он
высоким, почти женским голосом. Пухлая, очень теплая рука, сильно сжав руку Самгина, дернула ее книзу, затем Бердников, приподняв полы сюртука, основательно уселся в
кресло, вынул платок и крепко вытер большое, рыхлое лицо свое как бы нарочно для того, чтоб оно стало виднее.
И воображают, несчастные, что еще они
выше толпы: «Мы-де служим, где, кроме нас, никто не служит; мы в первом ряду
кресел, мы на бале у князя N, куда только нас пускают»…
Еще там был круглый стол, на котором она обедала, пила чай и кофе, да довольно жесткое, обитое кожей старинное же
кресло, с
высокой спинкой рококо.
С Саброски был полный,
высокий ондер-баниос, но с таким неяпонским лицом, что хоть сейчас в надворные советники, лишь только юбку долой, а юбка штофная, голубая: славно бы
кресло обить! Когда я стал заводить ящик с
Вечером, вскоре после обеда, в большой зале, где особенно, как для лекции, поставили рядами стулья с
высокими резными спинками, а перед столом
кресло и столик с графином воды для проповедника, стали собираться на собрание, на котором должен был проповедовать приезжий Кизеветер.
Позади стола стояли три
кресла с очень
высокими дубовыми резными спинками, а за
креслами висел в золотой раме яркий портрет во весь рост генерала в мундире и ленте, отставившего ногу и держащегося за саблю.
Так же все вставали, так же входили сенаторы в своих мундирах, так же садились в
кресла с
высокими спинками, так же облокачивались на стол, стараясь иметь естественный вид.
На сей раз он привел меня в большой кабинет; там, за огромным столом, на больших покойных
креслах сидел толстый,
высокий румяный господин — из тех, которым всегда бывает жарко, с белыми, откормленными, но рыхлыми мясами, с толстыми, но тщательно выхоленными руками, с шейным платком, сведенным на минимум, с бесцветными глазами, с жовиальным [Здесь: благодушным (от фр. jovial).] выражением, которое обыкновенно принадлежит людям, совершенно потонувшим в любви к своему благосостоянию и которые могут подняться холодно и без больших усилий до чрезвычайных злодейств.
Все в доме осталось как было: тонконогие белые диванчики в гостиной, обитые глянцевитым серым штофом, протертые и продавленные, живо напоминали екатерининские времена; в гостиной же стояло любимое
кресло хозяйки, с
высокой и прямой спинкой, к которой она и в старости не прислонялась.
Марья Дмитриевна уронила карты и завозилась на
кресле; Варвара Павловна посмотрела на нее с полуусмешкой, потом обратила взоры на дверь. Появился Паншин, в черном фраке, в
высоких английских воротничках, застегнутый доверху. «Мне было тяжело повиноваться; но вы видите, я приехал» — вот что выражало его не улыбавшееся, только что выбритое лицо.
Дедушка приказал нас с сестрицей посадить за стол прямо против себя, а как
высоких детских
кресел с нами не было, то подложили под нас кучу подушек, и я смеялся, как высоко сидела моя сестрица, хотя сам сидел не много пониже.
Бабушка со дня на день становится слабее; ее колокольчик, голос ворчливой Гаши и хлопанье дверями чаще слышатся в ее комнате, и она принимает нас уже не в кабинете, в вольтеровском
кресле, а в спальне, в
высокой постели с подушками, обшитыми кружевами.
Чем
выше все они стали подниматься по лестнице, тем Паша сильнее начал чувствовать запах французского табаку, который обыкновенно нюхал его дядя. В
высокой и пространной комнате, перед письменным столом, на покойных вольтеровских
креслах сидел Еспер Иваныч. Он был в колпаке, с поднятыми на лоб очками, в легоньком холстинковом халате и в мягких сафьянных сапогах. Лицо его дышало умом и добродушием и напоминало собою несколько лицо Вальтер-Скотта.
Генеральша пожелала отдохнуть. Частный пристав Рогуля стремглав бросается вперед и очищает от народа ту часть берегового пространства, которая необходима для того, чтоб открыть взорам
высоких посетителей прелестную картину отплытия святых икон. Неизвестно откуда, внезапно являются стулья и
кресла для генеральши и ее приближенных. Правда, что в помощь Рогуле вырос из земли отставной подпоручик Живновский, который, из любви к искусству, суетится и распоряжается, как будто ему обещали за труды повышение чином.
Гостям были приготовлены длинные скамьи, покрытые парчою и бархатом; государю —
высокие резные
кресла, убранные жемчужными и алмазными кистями.
