Неточные совпадения
Личное дело, занимавшее Левина во время разговора его с братом, было следующее:
в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на приказчика, Левин употребил свое средство успокоения — взял у мужика косу и
стал косить.
— Мы с ним большие друзья. Я очень хорошо знаю его.
Прошлую зиму, вскоре после того… как вы у нас были, — сказала она с виноватою и вместе доверчивою улыбкой, у Долли дети все были
в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете себе представить, — говорила она шопотом. — ему так жалко
стало ее, что он остался и
стал помогать ей ходить за детьми. Да; и три недели прожил у них
в доме и как нянька ходил за детьми.
Ну, бог тебя суди;
Уж, точно,
стал не тот
в короткое ты время;
Не
в прошлом ли году,
в конце,
В полку тебя я знал? лишь утро: ногу
в стремя
И носишься на борзом жеребце;
Осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла.
А вообще Самгин незаметно для себя
стал воспринимать факты политической жизни очень странно: ему казалось, что все, о чем тревожно пишут газеты, совершалось уже
в прошлом. Он не пытался объяснить себе, почему это так? Марина поколебала это его настроение. Как-то, после делового разговора, она сказала...
Она
стала наблюдать за собой и с ужасом открыла, что ей не только стыдно
прошлого своего романа, но и героя… Тут жгло ее и раскаяние
в неблагодарности за глубокую преданность ее прежнего друга.
Представь, Петр Ипполитович вдруг сейчас
стал там уверять этого другого рябого постояльца, что
в английском парламенте,
в прошлом столетии, нарочно назначена была комиссия из юристов, чтоб рассмотреть весь процесс Христа перед первосвященником и Пилатом, единственно чтоб узнать, как теперь это будет по нашим законам и что все было произведено со всею торжественностью, с адвокатами, прокурорами и с прочим… ну и что присяжные принуждены были вынести обвинительный приговор…
— Болен, друг, ногами пуще; до порога еще донесли ноженьки, а как вот тут сел, и распухли. Это у меня с
прошлого самого четверга, как
стали градусы (NB то есть
стал мороз). Мазал я их доселе мазью, видишь; третьего года мне Лихтен, доктор, Едмунд Карлыч,
в Москве прописал, и помогала мазь, ух помогала; ну, а вот теперь помогать перестала. Да и грудь тоже заложило. А вот со вчерашнего и спина, ажно собаки едят… По ночам-то и не сплю.
И теперь она ему нравилась, очень нравилась, но чего-то уже недоставало
в ней, или что-то было лишнее, — он и сам не мог бы сказать, что именно, но что-то уже мешало ему чувствовать, как прежде. Ему не нравилась ее бледность, новое выражение, слабая улыбка, голос, а немного погодя уже не нравилось платье, кресло,
в котором она сидела, не нравилось что-то
в прошлом, когда он едва не женился на ней. Он вспомнил о своей любви, о мечтах и надеждах, которые волновали его четыре года назад, — и ему
стало неловко.
В статьях этих я жил вместе с войной и писал
в живом трепетании события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к мыслям моим о судьбе России примешивается много горького пессимизма и острой печали от разрыва с великим
прошлым моей родины.
Как именно случилось, что девушка с приданым, да еще красивая и, сверх того, из бойких умниц, столь нередких у нас
в теперешнее поколение, но появлявшихся уже и
в прошлом, могла выйти замуж за такого ничтожного «мозгляка», как все его тогда называли, объяснять слишком не
стану.
— Дурак, — засмеялся Иван, — что ж я вы, что ли,
стану тебе говорить. Я теперь весел, только
в виске болит… и темя… только, пожалуйста, не философствуй, как
в прошлый раз. Если не можешь убраться, то ври что-нибудь веселое. Сплетничай, ведь ты приживальщик, так сплетничай. Навяжется же такой кошмар! Но я не боюсь тебя. Я тебя преодолею. Не свезут
в сумасшедший дом!
В заливе Джигит нам пришлось просидеть около двух недель. Надо было дождаться мулов во что бы то ни
стало: без вьючных животных мы не могли тронуться
в путь. Воспользовавшись этим временем, я занялся обследованием ближайших окрестностей по направлению к заливу Пластун, где
в прошлом году у Дерсу произошла встреча с хунхузами. Один раз я ходил на реку Кулему и один раз на север по побережью моря.
