Неточные совпадения
— Случилось, что я жду
гостей, — сказал Левин, быстрее и быстрее обламывая сильными пальцами концы расщепившейся палки. — И не жду
гостей, и ничего не случилось, но я прошу вас уехать. Вы можете объяснить как
хотите мою неучтивость.
Старания Агафьи Михайловны и повара, чтоб обед был особенно хорош, имели своим последствием только то, что оба проголодавшиеся приятеля, подсев к закуске, наелись хлеба с маслом, полотка и соленых грибов, и еще то, что Левин велел подавать суп без пирожков, которыми повар
хотел особенна удивить
гостя.
— Что ты, с ума сошел? — с ужасом вскрикнула Долли. — Что ты, Костя, опомнись! — смеясь сказала она. — Ну, можешь итти теперь к Фанни, — сказала она Маше. — Нет, уж если
хочешь ты, то я скажу Стиве. Он увезет его. Можно сказать, что ты ждешь
гостей. Вообще он нам не к дому.
Самые разнообразные предположения того, о чем он сбирается говорить с нею, промелькнули у нее в голове: «он станет просить меня переехать к ним
гостить с детьми, и я должна буду отказать ему; или о том, чтобы я в Москве составила круг для Анны… Или не о Васеньке ли Весловском и его отношениях к Анне? А может быть, о Кити, о том, что он чувствует себя виноватым?» Она предвидела всё только неприятное, но не угадала того, о чем он
хотел говорить с ней.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку,
гость и хозяин поужинали вместе,
хотя на этот раз не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель...
Вы человек с доброй душой: к вам придет приятель попросить взаймы — вы ему дадите; увидите бедного человека — вы
захотите помочь; приятный
гость придет к вам —
захотите получше угостить, да и покоритесь первому доброму движенью, а расчет и позабываете.
Гостиная и зала понемногу наполнялись
гостями; в числе их, как и всегда бывает на детских вечерах, было несколько больших детей, которые не
хотели пропустить случая повеселиться и потанцевать, как будто для того только, чтобы сделать удовольствие хозяйке дома.
На этот раз ему удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и
хотела решительно сдуть
гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно,
хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. — Не прерывай меня, Соня! Я
хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай
гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
Затем она еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих
гостей и вдруг с особенною заботливостью осведомилась громко и через стол у глухого старичка: «Не
хочет ли он еще жаркого и давали ли ему лиссабонского?» Старичок не ответил и долго не мог понять, о чем его спрашивают,
хотя соседи для смеху даже стали его расталкивать. Он только озирался кругом разиня рот, чем еще больше поджег общую веселость.
Иван. Да-с, оно, конечно… А как давеча господин Карандышев рассердились, когда все
гости вдруг уехали! Очень гневались, даже убить кого-то
хотели, так с пистолетом и ушли из дому.
Василиса Егоровна тотчас
захотела отправиться в
гости к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной.
Гости выпили еще по стакану, встали из-за стола и простились с Пугачевым. Я
хотел за ними последовать, но Пугачев сказал мне: «Сиди; я
хочу с тобою переговорить». — Мы остались глаз на глаз.
— Лазаря петь! — повторил Василий Иванович. — Ты, Евгений, не думай, что я
хочу, так сказать, разжалобить
гостя: вот, мол, мы в каком захолустье живем. Я, напротив, того мнения, что для человека мыслящего нет захолустья. По крайней мере, я стараюсь, по возможности, не зарасти, как говорится, мохом, не отстать от века.
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил,
хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного
гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
— Не беспокойся, — сказал
гость Анфимьевне,
хотя она не беспокоилась, а, стоя в дверях, сложив руки на животе, смотрела на него умильно и ожидая чего-то.
— Не
хотите ли посетить двух сестер, они во всякое время дня и ночи принимают любезных
гостей? Это — очень близко.
Самгин слушал и улыбался. Красавец Миша внес яростно кипевший самовар и поглядел на
гостя сердитым взглядом чернобровых глаз, — казалось, он
хочет спросить о чем-то или выругаться, но явилась Марина, говоря...
— Так, сболтнул. Смешно и… отвратительно даже, когда подлецы и идиоты делают вид, что они заботятся о благоустройстве людей, — сказал он, присматриваясь, куда бросить окурок. Пепельница стояла на столе за книгами, но Самгин не
хотел подвинуть ее
гостю.
