Неточные совпадения
11) Фердыщенко, Петр Петрович, бригадир. Бывший денщик
князя Потемкина. При не весьма обширном уме был косноязычен. Недоимки запустил; любил есть буженину и гуся с капустой. Во время его градоначальствования
город подвергся голоду и пожару. Умер
в 1779 году от объедения.
Затем следует собственно
Город, который из Глупова переименовывается
в"вечно достойныя памяти великого
князя Святослава Игоревича
город Непреклонск".
После нас приехал какой-то
князь, послал
в лавку за шампанским, нет ни одной бутылки во всем
городе, всё офицеры выпили.
Он был на такой ноге
в городе, что пригласительный билет от него мог служить паспортом во все гостиные, что многие молоденькие и хорошенькие дамы охотно подставляли ему свои розовенькие щечки, которые он целовал как будто с отеческим чувством, и что иные, по-видимому, очень важные и порядочные, люди были
в неописанной радости, когда допускались к партии
князя.
Вы слышали от отцов и дедов,
в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и
города были пышные, и храмы, и
князья,
князья русского рода, свои
князья, а не католические недоверки.
— Вчера, у одного сочинителя, Савва Морозов сообщал о посещении промышленниками Витте. Говорил, что этот пройдоха, очевидно, затевает какую-то подлую и крупную игру. Затем сказал, что возможно, — не сегодня-завтра, —
в городе будет распоряжаться великий
князь Владимир и среди интеллигенции, наверное, будут аресты. Не исключаются, конечно, погромы редакций газет, журналов.
Я не застал
В. дома. Он с вечера уехал
в город для свиданья с
князем, его камердинер сказал, что он непременно будет часа через полтора домой. Я остался ждать.
— Вы едете
в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно?
В Пензе лежит
в параличе ваш отец,
князь просил государя вам назначить этот
город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не находите причины благодарить
князя?
Отыскали новое помещение, на Мясницкой. Это красивый дом на углу Фуркасовского переулка. Еще при Петре I принадлежал он Касимовскому царевичу, потом Долгорукову, умершему
в 1734 году
в Березове
в ссылке, затем Черткову, пожертвовавшему свою знаменитую библиотеку
городу, и
в конце концов купчиха Обидина купила его у
князя Гагарина, наследника Чертковых, и сдала его под Кружок.
Это — полуофициальное письмо
князя Васильчикова по поводу назначения отца уездным судьей
в город Житомир.
То ли, что первые великие
князья российские жили
в сем
городе?
Узнав по оставленной ему записке, что
князь в городе, он устремился к нему по сообщенному
в записке адресу.
Был уже двенадцатый час.
Князь знал, что у Епанчиных
в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет
в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку
в Павловск до завтра,
князь решился идти разыскивать дом,
в который ему так хотелось зайти.
— Евгений Павлыч! Это ты? — крикнул вдруг звонкий, прекрасный голос, от которого вздрогнул
князь и, может быть, еще кто-нибудь. — Ну, как я рада, что наконец разыскала! Я послала к тебе
в город нарочного; двух! Целый день тебя ищут!
Но
в тот же вечер, когда
князь на минуту зашел к Ипполиту, капитанша, только что возвратившаяся из
города, куда ездила по каким-то своим делишкам, рассказала, что к ней
в Петербурге заходил сегодня на квартиру Рогожин и расспрашивал о Павловске.
— Наутро я вышел по
городу побродить, — продолжал
князь, лишь только приостановился Рогожин, хотя смех всё еще судорожно и припадочно вздрагивал на его губах, — вижу, шатается по деревянному тротуару пьяный солдат,
в совершенно растерзанном виде.
Старинных бумаг и любопытных документов, на которые рассчитывал Лаврецкий, не оказалось никаких, кроме одной ветхой книжки,
в которую дедушка его, Петр Андреич, вписывал — то «Празднование
в городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его сиятельством
князем Александр Александровичем Прозоровским»; то рецепт грудного декохтас примечанием: «Сие наставление дано генеральше Прасковье Федоровне Салтыковой от протопресвитера церкви Живоначальныя троицы Феодора Авксентьевича»; то политическую новость следующего рода: «О тиграх французах что-то замолкло», — и тут же рядом: «
В Московских ведомостях показано, что скончался господин премиер-маиор Михаил Петрович Колычев.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем
в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к
князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества сердца удерживали ее
в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему по положению и по воспитанию, — и как некогда принесла ему
в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила
в себе чувство ревности, и (что бы там на сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было не от чего…
В губернском
городе в это время проживал некто большой барин
князь Веснев, съехавший
в губернию
в двенадцатом году и оставшийся пока там жить.
