Неточные совпадения
Следователь сидел
в чистой
горнице и пил водку с Ястребовым, который подробно объяснял приисковую терминологию — что такое россыпь, разрез, борта россыпи, ортовые работы, забои, шурфы и т. д. Следователь был пожилой лысый мужчина с рыжеватой бородкой и
темными умными глазами. Он испытующе смотрел на массивную фигуру Ястребова и
в такт его объяснений кивал своей лысой прежде времени головой.
Нюрочка торопливо вбежала на крыльцо, прошла
темные сени и, отворив двери, хотела броситься прямо на шею старушке, но
в горнице сидела мастерица Таисья и еще какая-то незнакомая молодая женщина вся
в темном.
У нас
в доме была огромная зала, из которой две двери вели
в две небольшие
горницы, довольно
темные, потому что окна из них выходили
в длинные сени, служившие коридором;
в одной из них помещался буфет, а другая была заперта; она некогда служила рабочим кабинетом покойному отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Слепо, как обожжённый, он вбежал
в горницу и, не видя отцова лица, наскакивая на его
тёмное тело, развалившееся на скамье у стола, замахал сжатыми кулаками.
В брагинском доме было тихо, но это была самая напряженная, неестественная тишина. «Сам» ходил по дому как ночь
темная; ни от кого приступу к нему не было, кроме Татьяны Власьевны. Они запирались
в горнице Гордея Евстратыча и подолгу беседовали о чем-то. Потом Гордей Евстратыч ездил
в Полдневскую один, а как оттуда вернулся, взял с собой Михалка, несколько лопат и кайл и опять уехал. Это были первые разведки жилки.
Одевшись, он тяжело вздохнул и, поблагодарив хозяев и простившись с ними, вышел из теплой, светлой
горницы в темные, холодные, гудевшие от рвавшегося
в них ветра и занесенные снегом через щели дрожавших дверей сени и оттуда — на
темный двор.
Крепкий запах пота девок, смешанный с тяжёлым запахом больного, наполнял
горницу,
в окна вместе с солнцем смотрели чумазые рожи детей, к спинке кровати были прикреплены две восковые свечи, тихо колебались бледные огоньки с
тёмными зрачками внутри, похожие на чьи-то робкие, полуслепые глаза.
Приподняв фонарь, он осветил
горницу: стражник лежал
в переднем углу под столом, так что видны были только его голые, длинно вытянутые ноги, чёрные от волос; они тяжко упирались согнутыми пальцами
в мокрый,
тёмный пол, будто царапая его, а большие круглые пятки разошлись странно далеко врозь. Авдотья лежала у самого порога, тоже вверх спиной, подогнув под себя руки; свет фонаря скользил по её жёлтому, как масло, телу, и казалось, что оно ещё дышит, живёт.
Взошедши
в келью, для него приготовленную, Феодор бросился на скудную постель из банановых листьев и не тушил еще лампы, как вдруг начала отворяться дверь и тихо-тихо взошла какая-то старуха с
темным, загорелым лицом наших цыган, с впалыми щеками и неверным взглядом; украдкой окинув
горницу, она сказала: «Служитель Христов, есть человек, нуждающийся
в твоей помощи; не откажись идти за мною».
Удовольствие мое тускло,
темнело; к этому прибавилась еще причина; кто не был
в тюрьме, тот вряд ли поймет чувство, с которым узник смотрит на своих провожатых, которые смотрят на него, как на дикого зверя, — Я хотел уже возвратиться
в свою маленькую
горницу, хотел опять дышать ее сырым, каменным воздухом и с какою-то ненавистью видел, что и это удовольствие, к которому я так долго приготовлялся, отравлено, как вдруг мне попалась на глаза беседка на краю ограды.
Стал середь
горницы Карп Алексеич. «Алешку Лохматого дьявол принес, — подумал он. — Наташка не проболталась ли?.. Ишь каким барином!.. На Чапуринских!.. Ну, да ведь я не больно испужался: чуть что — десятских, да
в темную…»
Горницы Патапа Максимыча, бывшие до тех пор Алексею за диковину,
в сравненьи с этими показались
темными клевуха́ми.
Вдруг лицо Лейлы-Фатьмы, до сих пор спокойное, исказилось до неузнаваемости. Точно страшная судорога свела ее лоб, нос и губы. Глаза разом расширились и запылали таким безумным огнем, какого я еще не видала
в глазах людей. Она быстро схватила меня за руку и подвела к
темному маленькому окошку
в углу
горницы.
И, взяв Самоквасова за руку, повела его по
темным переходам. Распахнув дверь во Фленушкины
горницы, втолкнула туда его, а сама тихим, смиренным шагом пошла
в сторону.
А лодки нет! На дворе
темнеет, и
в горнице зажигают сальную свечу. Петр Петрович долго расспрашивает меня о том, куда и зачем я еду, будет ли война, сколько стоит мой револьвер, но уж и ему надоело говорить; сидит он молча за столом, подпер щеки кулаками и задумался. На свечке нагорел фитиль. Отворяется бесшумно дверь, входит дурачок и садится на сундук; он оголил себе руки до плеч, а руки у него худые, тонкие, как палочки. Сел и уставился на свечку.
—
В это же время, матушка Наталья Федоровна, — говорила жена смотрителя, знакомая давно с Аракчеевой, она знала, что та не любила, чтобы ее титуловали «графиней» или «сиятельством», — мороз был еще сильней, чем сегодняшний, дня четыре уже будет тому назад, да и
темней было, не
в пример, чем теперь, слышу я кто-то на крыльцо вбежал, отворил дверь и шасть
в горницу.
Он совершенно спокойно стал ходить по
горнице избы, даже заглянул
в другую
темную горницу, представлявшую из себя такой же, если не больший склад трав, кореньев, шкур животных и крыльев птиц, этих таинственных и загадочных предметов.