Неточные совпадения
Между Дагды и Нунгини высятся скалистые сопки, из которых особенно выделяются вершины
Ада и Тыонгони. Река Дагды принимает
в себя справа еще две реки: Малу-Сагды, Малу-Наиса — и два ключа: Эйфу и Адани, текущие с
горы того же имени, а слева — несколько маленьких речек: Джеиджа,
Ада 1-я,
Ада 2-я и Тыонгони. От устья Дагды
в три дня можно дойти до Сихотэ-Алиня.
Тут тропа оставляет берег моря и по ключику
Ада поднимается
в горы, затем пересекает речку Чуриги и тогда выходит
в долину реки Сяо-Кемы, которая на морских картах названа Сакхомой.
И пришли ко дьяку
в ночу беси:
— Тебе, дьяк, не угодно здеся?
Так пойдем-ко ты с нами во
ад, —
Хорошо там уголья
горят! —
Не поспел умный дьяк надеть шапки,
Подхватили его беси
в свои лапки,
Тащат, щекотят, воют,
На плечи сели ему двое,
Сунули его
в адское пламя:
— Ладно ли, Евстигнеюшка, с нами? —
Жарится дьяк, озирается,
Руками
в бока подпирается,
Губы у него спесиво надуты,
— А — угарно, говорит, у вас
в аду-то!
— Нет, я вам заплатит за то, что ви сделайт шушель! — неистово вскричал
Адам Иваныч Шульц, вдвое раскрасневшийся,
в свою очередь
сгорая великодушием и невинно считая себя причиною всех несчастий.
Вот пришёл я
в некий грязный
ад:
в лощине, между
гор, покрытых изрубленным лесом, припали на земле корпуса; над крышами у них пламя кверху рвётся, высунулись
в небо длинные трубы, отовсюду сочится пар и дым, земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг и дикий скрип сотрясают дымный воздух. Всюду железо, дрова, кирпич, дым, пар, вонь, и
в этой ямине, полной всякой тяжкой всячины, мелькают люди, чёрные, как головни.
Бабка, вернувшись
в избу, принялась опять за свои корки, а Саша и Мотька, сидя на печи, смотрели на нее, и им было приятно, что она оскоромилась и теперь уж пойдет
в ад. Они утешились и легли спать, и Саша, засыпая, воображала Страшный суд:
горела большая печь, вроде гончарной, и нечистый дух с рогами, как у коровы, весь черный, гнал бабку
в огонь длинною палкой, как давеча она сама гнала гусей.
Пускай, пускай они за всё ответят,
Что сделал я; пускай
в аду горятОни… но что такое
ад и рай,
Когда металл,
в земле открытый, может
Спасти от первого, купить другой?
— Я делал много зла и не делал добра. Как могу я выпутаться из той сети
горя, которую я связал из злых желаний моего сердца? Моя карма повлечет меня
в ад, я никогда не буду
в состоянии вступить на путь спасения.
— Несчастный я человек! — застонал вдруг Семен Петрович, багровея и мигая глазками. — Несчастный я! Это ты верно, что я сваха! Верно! И был таким и до самой гробовой доски таким буду, ежели хочешь знать!
В аду за это самое
гореть буду!
Нет тебе радости на этом свете, да и на том свете, пьяница,
в аду гореть будешь!
Он похудел и поседел так, что его не узнали не только дети, но даже жена. Озлобленный, угрюмый, он начал вдруг пить, и домик, где жил Суворов, этот приют тишины и покоя, вдруг сделался
адом. Отец Илларион оказался буйным во хмелю, как и все пьяницы с
горя. Вынесенное им позорное наказание, двухлетняя ссылка, все это изменило его прежний строгий, но справедливый характер и посеяло
в его сердце семена страшной злобы на людей и судьбу.