Сначала его никто не слушал, потом притих один спорщик, за ним другой, третий, и скоро на таборе совсем
стало тихо. Дерсу пел что-то печальное, точно он вспомнил родное
прошлое и жаловался на судьбу. Песнь его была монотонная, но
в ней было что-то такое, что затрагивало самые чувствительные струны души и будило хорошие чувства. Я присел на камень и слушал его грустную песню. «Поселись там, где поют; кто поет, тот худо не думает», — вспомнилась мне старинная швейцарская пословица.
Часов
в 8 утра солнечные лучи прорвались сквозь тучи и
стали играть
в облаках тумана, освещая их своим золотистым светом. Глядя на эту картину, я мысленно перенесся
в глубокое
прошлое, когда над горячей поверхностью земли носились еще тяжелые испарения.
Они
в Твери были боярами,
в Москве
стали только окольничими,
в Петербурге
в прошлом веке бывали генерал — аншефами, — конечно, далеко не все: фамилия разветвилась очень многочисленная, так что генерал — аншефских чинов не достало бы на всех.
Задатки
в прошлой жизни были; но чтобы
стать таким особенным человеком, конечно, главное — натура.
Недурен был эффект выдумки, которая повторялась довольно часто
в прошлую зиму
в домашнем кругу, когда собиралась только одна молодежь и самые близкие знакомые: оба рояля с обеих половин сдвигались вместе; молодежь бросала жребий и разделялась на два хора, заставляла своих покровительниц сесть одну за один, другую за другой рояль, лицом одна прямо против другой; каждый хор
становился за своею примадонною, и
в одно время пели: Вера Павловна с своим хором: «La donna е mobile», а Катерина Васильевна с своим хором «Давно отвергнутый тобою», или Вера Павловна с своим хором какую-нибудь песню Лизетты из Беранже, а Катерина Васильевна с своим хором «Песню о Еремушке».
— Очень дурно. — Лопухов
стал рассказывать то, что нужно было знать г-же Б., чтобы
в разговорах с Верою избегать предметов, которые напоминали бы девушке ее
прошлые неприятности. Г-жа Б. слушала с участием, наконец, пожала руку Лопухову...
В парижских кафе, которые
стали опасным местом, я вообще никогда не бывал и
в прошлом.
В прошлом он хотел
стать католическим монахом, и свою фанатическую веру он перенес на коммунизм.
Тогда еще Большая Дмитровка была сплошь дворянской: Долгорукие, Долгоруковы, Голицыны, Урусовы, Горчаковы, Салтыковы, Шаховские, Щербатовы, Мятлевы… Только позднее дворцы
стали переходить
в руки купечества, и на грани настоящего и
прошлого веков исчезли с фронтонов дворянские гербы, появились на стенах вывески новых домовладельцев: Солодовниковы, Голофтеевы, Цыплаковы, Шелапутины, Хлудовы, Обидины, Ляпины…
Трактир Тестова был из тех русских трактиров, которые
в прошлом столетии были
в большой моде, а потом уже
стали называться ресторанами.
В девяностых годах
прошлого столетия разбогатевшие страховые общества, у которых кассы ломились от денег, нашли выгодным обратить свои огромные капиталы
в недвижимые собственности и
стали скупать земли
в Москве и строить на них доходные дома. И вот на Лубянской площади, между Большой и Малой Лубянкой, вырос огромный дом. Это дом страхового общества «Россия», выстроенный на владении Н. С. Мосолова.
Это были два самых ярких рассказа пани Будзиньской, но было еще много других — о русалках, о ведьмах и о мертвецах, выходивших из могил. Все это больше относилось к
прошлому. Пани Будзиньская признавала, что
в последнее время народ
стал хитрее и поэтому нечисти меньше. Но все же бывает…
Все мысли и чувства Аграфены сосредоточивались теперь
в прошлом, на том блаженном времени, когда была жива «сама» и дом стоял полною чашей. Не
стало «самой» — и все пошло прахом. Вон какой зять-то выворотился с поселенья. А все-таки зять, из своего роду-племени тоже не выкинешь. Аграфена являлась живою летописью малыгинской семьи и свято блюла все, что до нее касалось. Появление Полуянова с особенною яркостью подняло все воспоминания, и Аграфена успела, ставя самовар, всплакнуть раз пять.
