Неточные совпадения
Они ушли. Напрасно я им откликнулся: они б еще с час проискали меня
в саду. Тревога между тем сделалась ужасная. Из крепости прискакал казак. Все зашевелилось; стали искать черкесов во всех кустах — и, разумеется, ничего не нашли. Но многие, вероятно, остались
в твердом убеждении, что если б
гарнизон показал более храбрости и поспешности, то по крайней мере десятка два хищников остались бы на месте.
Казалось,
в этом месте был крепкий и надежный сам собою пункт городской крепости; по крайней мере, земляной вал был тут ниже и не выглядывал из-за него
гарнизон.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские
гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он
в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его
в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведенный
в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
Барабан умолк;
гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел
в крепость.
Строгая немецкая экономия царствовала за его столом, и я думаю, что страх видеть иногда лишнего гостя за своею холостою трапезою был отчасти причиною поспешного удаления моего
в гарнизон.
«А смею спросить, — продолжал он, — зачем изволили вы перейти из гвардии
в гарнизон?» Я отвечал, что такова была воля начальства.
«Здесь живут все еще так, как жили во времена Гоголя; кажется, что девяносто пять процентов жителей — «мертвые души» и так жутко мертвые, что и не хочется видеть их ожившими»… «
В гимназии введено обучение военному строю, обучают офицера местного
гарнизона, и, представь, многие гимназисты искренно увлекаются этой вредной игрой. Недавно один офицер уличен
в том, что водил мальчиков
в публичные дома».
Он развил одни буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно: всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают
в гарнизон или
в Сибирь при первом шаге…
Дворянства
в Сибири нет, а с тем вместе нет и аристократии
в городах; чиновник и офицер, представители власти, скорее похожи на неприятельский
гарнизон, поставленный победителем, чем на аристократию.
Содержась
в Шлиссельбурге, Пассек женился на дочери одного из офицеров тамошнего
гарнизона.
Заколов, будучи пьяной, своего товарища, ушел из Мемеля, где я находился
в гарнизоне.
Он окружил Париж бастионами, распустил национальную гвардию и ввел такую дисциплину
в военном персонале, составляющем местный
гарнизон, что только держись!
Нынешний Порфирий был всегда приветлив, весел, учтив, расторопен и готов на услугу. С удовольствием любил он вспомнить о том, что
в лагерях, на Ходынке, его Перновский полк стоял неподалеку от батальона Александровских юнкеров, и о том, как во время зори с церемонией взвивалась ракета и оркестры всех частей играли одновременно «Коль славен», а потом весь
гарнизон пел «Отче наш».
Об ущербе же его императорского величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным над мною начальникам во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамени, где принадлежу, хотя
в поле, обозе или
гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату) надлежит.
Утром, после переклички, фельдфебель Рукин читает приказ: «По велению государя императора встречающие его части Московского
гарнизона должны быть выведены без оружия. По распоряжению коменданта г. Москвы войска выстроятся шпалерами
в две шеренги от Курского вокзала до Кремля. Александровское военное училище займет свое место
в Кремле от Золотой решетки до Красного крыльца. По распоряжению начальника училища батальон выйдет из помещения
в 11 час.».
— Ура,
гарнизон! Дай повару головой
в брюхо!
Сверх сего, Рейнсдорп, думая уже о безопасности самого Оренбурга, приказал обер-коменданту исправить городские укрепления и привести
в оборонительное состояние.
Гарнизонам же малых крепостей, еще не взятых Пугачевым, велено было идти
в Оренбург, зарывая или потопляя тяжести и порох.
Люди, изнуренные тяжкою работою, почти не спали; ночью половина
гарнизона всегда стояла
в ружье; другой позволено было только сидя дремать.
Осенняя стужа настала ранее обыкновенного. С 14 октября начались уже морозы; 16-го выпал снег. 18-го Пугачев, зажегши свой лагерь, со всеми тяжестями пошел обратно от Яика к Сакмаре и расположился под Бердскою слободою, близ летней сакмарской дороги,
в семи верстах от Оренбурга. Оттоле разъезды его не переставали тревожить город, нападать на фуражиров и держать
гарнизон во всегдашнем опасении.
Но московский
гарнизон был весь отряжен для отвода рекрут, а Томский полк, находившийся
в Москве, содержал караулы на заставах, учрежденных
в 1771 году во время свирепствовавшей чумы.
Гарнизон был умножен отрядом Билова, искавшего
в ней своей безопасности.
