Неточные совпадения
Ребята, свесив
головыС полатей, не шелохнутся...
В деле своем купцы повинились, изъясняясь, что немного пошалили; носились слухи, будто при повинной
голове они приложили по четыре государственные каждый; впрочем, дело слишком темное; из учиненных выправок и следствий оказалось, что устьсысольские
ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших.
Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса: «Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало.
Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею
головою».
— Право,
ребята, помяните мое слово, — продолжал первый голос, — у кого грудь ввалилась, волосы из дымчатых сделались красными, глаза ушли в лоб, — тот беспременно умрет… Прощай, Мотенька: мы тебе гробок сколотим да поленцо в
голову положим…
— Можно, — ответил Ермолай с обычной своей невозмутимостью. — Вы про здешнюю деревню сказали верно; а только в этом самом месте проживал один крестьянин. Умнеющий! богатый! Девять лошадей имел. Сам-то он помер, и старший сын теперь всем орудует. Человек — из глупых глупый, ну, однако, отцовское добро протрясти не успел. Мы у него лошадьми раздобудемся. Прикажите, я его приведу. Братья у него, слышно,
ребята шустрые… а все-таки он им
голова.
— А Господь ведает, батюшка, — отвечала старуха, — и, наклонившись вперед, положила свою сморщенную темную руку на
голову мальчишки, — слышно, наши
ребята жида бьют.
— Господин почтенный, едем мы с честного пирка, со свадебки; нашего молодца, значит, женили; как есть уложили:
ребята у нас все молодые,
головы удалые — выпито было много, а опохмелиться нечем; то не будет ли ваша такая милость, не пожалуете ли нам деньжонок самую чуточку, — так, чтобы по косушке на брата? Выпили бы мы за ваше здоровье, помянули бы ваше степенство; а не будет вашей к нам милости — ну, просим не осерчать!
— Свадьбу? Дал бы я тебе свадьбу!.. Ну, да для именитого гостя… завтра вас поп и обвенчает. Черт с вами! Пусть комиссар увидит, что значит исправность! Ну,
ребята, теперь спать! Ступайте по домам!.. Сегодняшний случай припомнил мне то время, когда я… — При сих словах
голова пустил обыкновенный свой важный и значительный взгляд исподлобья.
Заходившие сюда бабы всегда завидовали Таисье и, покачивая
головами, твердили: «Хоть бы денек пожить эк-ту, Таисьюшка: сама ты большая, сама маленькая…» Да и как было не завидовать бабам святой душеньке, когда дома у них дым коромыслом стоял: одну
ребята одолели, у другой муж на руку больно скор, у третьей сиротство или смута какая, — мало ли напастей у мирского человека, особенно у бабы?
Пашка старался усвоить грубый тон Илюшки, которому вообще подражал во всем, — Илюшка был старше его и везде лез в первую
голову. Из избы
ребята прошли в огород, где и спрятались за худою баней, — отсюда через прясло было отлично видно, как Тит поедет на покос.
Когда
ребята ушли, заболотский инок спустился, не торопясь, с полатей, остановился посредине избы, посмотрел на Таисью и, покрутив
головой, захохотал.
— Хорошенько его, — поощрял Деян Поперешный, который жил напротив и теперь высунул
голову в окошко. — От рук
ребята отбиваются, глядя на хохлов. Ты его за волосья да по спине… вот так… Поболтай его хорошенько, дольше не рассохнется.
— В мурье-то у него — на клопах да на комарах! Я бы тебя на мягкую постельку уложила, побаюкала бы и полюлюкала!.. Что это переловил ребят-то? — прибавила она, показывая
головой на раскольников.
— Ну-ко,
ребята, с богом! — говорит слесарь Коптев, обеими руками натягивая шапку на
голову. — Вались дружно! Бей воров!
Он занял место Маркуши и с первых же дней всех заинтересовал своей обязательной, вежливой улыбочкой, бойкою, острою речью; а
ребята на заводе приняли его насмешливо и неприязненно: худой и сутулый Фома, мужик из Воеводина, с
головой, похожей на топор, и какими-то чужими глазами, внимательно оглядел нового дворника и убеждённо объявил...
Так… я вспоминаю
Про прежнее… когда с тобой
Кутили мы, в чью
голову, — не знаю,
Хоть оба мы
ребята с
головой!..
Поверите ль,
ребята? как я к нему подходил, гляжу: кой прах! мужичонок небольшой — ну, вот не больше тебя, — прибавил Суета, показывая на одного молодого парня среднего роста, — а как он выступил вперед да взглянул, так мне показалось, что он целой
головой меня выше!
— Безумный! — сказал священник, схватив его за руку. — Иль ты о двух
головах?.. Слушайте,
ребята, — продолжал он, — я присудил повесить за разбой Сеньку Зверева; вам всем его жаль — ну так и быть! не троньте эту девчонку, которая и так чуть жива, и я прощу вашего товарища.