Отщепленной от народного целого интеллигенции всего мира поверилось, что она окончательно вступила
в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков
прошлого, что знанием для нее исчерпывается восприятие мира и сознательное отношение к миру, что все человечество тогда лишь
станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей души семя веры и отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию.
— Вскидчива; ибо вмале не вцепилась мне
прошлый раз
в волосы за один разговор. Апокалипсисом
стал отчитывать.
Убыли много
в наших рядах. С
прошлого ноября 53 не
стало восьмерых. Аминь.
Он был из числа тех людей, которые, после того как оставят студенческие аудитории,
становятся вожаками партий, безграничными властителями чистой и самоотверженной совести, отбывают свой политический стаж где-нибудь
в Чухломе, обращая острое внимание всей России на свое героически-бедственное положение, и затем, прекрасно опираясь на свое
прошлое, делают себе карьеру благодаря солидной адвокатуре, депутатству или же женитьбе, сопряженной с хорошим куском черноземной земли и с земской деятельностью.
Здоровье моей матери видимо укреплялось, и я заметил, что к нам
стало ездить гораздо больше гостей, чем прежде; впрочем, это могло мне показаться:
прошлого года я был еще мал, не совсем поправился
в здоровье и менее обращал внимания на все происходившее у нас
в доме.
Прошлую весну совсем было здесь нас залило, ну, я, признаться, сам даже предложил: «Не помолебствовать ли, друзья?» А они
в ответ: «Дождь-то ведь от облаков; облака, что ли, ты заговаривать
станешь?» От кого, смею спросить, они столь неистовыми мыслями заимствоваться могли?
— Сделайте ваше одолжение! зачем же им сообщать! И без того они ко мне ненависть питают! Такую, можно сказать, мораль на меня пущают: и закладчик-то я, и монетчик-то я! Даже на каторге словно мне места нет! Два раза дело мое с господином Мосягиным поднимали!
Прошлой зимой,
в самое, то есть, бойкое время, рекрутский набор был, а у меня, по их проискам, два питейных заведения прикрыли! Бунтуют против меня — и кончено дело!
Стало быть, ежели теперича им еще сказать — что же такое будет!
Кончив с этим, они снова
стали вспоминать о своем родном селе: он шутил, а она задумчиво бродила
в своем
прошлом, и оно казалось ей странно похожим на болото, однообразно усеянное кочками, поросшее тонкой, пугливо дрожащей осиной, невысокою елью и заплутавшимися среди кочек белыми березами.
Законоучитель Введенский был вдовец, академик и человек очень самолюбивый. Еще
в прошлом году он встретился
в одном обществе с отцом Смоковникова и, столкнувшись о ним
в разговоре о вере,
в котором Смоковников разбил его по всем пунктам и поднял на смех, решил обратить особенное внимание на сына и, найдя
в нем такое же равнодушие к Закону Божию, как и
в неверующем отце,
стал преследовать его и даже провалил его на экзамене.
Жизнь
становилась все унылее и унылее. Наступила осень, вечера потемнели, полились дожди, парк с каждым днем все более и более обнажался; потом пошел снег, настала зима.
Прошлый год обещал повториться
в мельчайших подробностях, за исключением той единственной светлой минуты, которая напоила ее сердце радостью…
Я возвратился
в Париж осенью
прошлого года. Я ехал туда с гордым чувством: республика укрепилась, говорил я себе,
стало быть, законное правительство восторжествовало. Но при самом въезде меня возмутило одно обстоятельство. Париж… вонял!! 39 Еще летом
в Эмсе, когда мне случалось заметить, что около кургауза пахнет не совсем благополучно, мне говорили: это еще что! вот
в Мариенбаде или
в Париже, ну, там действительно…
Обе дамы имели весьма слабое понятие о нашей пространной и отдаленной родине; г-жа Розелли, или, как ее чаще звали, фрау Леноре, даже повергла Санина
в изумление вопросом: существует ли еще знаменитый, построенный
в прошлом столетии, ледяной дом
в Петербурге, о котором она недавно прочла такую любопытную
статью в одной из книг ее покойного мужа: «Bellezze delle arti»?