Но здесь-то и стережет вас Марья Ивановна; она кстати пожалеет вас, если вы, например, влюблены, кстати посмеется с вами, если вы,
в шутливом русском тоне, рассказываете какую-нибудь новую штуку
князя Чебылкина; но будьте уверены, что завтра же и любовь ваша, и проделка его сиятельства будут известны целому
городу.
Груше было неизвестно и людям строго-настрого наказано было от нее скрывать, что у
князя, до этого случая с Грушею, была
в городе другая любовь — из благородных, секретарская дочка Евгенья Семеновна.
Барыня ему и сказала, что Иван Голован, говорит,
в городе и даже у меня и приставши.
Князь очень этому обрадовался и велел как можно скорее меня к нему прислать, а сам сейчас от нее и уехал.
В день, назначенный Калиновичу для чтения, княгиня с княжной приехали
в город к обеду. Полина им ужасно обрадовалась, а
князь не замедлил сообщить, что для них приготовлен маленькой сюрприз и что вечером будет читать один очень умный и образованный молодой человек свой роман.
— Нет, вы погодите, чем еще кончилось! — перебил
князь. — Начинается с того, что Сольфини бежит с первой станции. Проходит несколько времени — о нем ни слуху ни духу. Муж этой госпожи уезжает
в деревню; она остается одна… и тут различно рассказывают: одни — что будто бы Сольфини как из-под земли вырос и явился
в городе, подкупил людей и пробрался к ним
в дом; а другие говорят, что он писал к ней несколько писем, просил у ней свидания и будто бы она согласилась.
Князь тогда приехал
в город; я, забывши всякий стыд, пошла к нему… на коленях почти умоляла сказать, не знает ли чего о тебе.
— Ужасен! — продолжал
князь. — Он начинает эту бедную женщину всюду преследовать, так что муж не велел, наконец, пускать его к себе
в дом; он затевает еще больший скандал: вызывает его на дуэль; тот, разумеется, отказывается; он ходит по
городу с кинжалом и хочет его убить, так что муж этот принужден был жаловаться губернатору — и нашего несчастного любовника, без копейки денег,
в одном пальто,
в тридцать градусов мороза, высылают с жандармом из
города…
— Allons! — проговорил
князь, соскакивая, и тотчас ввел Калиновича
в садовую аллею, где с первого шага встретили их все декорационные украшения петербургских дач: вдали виднелся один из тех готической архитектуры домиков, которые так красивы и которые можно еще видеть
в маленьких немецких
городах.
В тот же день, вечером, по
городу разнеслась страшная молва, что
князь Иван пойман с фальшивым свидетельством и посажен вице-губернатором
в острог.
Князь Василий Львович привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Дурасову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину; светского молодого богатого шалопая и кутилу Васючкб, которого весь
город знал под этим фамильярным именем, очень приятного
в обществе уменьем петь и декламировать, а также устраивать живые картины, спектакли и благотворительные базары; знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу княгини Веры по Смольному институту, а также своего шурина Николая Николаевича.
— И правда, Вера, — подхватил
князь. — Лучше уж
в это дело никого посторонних не мешать. Пойдут слухи, сплетни… Мы все достаточно хорошо знаем наш
город. Все живут точно
в стеклянных банках… Лучше уж я сам пойду к этому… юноше… хотя Бог его знает, может быть, ему шестьдесят лет?.. Вручу ему браслет и прочитаю хорошую, строгую нотацию.
Берет калечище Акундина за белы руки, ведет его, Акундина, на высок курган, а становивши его на высок курган, говорил такие речи: „Погляди-ка, молодой молодец, на
город Ростиславль, на Оке-реке, а поглядевши, поведай, что деется
в городе Ростиславле?“ Как глянул Акундин
в город во Ростиславль, а там беда великая: исконные слуги молода
князя рязанского, Глеба Олеговича, стоят посередь торга, хотят войной
город отстоять, да силы не хватит.
Наскоро освежила она институтские сведения об отношениях Елены к Менелаю, дополнила их некоторыми биографическими подробностями из жизни великолепного
князя Тавриды и решила, что этого было совершенно достаточно, чтобы воспроизводить «Прекрасную Елену» и «Отрывки из Герцогини Герольштейнской»
в губернских
городах и на ярмарках.
Город пробавлялся новостями, не идущими к нашему делу; то к исправнику поступала жалоба от некоей девицы на начальника инвалидной команды, капитана Повердовню, то Ахилла, сидя на крыльце у станции, узнавал от проезжающих, что чиновник
князь Борноволоков будто бы умер «скорописною смертию», а Туберозов все пребывал
в своей ссылке, и друзья его солидно остепенились на том, что тут «ничего не поделаешь».
Мы должны вступить
в дом акцизного чиновника Бизюкина, куда сегодня прибыли давно жданные
в город петербургские гости: старый университетский товарищ акцизника
князь Борноволоков, ныне довольно видный петербургский чиновник, разъезжающий с целию что-то ревизовать и что-то вводить, и его секретарь Термосесов, также некогда знакомец и одномысленник Бизюкина.