Лука(кивая
головой на окно Бубнова). Смеется! Эхе-хе… (Пауза.) Ну,
ребята!.. живите богато! Уйду скоро от вас…
— Эвона? Да это тот самый мужик, которого я утром встрел! — воскликнул он, указывая Глебу на пьяного. — Ведь вот, подумаешь, Глеб Савиныч, зачем его сюда притащило. Я его знаю: он к нам молоть ездил; самый беднеющий мужик, сказывают, десятеро
ребят! Пришел за десять верст да прямо в кабак, выпил сразу два штофа, тут и лег… Подсоби-ка поднять; хошь голову-то прислоним к завалинке, а то, пожалуй, в тесноте-то не увидят — раздавят… подсоби…
На одном конце довольно пространного круга, составленного из баб,
ребят, девок, мужиков и мещан всякого рода, лежал врастяжку бурый медведь: подле него стоял вожак — кривой татарин с грязною ермолкою на бритой
голове.
Да, было чем порадоваться на старости лет Глебу Савинову! Одного вот только не мог он взять в толк: зачем бы обоим
ребятам так часто таскаться к соседу Кондратию на озеро? Да мало ли что! Не все раскусят старые зубы, не все смекает старая стариковская опытность. Впрочем, Глеб, по обыкновению своему, так только прикидывался. С чего же всякий раз, как только Гришка и Ваня возвращаются с озера, щурит он глаза свои, подсмеивается втихомолку и потряхивает
головою?..
— Как не видать-с, — отвечал Чурис, открывая улыбкой свои еще целые, белые зубы: — еще не мало дивились, кàк клали-то их — мудрёные избы!
Ребята смеялись, что не магазеи ли будут, от крыс в стены засыпать. Избы важные! — заключил он с выраженьем насмешливого недоумения, покачав
головой: — остроги словно.
— Добрый день,
ребята, добрый день! — благосклонно кивая
головою, сказал он громко, хриплым голосом.
— Да, слышь ты, глупая
голова! Ведь за морем извозчики и все так делают; мне уж третьего дня об этом порассказали. Ну, вот мы отъехали этак верст пяток с небольшим, как вдруг — батюшки светы! мой седок как подымется да учнет ругаться: я, дескать, на тебя, разбойника, смотрителю пожалуюсь. «Эк-ста чем угрозил! — сказал я. — Нет, барин, смотрителем нас не испугаешь». Я ему,
ребята, на прошлой неделе снес гуся да полсотни яиц.
— Ну, Андрюша! — сказал старый крестьянин, — слушал я, брат, тебя: не в батюшку ты пошел! Тот был мужик умный: а ты, глупая
голова, всякой нехристи веришь! Счастлив этот краснобай, что не я его возил: побывал бы он у меня в городском остроге. Эк он подъехал с каким подвохом, проклятый! Да нет,
ребята! старого воробья на мякине не обманешь: ведь этот проезжий — шпион.
Иные просто сказали «здравствуйте» и прочь отошли; другие лишь
головою кивнули, кое-кто просто отвернулся и показал, что ничего не заметил, наконец, некоторые, — и что было всего обиднее господину Голядкину, — некоторые из самой бесчиновной молодежи,
ребята, которые, как справедливо выразился о них господин Голядкин, умеют лишь в орлянку поиграть при случае да где-нибудь потаскаться, — мало-помалу окружили господина Голядкина, сгруппировались около него и почти заперли ему выход.
— Ну, последнее слово,
ребята, — два целковых! — крикнул Грузов, подымая высоко над
головой футляр и вертя им. — Самому дороже… Ну — раз! два!
— Портные,
ребята удалые!.. Эй, Севка, что ж ты прикорнул, собачья
голова, аль сноху нажил? Ну, запевай: «Эй, вдоль по улице, да мимо кузницы»… ну!..
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет.
Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека.
Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут. Потянуло меня к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
—
Ребята! — сказал Редж. — Случилось то, что случилось. Вот, — он протянул руку к
голове трупа, — вы видите. Пэд страшно пил, как вам всем известно и без меня, но кто посмел бы его упрекнуть в этом?
— Как это не вовремя, — проворчал Сигби. — Назавтра готовились плыть. Я недоволен. Потому что
ребята передерутся. И это всегда так, — закончил он, с яростью топнув ногой, — когда в
голову лезут дикие фантазии, вместо того, чтобы напиваться по способу, назначенному самим чертом: сидя за столом под крышей, как подобает честному моряку!
И Прошка рассказал несколько случаев, хотя и относившихся к более или менее отдаленному прошлому, о том, как один студент побил трех «
ребят» на этом самом перекрестке, как другой вырвал нож
голою рукой и при этом успел еще «накласть» нападавшему и свалить его еле живого в канаву, где тот пролежал, пока пришли дачные дворники, и т. д.