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил в нем еще в верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень
высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной стене. Между окнами стояли два бюро. По стенам стояло несколько стульев, в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом
кресло Николая, стулья для принимаемых.
Добродушная супруга Николая Артемьевича полулежала в откидном
кресле и нюхала платок с одеколоном; сам он стоял у камина, застегнутый на все пуговицы, в
высоком твердом галстухе и в туго накрахмаленных воротничках, смутно напоминая своей осанкой какого-то парламентского оратора.
Но все дело не в том, и не это меня остановило, и не об этом я размышлял, когда, отворив дверь губернаторского кабинета, среди описанной обстановки увидел пред самым большим письменным столом
высокое с резными украшениями
кресло, обитое красным сафьяном, и на нем… настоящего геральдического льва, каких рисуют на щитах гербов.
Перед большим столом, на
высоких резных
креслах, сидел человек лет пятидесяти.
Длинный стол, крытый зелёным сукном,
кресла с
высокими спинками, золото рам, огромный, в рост человека, портрет царя, малиновые стулья для присяжных, большая деревянная скамья за решёткой, — всё было тяжёлое и внушало уважение.
Около этого стола стояли тяжелые дубовые скамейки и в одном конце
высокое резное
кресло с твердым, ничем не покрытым сиденьем, а возле него в ногах маленькая деревянная скамеечка.
— Ты сядешь рядом со мной, — сказал он, — поэтому сядь на то место, которое будет от меня слева, — сказав это, он немедленно удалился, и в скором времени, когда большинство уселось, я занял
кресло перед столом, имея по правую руку Дюрока, а по левую —
высокую, тощую, как жердь, даму лет сорока с лицом рыжего худого мужчины и такими длинными ногтями мизинцев, что, я думаю, она могла смело обходиться без вилки.
Ее мать, Софья Карловна Норк, тоже была немка русская, а не привозная; да и не только Софья Карловна, а даже ее-то матушка, Мальвина Федоровна, которую лет пятнадцать уже перекатывают по комнатам на особо устроенном
кресле на
высоких колесцах, так и она и родилась и прожила весь свой век на острове.
Звуки эти все слышались ближе и ближе, и, наконец, в противоположной двери показалось
высокое железное
кресло с большими колесами, круглые ободы которых были тщательно обмотаны зеленой суконной покромкой.
На верхней площадке широкого крыльца отеля, внесенная по ступеням в
креслах и окруженная слугами, служанками и многочисленною подобострастною челядью отеля, в присутствии самого обер-кельнера, вышедшего встретить
высокую посетительницу, приехавшую с таким треском и шумом, с собственною прислугою и с столькими баулами и чемоданами, восседала — бабушка!
Бабушка была из крупной породы, и хотя и не вставала с
кресел, но предчувствовалось, глядя на нее, что она весьма
высокого роста.
Исправник только вздохнул и, проведя потом мучительные четверть часа, отправился, наконец, в кабинет, где увидел, что граф стоит, выпрямившись и опершись одною рукою на спинку
кресел, и в этой позе он опять как будто был другой человек, как будто сделался
выше ростом; приподнятый подбородок, кажется, еще
выше поднялся, ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что как будто лицо это никогда даже не улыбалось.
Посреди комнаты стол большой, у окна
кресло мягкое, с одной стороны стола — диван, дорогим ковром покрытый, а перед столом стул с
высокой спинкой, кожею обит. Другая комната — спальня его: кровать широкая, шкаф с рясами и бельём, умывальник с большим зеркалом, много щёточек, гребёночек, пузырьков разноцветных, а в стенах третьей комнаты — неприглядной и пустой — два потайные шкафа вделаны: в одном вина стоят и закуски, в другом чайная посуда, печенье, варенье и всякие сладости.
Против окна стоял письменный стол, покрытый кипою картинок, бумаг, книг, разных видов чернильниц и модных мелочей, — по одну его сторону стоял
высокий трельяж, увитый непроницаемою сеткой зеленого плюща, по другую
кресла, на которых теперь сидел Жорж…
Среди большой, с низким потолком, комнаты стояло массивное
кресло, а в него было втиснуто большое рыхлое тело с красным дряблым лицом, поросшим седым мхом. Верхняя часть этой массы тяжело ворочалась, издавая удушливый храп. За
креслом возвышались плечи какой-то
высокой и дородной женщины, смотревшей в лицо Ипполита Сергеевича тусклыми глазами.