Приехавши
в главный
город края, мы остановились
в большом казенном доме,
в котором мы буквально терялись как
в пустыне (
князь не имел семейства). Было раннее утро, и мне смертельно хотелось спать, но он непременно желал, чтобы немедленно произошло официальное представление, и потому разослал во все концы гонцов с известием о своем прибытии. Через два часа залы дома уже были наполнены трепещущими чиновниками.
Князь К.К. Грузинский, московский актер-любитель, под псевдонимом Звездочкина, сам держал театр, чередуясь с Г.И. Григорьевым, когда последний возвращался
в Тамбов из своих поездок по мелким
городам, которые он больше любил, чем солидную антрепризу
в Тамбове.
По взятии Китай-города и окружающих его предместий раненый Милославский переехал, по приглашению
князя Пожарского,
в собственный дом его, на Лубянку.
— Юрий Дмитрич, — сказал Мансуров, — мы дозволяем тебе пробыть завтрашний день
в Нижнем Новгороде; но я советовал бы тебе отправиться скорее: завтра же весь
город будет знать, что ты прислан от Гонсевского, и тогда, не погневайся, смотри, чтоб с тобой не случилось того же, что с
князем Вяземским. Народ подчас бывает глуп: как расходится, так его ничем не уймешь.
— Так недаром же он стречка дал из Нижнего. Когда
князь Пожарский прибыл к нам
в город, так, говорят, его везде искали, да не нашли… Ну, брат Алексей, ошеломил ты меня!.. Мне все еще не верится…
Венецейцы, греки и морава
Что ни день о русичах поют,
Величают
князя Святослава.
Игоря отважного клянут.
И смеется гость земли немецкой,
Что, когда не стало больше сил.
Игорь-князь
в Каяле половецкой
Русские богатства утопил.
И бежит молва про удалого,
Будто он, на Русь накликав зло.
Из седла, несчастный, золотого
Пересел
в кощеево седло…
Приумолкли
города, и снова
На Руси веселье полегло.
Князь Ингварь,
князь Всеволод!
И вас Мы зовем для дальнего похода,
Трое ведь Мстиславичей у нас,
Шестокрыльцев княжеского рода!
Не
в бою ли вы себе честном
Города и волости достали?
Где же ваш отеческий шелом,
Верный щит, копье из ляшской стали?
Чтоб ворота Полю запереть,
Вашим стрелам время зазвенеть
За Русскую землю,
За Игоревы раны —
Удалого сына Святославича!
Тот Всеслав людей судом судил,
Города Всеслав
князьям делил,
Сам всю ночь, как зверь, блуждал
в тумане.
Вечер —
в Киеве, до зорь —
в Тмуторокани,
Словно волк, напав на верный путь.
Мог он Хорсу бег пересягнуть.
С этой поры род
князей Протозановых надолго исчезает со сцены, и только раз или два, и то вскользь, при Алексее Михайловиче упоминается
в числе «захудалых», но
в правление царевны Софии один из этого рода «захудалых
князей»,
князь Леонтий Протозанов, опять пробился на вид и, получив
в управление один из украйных
городов, сделался «
князем кормленым».
— А я сейчас к малютке вашему заходил, — краснушка
в городе свирепствует! — продолжал Елпидифор Мартыныч, думая этим заинтересовать
князя, но тот все-таки молчал. — Лепетать уж начинает и как чисто при мне выговорил два слова: няня и мама, — прелесть! — подольщался Елпидифор Мартыныч.
После 15 августа Григоровы, Анна Юрьевна и Жиглинские предположили переехать с дач
в город, и накануне переезда
князь, сверх обыкновения, обедал дома. Барон за этим обедом был какой-то сконфуженный.
В половине обеда, наконец, он обратился к княгине и к
князю и проговорил несколько умиленным и торжественным голосом...
Прошло пять месяцев — и вдруг
в Мордасове случилось удивительное происшествие: рано утром
в город въехал
князь К. и остановился
в доме Марьи Александровны.
Мы сказали уже, что
в голове Марьи Александровны еще утром,
в то время когда она гонялась за
князем по
городу, блеснула гениальная мысль.
Сам он завез
князя в город, сам перевез
в гостиницу, а теперь не знал, что и делать с покойником, как и где хоронить, кому дать знать? везти ли тело
в Духаново?
Разумеется, прежде всего нужно объяснить: что удивительного
в том, что
в город въехал
князь К. и остановился у Марьи Александровны, — а для этого, конечно, нужно сказать несколько слов и о самом
князе К. Так я и сделаю.
Скажу более:
князь произвел,
в некотором смысле, переворот
в нашем
городе.