Это было странно. Иноков часто бывал у Спивак, но никогда еще не заходил к Самгину.
Хотя визит его помешал Климу беседовать с самим собою, он встретил
гостя довольно любезно. И сейчас же раскаялся в этом, потому что Иноков с порога начал...
Другие
гости заходили нечасто, на минуту, как первые три
гостя; с ними со всеми все более и более порывались живые связи. Обломов иногда интересовался какой-нибудь новостью, пятиминутным разговором, потом, удовлетворенный этим, молчал. Им надо было платить взаимностью, принимать участие в том, что их интересовало. Они купались в людской толпе; всякий понимал жизнь по-своему, как не
хотел понимать ее Обломов, а они путали в нее и его: все это не нравилось ему, отталкивало его, было ему не по душе.
— У сердца, когда оно любит, есть свой ум, — возразила она, — оно знает, чего
хочет, и знает наперед, что будет. Мне вчера нельзя было прийти сюда: к нам вдруг приехали
гости, но я знала, что вы измучились бы, ожидая меня, может быть, дурно бы спали: я пришла, потому что не
хотела вашего мученья… А вы… вам весело, что я плачу. Смотрите, смотрите, наслаждайтесь!..
В этот день из посторонних были только в
гостях у Обломова Иван Герасимович и Алексеев, безмолвный и безответный
гость, который звал в начале рассказа Илью Ильича на первое мая. Обломов не только не
хотел уступить Ивану Матвеевичу, но старался блеснуть тонкостью и изяществом угощения, неизвестными в этом углу.
— Я скоро опомнилась и стала отвечать на поздравления, на приветствия,
хотела подойти к maman, но взглянула на нее, и… мне страшно стало: подошла к теткам, но обе они сказали что-то вскользь и отошли. Ельнин из угла следил за мной такими глазами, что я ушла в другую комнату. Maman, не простясь, ушла после
гостей к себе. Надежда Васильевна, прощаясь, покачала головой, а у Анны Васильевны на глазах были слезы…
— Еще я
хотел спросить вот что-с, — начал тот же
гость, — теперь во Франции воцарился Наполеон…
— Куда мне! — скромно возразил
гость, — я только так, из любопытства… Вот теперь я
хотел спросить еще вас… — продолжал он, обращаясь к Райскому.
— Non, non, ne vous derangez pas, [Нет, нет, не беспокойтесь (фр.).] — удерживала она, но не удержала. — Какая скука! — успела она шепнуть ему, — у вас так много
гостей, а я
хотела бы видеть вас одного…
— Да, с братией. У меня все новое есть. Только вы не показывайте там бабушке или тупоумным вашим
гостям. Я
хотя и не знаю вас, а верю, что вы не связываетесь с ними…
Полины Карповны не было. Она сказалась больною, прислала Марфеньке цветы и деревья с зеленью. Райский заходил к ней утром сам, чтобы как-нибудь объяснить вчерашнюю свою сцену с ней и узнать, не заметила ли она чего-нибудь. Но она встретила его с худо скрываемым, под видом обидчивости, восторгом,
хотя он прямо сказал ей, что обедал накануне не дома, в
гостях — там много пили — и он выпил лишнюю рюмку — и вот «до чего дошел»!
К бабушке он питал какую-то почтительную, почти благоговейную дружбу, но пропитанную такой теплотой, что по тому только, как он входил к ней, садился, смотрел на нее, можно было заключить, что он любил ее без памяти. Никогда, ни в отношении к ней, ни при ней, он не обнаружил, по своему обыкновению, признака короткости,
хотя был ежедневным ее
гостем.
Бабушка иногда жалуется, что не управится с
гостями, ропщет на Веру за дикость, за то, что не
хочет помочь.
Я очень пристально вглядывался в лица наших
гостей: как
хотите, а это все дети одного семейства, то есть китайцы, японцы, корейцы и ликейцы.
Кто же будут эти старшие? Тут хитрые, неугомонные промышленники, американцы, здесь горсть русских: русский штык,
хотя еще мирный, безобидный,
гостем пока, но сверкнул уже при лучах японского солнца, на японском берегу раздалось «Вперед!» Avis au Japon! [К сведению Японии — фр.]
На другой день, 5-го января, рано утром, приехали переводчики спросить о числе
гостей, и когда сказали, что будет немного, они просили пригласить побольше, по крайней мере хоть всех старших офицеров. Они сказали, что настоящий, торжественный прием назначен именно в этот день и что будет большой обед. Как нейти на большой обед? Многие, кто не
хотел ехать, поехали.