Как пошли наши
ребятаВ красной гвардии служить —
В красной гвардии служить —
Буйну
голову сложить!
— Гости важные, — подтвердил Петр и продолжал: — Все,
голова, наша Федосья весело праздничала; беседы тоже повечеру; тут, братец ты мой, дворовые
ребята из Зеленцына наехали; она, слышь, с теми шутит, балует, жгутом лупмя их лупит; другой, сердечный, только выгибается, да еще в стыд их вводит,
голова: купите, говорит, девушкам пряников; какие вы парни, коли у вас денег на пряники не хватает!
— Прежде, бывало, в Вонышеве работаешь, еще в воскресенье во втором уповоде мужики почнут сбираться. «Куда,
ребята?» — спросишь. «На заделье». — «Да что рано?» — «Лучше за-время, а то барин забранится»… А нынче,
голова, в понедельник, после завтрака, только еще запрягать начнут. «Что, плуты, поздно едете?» — «Успеем-ста. Семен Яковлич простит».
— И по-моему, братец, не за што: душа ты кроткая,
голова крепкая, — проговорил Петр и постучал Матюшку в
голову. — Вона, словно в пустом овине! Ничего, Матюха, не печалься! Проживешь ты век, словно кашу съешь. Марш,
ребята! — заключил он, вставая.
«Ну, говорю,
ребята, пропали наши
головы… Исправник!»
«Ну, плохо ж их дело! Вот ведь, подлецы, чего делают!.. Не знаю, исправник-то в городе ли? Коли не вернулся еще, так скоро вернется; увидит этот огонь, сейчас команду нарядит. Как быть? Жаль ведь мерзавцев-то: за Салтанова им всем своих
голов не сносить! Снаряжай-ка,
ребята, лодку…»
— Эй, подтянись,
ребята, смирно! — высунулся
головой один из караульных. — Чай, это инспектор приехал.
Я не выспался, в
голове мутно, туманно, думать лень. Алексей уходит — сегодня у него чтение; где-нибудь в овине соберутся
ребята и просидят до позднего вечера.
Тяжесть всего этого впечатления еще более усиливалась для
ребят, которые должны были стоять, храня мертвое молчание: все как-то путается; кровь, приливая к
голове, ударялась им в виски, и слышалось что-то вроде однообразной мельничной стукотни.
— А кому заплатишь-то?.. Платить-то некому!.. — отвечал дядя Онуфрий. — Разве можно артельному леснику с чужанина хоть малость какую принять?.. Разве артель спустит ему хошь одну копейку взять со стороны?.. Да вот я старшой у них, «хозяином» называюсь, а возьми-ка я с вашего степенства хоть медну полушку,
ребята не поглядят, что я у них
голова, что борода у меня седа, разложат да таку вспарку зададут, что и-и… У нас на это строго.
— Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина, глядя с любовью на Таню. — Не тебе б по зарям ходить, молоды
ребята здесь бессовестные, старые люди обидливые — как раз того наплетут на девичью
голову, что после не открестишься, не отмолишься.
Проехали потом на лошадях двое
ребят к водопою. У лошадей храп мокрый. Выбежали еще мальчишки бритые, в одних рубашках, без порток, собрались кучкой, подошли к сараю, взяли хворостину и суют в щелку. Жилин как ухнет на них: завизжали
ребята, закатились бежать прочь, только коленки
голые блестят.
Татарин отогнал
ребят, снял Жилина с лошади и кликнул работника. Пришел ногаец скуластый, в одной рубахе. Рубаха оборванная, вся грудь
голая. Приказал что-то ему татарин. Принес работник колодку: два чурбака дубовых на железные кольца насажены, и в одном кольце пробойчик и замок.
Когда косцы дошли до дергачиного гнезда, один мужик махнул косой и срезал дергачихе
голову, а яйца положил за пазуху и отдал
ребятам играть.
Ребята принесли мужикам на покос обедать; услыхали перепелят и порвали им
головы.
*
Ах, рыбки мои,
Мелки косточки!
Вы, крестьянские
ребята,
Подросточки.
Ни ногатой вас не взять,
Ни резанами,
Вы
гольем пошли гулять
С партизанами.
Красной Армии штыки
В поле светятся.
Здесь отец с сынком
Могут встретиться.
За один удел
Бьется эта рать,
Чтоб владеть землей
Да весь век пахать,
Чтоб шумела рожь
И овес звенел,
Чтобы каждый калачи
С пирогами ел.
Те же стоны и кряхтенье стариков, не слезающих с остылых печей; тот же дым и вонь, а часто и снег, пролезающий по углам с наружной стороны изб во внутреннюю; те же слабые писки
голых и еле живых
ребят со вспухшими животами и красными от дыма глазами; но зимняя картина в орловской деревне никогда и не была другою…