Вспомнив, как Володя целовал
прошлого года кошелек своей барышни, я попробовал сделать то же, и действительно, когда я один вечером
в своей комнате
стал мечтать, глядя на цветок, и прикладывать его к губам, я почувствовал некоторое приятно-слезливое расположение и снова был влюблен или так предполагал
в продолжение нескольких дней.
— Ну, стыд не велик. Я еще твоя должница.
В прошлом году ты мне шевровые башмаки подарил. Но к чему мне шевро? Я не модница. Стара
стала. Я пошла
в этот магазин, где ты покупал, и там хорошие прюнелевые ботинки присмотрела и разницу себе взяла. Ну, что же, пяти целковых тебе довольно? Хватит?
С этого момента, по мере того как уходит
в глубь
прошлого волшебный бал, но все ближе, нежнее и прекраснее рисуется
в воображении очаровательный образ Зиночки и все тревожнее
становятся ночи Александрова, — им все настойчивее овладевает мысль написать Зиночке Белышевой письмо.
Сотрудники жили настоящим днем, не заглядывая
в прошлое: приходили со
статьями, за гонораром, собирались составлять номера по субботам, видели тех, кто перед глазами, а
в прошлое не заглядывали.
Отец Захария
в прошлый урок
в третьем классе задал о Промысле и истолковал его, и
стал сегодня отбирать заданное; но один ученик, бакалейщика Лялина сын, способнейший мальчик Алиоша, вдруг ответил, что „он допускает только Бога Творца, но не признает Бога Промыслителя“.
Очутясь между протопопом Савелием и его
прошлым,
станем тихо и почтительно слушать тихий шепот его старческих уст, раздающийся
в глухой тиши полуночи.
Она уже писала Варваре
в ответ на ее просьбы
в прошлом году, что не
станет просить за Варварина жениха, а за мужа — другое дело, при случае можно будет попросить.
Иногда вставало
в памяти мохнатое лицо дяди Марка, но оно
становилось всё более отдалённым, расплываясь и отходя
в обидное
прошлое.
— Собралось опять наше трио, — заговорил он, —
в последний раз! Покоримся велениям судьбы, помянем
прошлое добром — и с Богом на новую жизнь! «С Богом,
в дальнюю дорогу», — запел он и остановился. Ему вдруг
стало совестно и неловко. Грешно петь там, где лежит покойник; а
в это мгновение,
в этой комнате, умирало то
прошлое, о котором он упомянул,
прошлое людей, собравшихся
в нее. Оно умирало для возрождения к новой жизни, положим… но все-таки умирало.
Я еще
прошлой ночью решил во что бы то ни
стало высказаться
в этот вечер.
Уж я после узнал, что меня взяли
в ватагу
в Ярославле вместо умершего от холеры, тело которого спрятали на расшиве под кичкой — хоронить
в городе боялись, как бы задержки от полиции не было… Старые бурлаки, люди с бурным
прошлым и с юности без всяких паспортов, молчали: им полиция опаснее холеры. У половины бурлаков паспортов не было. Зато хозяин уж особенно ласков
стал: три раза
в день водку подносил с отвалом, с привалом и для здоровья.
— Кажись, по муромской. Кабы знато да ведано, так я меж слов повыспросил бы у боярских холопей: они часто ко мне наезжают. Вот дней пять тому назад ночевал у меня Омляш; его посылали тайком к боярину Лесуте-Храпунову; от него бы я добился, как проехать на Теплый
Стан; хоть он смотрит медведем, а под хмельком все выболтает.
В прошлый раз как он вытянул целый жбан браги, так и принялся мне рассказывать, что у них на хуторе…
— Максим Николаич, барин из-под Славяносербска,
в прошлом годе тоже повез своего парнишку
в учение. Не знаю, как он там
в рассуждении наук, а парнишка ничего, хороший… Дай бог здоровья, славные господа. Да, тоже вот повез
в ученье…
В Славяносербском нету такого заведения, чтоб,
стало быть, до науки доводить. Нету… А город ничего, хороший… Школа обыкновенная, для простого звания есть, а чтоб насчет большого ученья, таких нету…. Нету, это верно. Тебя как звать?