Еще колокольня валилась, как уже из крепости загремели пушки;
гарнизон, стоявший
в ружье, тотчас занял развалины колокольни и поставил там батарею.
Разбойник Фирска подступил под Симбирск, убив
в сражении полковника Рычкова, заступившего место Чернышева, погибшего под Оренбургом при начале бунта;
гарнизон изменил ему.
В тридцати верстах от Сакмарского городка находилась крепость Пречистенская. Лучшая часть ее
гарнизона была взята Биловым на походе его к Татищевой. Один из отрядов Пугачева занял ее без супротивления. Офицеры и
гарнизон вышли навстречу победителям. Самозванец, по своему обыкновению, принял солдат
в свое войско и
в первый раз оказал позорную милость офицерам.
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и ставить
в оренбургский магазин четыре года, на каждый год по пятидесяти тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того
в будущий 1754 год, летом построить там своим же коштом, по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и казарм для
гарнизону и провиантский магазин и на все жилые покои
в осеннее и зимнее время ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и
гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота
в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих
в добывании той соли людей (коих человек ста по два и более бывает), имеется там церковь и священник с церковными служителями.
Они, вероятно, думали и то, что сия держава, по покорении Чжуньгарии, вызвала оттуда свои войска обратно, а
в Или и Тарбагатае оставила слабые
гарнизоны, которые соединенными силами легко будет вытеснить;
в переходе же чрез земли киргиз-казаков тем менее предполагали опасности, что сии хищники, отважные пред купеческими караванами, всегда трепетали при одном взгляде на калмыцкое вооружение.
Орская крепость на степной стороне реки Яика,
в двух верстах от реки Ори, выстроена
в 1735 году под названием Оренбурга. Она имела изрядные земляные укрепления.
В ней всегда находился командир Орской дистанции и двойное число
гарнизона по причине близ кочующих орд.
Он
в первую минуту беспорядка принял начальство над
гарнизоном и сделал нужные распоряжения.
Старались удержать
гарнизон в верности и повиновении, повторяя, что позорной изменою никто не спасется от гибели, что бунтовщики, озлобленные долговременным сопротивлением, не пощадят и клятвопреступников.
Офицер, действительно, узнал, где живет этот господин, однако идти к нему раздумал; он решился написать ему письмо и начал было довольно удачно; но ему, как нарочно, помешали: его потребовал генерал, велел за что-то арестовать; потом его перевели
в гарнизон Орской крепости.
Параша. Ну, что ж: один раз умирать-то. По крайности мне будет плакать об чем. Настоящее у меня горе-то будет, самое святое. А ты подумай, ежели ты не будешь проситься на стражение и переведут тебя
в гарнизон: начнешь ты баловаться… воровать по огородам… что тогда за жизнь моя будет? Самая последняя. Горем назвать нельзя, а и счастья-то не бывало, — так, подлость одна. Изомрет тогда мое сердце, на тебя глядя.
Именно от этой многословной краткости, от этих раздражающих Токевилей и Бисмарков я бежал из провинции, и именно ее-то я и обрел опять
в Петербурге. Все, что
в силах что-нибудь деятельно напакостить, все, что не чуждо азбуке, — все это устремилось
в Петербург, оставив на местах лишь
гарнизон в тесном смысле этого слова, то есть людей, буквально могущих только хлопать глазами и таращить их…
В то время как мы еще не храбровали, как теперь, Данцигский
гарнизон был вдвое сильнее всего нашего блокадного корпуса, который вдобавок был растянут на большом пространстве и, следовательно, при каждой вылазке французов должен был сражаться с неприятелем,
в несколько раз его сильнейшим; положение полка, а
в особенности роты, к которой я был прикомандирован, было весьма незавидно: мы жили вместе с миллионами лягушек, посреди лабиринта бесчисленных канав, обсаженных единообразными ивами; вся рота помещалась
в крестьянской избе, на небольшом острове, окруженном с одной стороны разливом, с другой — почти непроходимой грязью.
Дабы предупредить эти эмиграции, которые, уменьшая число жителей крепости, способствовали
гарнизону долее
в ней держаться, отдан был строгой приказ не пропускать их сквозь нашу передовую цепь: и эти несчастные должны были оставаться на нейтральной земле, среди наших и неприятельских аванпостов, под открытым небом, без куска хлеба и, при первом аванпостном деле, между двух перекрестных огней.