Посреди села находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный дом, давно пустой и печально подавшийся набок; за домом тянулся заброшенный сад; в саду росли старые, бесплодные яблони,
высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых
кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Я положил фуражку; он провел меня в гостиную. В больших
креслах сидела
высокая худощавая дама лет сорока пяти, рядом с нею помещался, должно быть, какой-нибудь помещик, маленький, толстенький, совсем белокурый, с жиденькими, сильно нафабренными усами, закрученными вверх, с лицом одутловатым и подозрительно красным. Лидия разливала чай, около нее сидели чопорно на
высоких детских
креслах две маленькие девочки.
Сзади
кресла на письменном столе
высокая лампа под абажуром из зелёной бумаги.
Только теперь я заметил среди пестроты этой комнаты фигуру хозяина. Он сидел в огромном
кресле, вроде председательского, с очень
высокой спинкой, и теперь сделал движение, как будто хотел подняться мне навстречу. Впрочем, движение это было скорее символическое: выходить из-за стола с близко придвинутым тяжелым
креслом было неудобно. Я и принял это, как величаво-снисходительную любезность, подошел сам и назвал свою фамилию.
[Вольтеровское
кресло — глубокое
кресло с
высокой мягкой спинкой.]
Сначала в карауле все шло хорошо: посты распределены, люди расставлены, и все обстояло в совершенном порядке. Государь Николай Павлович был здоров, ездил вечером кататься, возвратился домой и лег в постель. Уснул и дворец. Наступила самая спокойная ночь. В кордегардии тишина. Капитан Миллер приколол булавками свой белый носовой платок к
высокой и всегда традиционно засаленной сафьянной спинке офицерского
кресла и сел коротать время за книгой.
Платонов. Вот мы и не дома, наконец! Слава тебе, господи! Шесть месяцев не видели мы ни паркета, ни
кресел, ни
высоких потолков, ниже даже людей… Всю зиму проспали в берлоге, как медведи, и только сегодня выползли на свет божий! Сергею Павловичу! (Целуется с Войницевым.)
— Глупости! — сердито говорил о. Игнатий и поднимался с
кресел, все еще прямой и
высокий.
Великолепное богатое знамя, отороченное золотой бахромой, с золотыми кистями по концам, было уже снято с пялец и наброшено, для виду, на
высокую спинку широкого готического
кресла. В нем действительно было на что полюбоваться и было чем похвалиться, и Цезарина сама залюбовалась на свое произведение.
Особа эта состояла на российской государственной службе в ранге тайного советника, занимала очень видное и даже влиятельное место, пользовалась с разных сторон большим решпектом, была украшена различными регалиями и звездами, имела какую-то пожизненную казенную аренду, благоприобретенный капитал в банке, подругу в Средней Подьяческой,
кресло в опере и балете, авторитетный голос в обществе и репутацию в высшей степени благонамеренного человека в
высоких сферах.
Музыкальная дама взмахнула своей палочкой, девочки взяли первые аккорды…
Высокие Гости в сопровождении Maman, подоспевших опекунов, институтского начальства и старших воспитанниц, окруживших Государя и Государыню беспорядочной гурьбой, вошли в зал и заняли места в
креслах, стоявших посередине между портретами Императора Павла I и Царя-Освободителя.
Как я сказал
выше, в казанском обществе я не встречал ни одного известного писателя и был весьма огорчен, когда кто-то из товарищей, вернувшись из театра, рассказывал, что видел ИА.Гончарова в
креслах. Тогда автор „Обломова“ (еще не появившегося в свет) возвращался из своего кругосветного путешествия через Сибирь, побывал на своей родине в Симбирске и останавливался на несколько дней в Казани.
Против Таси, через комнату, широкая арка, за нею темнота проходного закоулка, и дальше чуть мерцающий свет, должно быть из танцевальной залы. Она огляделась. Кто-то тихо говорит справа. На диване, в полусвете единственной лампы, висевшей над
креслом, где она сидела, она различила мужчину с женщиной — суховатого молодого человека в серой визитке и
высокую полногрудую блондинку в черном. Лиц их Тасе не было видно. Они говорили шепотом и часто смеялись.
Вправо,
выше лампы, около бронзового календаря, лежало письмо большого формата. На него действительно попала капля крови. Палтусов издали, стоя за
креслом, прочел адрес:"Госпоже Калгановой — в собственные руки".
Палтусов ожидал вступить в большой, эффектно обстановленный кабинет, а попал в тесную комнату в два узких окна, с изразцовой печкой в углу и письменным столом против двери. Налево — клеенчатый диван, у стола — венский гнутый стул, у печки —
высокая конторка, за
креслом письменного стола — полки с картонами; убранство кабинета для средней руки конториста.