Неточные совпадения
(Я лечил ее, когда
на пожаре на нее упала матица)», думал он,
глядя на худую бабу, которая, двигая граблями зерно, напряженно ступала чернозагорелыми босыми ногами по неровному жесткому току.
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля;
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила
пожарНетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть
на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где
пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Потом он взглянет
на окружающее его, вкусит временных благ и успокоится, задумчиво
глядя, как тихо и покойно утопает в
пожаре зари вечернее солнце, наконец решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия.
Автомобиль бешено удирал от пожарного обоза, запряженного отличными лошадьми. Пока не было телефонов,
пожары усматривали с каланчи пожарные. Тогда не было еще небоскребов, и вся Москва была видна с каланчи как
на ладони.
На каланче, под шарами, ходил день и ночь часовой. Трудно приходилось этому «высокопоставленному» лицу в бурю-непогоду, особенно в мороз зимой, а летом еще труднее: солнце печет, да и
пожары летом чаще, чем зимой, — только
гляди, не зевай! И ходит он кругом и «озирает окрестности».
— Что, мол,
пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он
глядел,
глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат
на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Медленно идя по шоссе, с трудом волоча ноги в огромных калошах, Ромашов неотступно
глядел на этот волшебный
пожар.
Я отворил сразу дверь, да как крикну,
глядя на него: «
Пожар!
— Ты, голова,
гляди, не выдумай чего,
на грех! Ишь ты, —
пожары ему приятны!
—
На горе стоял,
на пожар глядел.
Где ж
пожар? пешеходы
глядят.
Чу! неистовый топот раздался,
И
на бочке верхом полицейский солдат,
Медной шапкой блестя, показался.
Вот другой — не поспеешь считать!
Мчатся вихрем красивые тройки.
Осторожней, пожарная рать!
Кони сытые слишком уж бойки.
Он молча кивнул головой,
глядя, как в селе над церковью,
на красном небе, точно головни в зареве;
пожара, мелькают галки, — у него в душе тоже вились стаи чёрных, нелюдимых дум.
— Ах, Фленушка, Фленушка! Как же я без тебя исстрадалась!.. — с жаром и нежною лаской заговорила Манефа, гладя ее по голове. — Чуяло мое сердце, что у вас недоброе что-то идет!.. И когда разгорелся
пожар, чего-то, чего я не передумала,
глядя на дымные небеса… Радость ты моя!.. Кажется, если б что случилось, дня не пережила бы… Измучилась, исстрадалась я дó смерти.
Правеж чернобылью порос, от бани следов не осталось, после Нифонтова
пожара Миршень давно обстроилась и потом еще не один раз после
пожаров перестраивалась, но до сих пор кто из церкви ни пойдет, кто с базару ни посмотрит, кто ни
глянет из ворот, у всякого что бельмы
на глазах за речкой Орехово поле, под селом Рязановы пожни, а по краю небосклона Тимохин бор.
Взойдя по исковерканному
пожаром или орудийными снарядами крылечку, Игорь и Милица очутились в небольшой горенке с огромной печью в углу. В другом углу висело распятие, украшенное засохшим венком из полевых цветов. Часть потолка отсутствовала совсем и кусок голубого неба
глядел внутрь избушки. Там не было ни души. Уставшие до полусмерти, оба юные разведчики опустились
на лавку.
— Весною вы разыгрались, весело было
на вас
глядеть, да только недолго получал я это веселье. Сейчас же вы и скисли. А когда теперь
гляжу, как вы работаете, то откровенно скажу: не чувствую я, что вы ударницы. Вот когда талоны
на материю получать, тогда — да! Тогда сразу я чувствую, что в этом деле вы ударницы. Вопрос теперь становится перед вами всерьез. Весною мы больше резвились, спички жгли для забавы, а теперь нам нужно зачинать большой
пожар на весь завод. Вот вам истина, от которой не уйдете.
— Скаль зубки. Конечно, есть приметы сырые: нос чешется — в рюмку
глядеть. Другие ротмистры и без этого выпивают… Наши пензенские приметы тонкие, со всех сторон обточены. Не соврут… Скажем, конь ржет — всякий дурак знает — к добру. А вот ежели вороной жеребец в полночь
на конюшне заржет — беда!
Пожар в этом доме в ту же ночь жди. Хоть в шубе-калошах спать ложись.