— Послушай, Владимир! — сказал Зарецкой, обнимая
в последний раз Рославлева, — говорят, что
в Данциге тысяч тридцать
гарнизона, а что всего хуже — этим
гарнизоном командует молодец Рапп, так вы не скоро добьетесь толку и простоите долго на одном месте.
Находясь позади всех наших линий и верстах
в пяти от траншей, коими обхвачены были все передовые укрепления неприятельские, сей резервный отряд смотрел только за тем, чтоб деревенские жители не провозили морем
в осажденный город съестных припасов,
в которых
гарнизон давно уже нуждался.
К вечеру канонерка подошла к Барии, находящейся у реки того же названия и составляющей главный пункт у западной границы французской колонии. Прежде тут был большой город, но во время войны французы сожгли его, оставив нетронутой одну деревню анамитов-католиков. Теперь французы все помещаются
в форте и
в деревне, и помещаются очень плохо. Начальник барийского
гарнизона, он же и начальник провинции, принял Ашанина с чисто французской любезностью и предложил ему поместиться у поручика-префекта.
Ежедневно, с 3 ч. утра и до 6 вечера половина
гарнизона ходила
в экспедицию, отыскивая инсургентов.
Благодаря любезному разрешению адмирала Бонара побывать внутри страны и видеть все, что хочет, Ашанин вскоре отправился
в Барию, один из больших городов Кохинхины, завоеванной французами. Почти все анамитские города и селения стоят на реках, и потому сообщение очень удобное. Ежедневно
в 8 часов утра из Сайгона отправляются
в разные французские посты и города, где находятся
гарнизоны, военные канонерские лодки, неглубоко сидящие
в воде, доставляют туда провизию, почту и перевозят людей.
По ночам
гарнизон бывал вечно
в тревожном ожидании нападения.
Из 600 солдат барийского
гарнизона 200 были отправлены
в госпиталь
в Сайгон, а 100 слабых лежали
в каком-то сарае, едва защищенные от солнца, искусанные москитами, которых
в Кохинхине масса…
Весь военный элемент сводился к
гарнизону, к крепостному управлению, жандармерии, к персоналу адъютантов, из которых двое — один молодой, другой уже
в майорском чине — сделались „притчей во языцех“ своей франтоватостью.
В залах вокзала везде было оживление, лица смотрели светло и празднично. Железнодорожный машинист, окруженный кучкой солдат, читал им требования, предъявленные главнокомандующему читинским
гарнизоном...
Мы пошли записываться.
В конце платформы, рядом с пустынным, бездеятельным теперь управлением военного коменданта, было небольшое здание, где дежурные агенты производили запись. На стене, среди железнодорожных расписаний и тарифов, на видном месте висела телеграмма из Иркутска;
в ней сообщалось, что «войска иркутского
гарнизона перешли на сторону народа». Рядом висела социал-демократическая прокламация. Мы записались на завтра у дежурного агента, вежливо и толково дававшего объяснения на все наши вопросы.
Местный
гарнизон вместе с народом демонстрировал на улицах с красными флагами; по городу,
в сопровождении двух казаков, разъезжал новый революционный губернатор, прапорщик Козьмин; шли выборы
в городскую думу на основе четырехчленной формулы.
Увлекающийся Павел Петрович считая уже себя обладателем острова Мальты, занятого еще французами, приказал президенту академии наук, барону Николаи,
в издаваемом от академии наук календаре означить этот остров «губерниею Российской империи» и назначил туда русского коменданта, с трехтысячным
гарнизоном.
«Баталия мне лучше, чем лопата извести и пирамида кирпича», — пишет он Хвостову. «Мне лучше — 2000 человек
в поле, чем — 20 000
в гарнизоне!» — жалуется он также и Турчанинову.
Тут узнали, что Александр Васильевич уже с час находится
в крепости, что он приехал
в крестьянской лодке с одним гребцом,
в чухонском кафтане, строго приказав молчать о своем приезде, пошел прямо
в церковь, приложился к кресту, осмотрел
гарнизон, арсенал, лазарет, казармы и приказал сделать три выстрела из пушек.
Легкий отряд Чернышова, которым командовал Тотлебен, напал на этот город внезапно.
Гарнизон Берлина состоял всего из трех батальонов. Поспешно бросились к нему на помощь небольшие прусские отряды. Пруссаков разогнали, и
в то время, когда сам Фридрих спешил к своей столице, она была занята русскими, которые наложили на нее контрибуцию и, разграбив окрестности,
в особенности загородные дворцы, поспешно ушли. На Берлин же направились австрийцы под предводительством Ласси, но опоздали.