Вчера, 18-го, адмирал приказал дать знать баниосам, чтоб они продолжали, если
хотят, ездить и без дела, а так, в
гости, чтобы как можно более сблизить их с нашими понятиями и образом жизни.
И нас губернатор
хотел принять с таким, с такою… глупостью, следовало бы сказать, с гордостью, скажу учтивее; а теперь четыре важные японские сановника сами едут к нам в
гости!
Кофта у
гостей или хозяев наших — как
хотите, застегивалась длинными шелковыми снурками.
— А, он
хочет видеть во всей прелести? Пускай видит. Я писал, меня не слушают. Так пускай узнают из иностранной печати, — сказал генерал и подошел к обеденному столу, у которого хозяйка указала места
гостям.
Она была спокойно и несколько грустно уважительна к мужу и чрезвычайно ласкова,
хотя и с различными, смотря по лицам, оттенками обращения к своим
гостям.
Вспомнила она, как она в открытом, залитом вином красном шелковом платье, с красным бантом в спутанных волосах, измученная и ослабевшая и опьяненная, проводив
гостей к двум часам ночи, подсела в промежуток танцев к худой, костлявой, прыщеватой аккомпаньяторше скрипача и стала жаловаться ей на свою тяжелую жизнь, и как эта аккомпаньяторша тоже говорила, что тяготится своим положением и
хочет переменить его, и как к ним подошла Клара, и как они вдруг решили все три бросить эту жизнь.
Они думали, что нынешняя ночь кончена, и
хотели расходиться, как вдруг зашумели в передней пьяные
гости.
— Скажи ему, что нет и нынче не будет. Он в
гостях, чего пристают, — послышался женский голос из-за двери, и опять послышалась рапсодия, но опять остановилась, и послышался звук отодвигаемого стула. Очевидно, рассерженная пьянистка сама
хотела сделать выговор приходящему не в урочный час назойливому посетителю.
Когда Привалов вошел в кабинет Бахарева, старик сидел в старинном глубоком кресле у своего письменного стола и
хотел подняться навстречу
гостю, но сейчас же бессильно опустился в свое кресло и проговорил взволнованным голосом...
— Гм… Старые люди так говорили: «
гости — люди подневольные, — где посадили, там и сидят, а хозяин, что чирей: где
захочет, там и сядет».
— Лоскутов был в чем-то замешан… Понимаете — замешан в одной старой, но довольно громкой истории!.. Да… Был в административной ссылке, потом объехал всю Россию и теперь
гостит у нас. Он открыл свой прииск на Урале и работает довольно счастливо… О, если бы такой человек только
захотел разбогатеть, ему это решительно ничего не стоит.
Ведь он выдал себя с головой Веревкину,
хотя тот и делал вид, что ничего не замечает «И черт же его потянул за язык…» — думал Привалов, сердито поглядывая в сторону храпевшего
гостя.
— Друг мой, я все-таки
хочу быть джентльменом и чтобы меня так и принимали, — в припадке некоторой чисто приживальщицкой и уже вперед уступчивой и добродушной амбиции начал
гость.
Но была ли это вполне тогдашняя беседа, или он присовокупил к ней в записке своей и из прежних бесед с учителем своим, этого уже я не могу решить, к тому же вся речь старца в записке этой ведется как бы беспрерывно, словно как бы он излагал жизнь свою в виде повести, обращаясь к друзьям своим, тогда как, без сомнения, по последовавшим рассказам, на деле происходило несколько иначе, ибо велась беседа в тот вечер общая, и
хотя гости хозяина своего мало перебивали, но все же говорили и от себя, вмешиваясь в разговор, может быть, даже и от себя поведали и рассказали что-либо, к тому же и беспрерывности такой в повествовании сем быть не могло, ибо старец иногда задыхался, терял голос и даже ложился отдохнуть на постель свою,
хотя и не засыпал, а
гости не покидали мест своих.
В теснившейся в келье усопшего толпе заметил он с отвращением душевным (за которое сам себя тут же и попрекнул) присутствие, например, Ракитина, или далекого
гостя — обдорского инока, все еще пребывавшего в монастыре, и обоих их отец Паисий вдруг почему-то счел подозрительными —
хотя и не их одних можно было заметить в этом же смысле.
Вам же, милые
гости,
хочу я поведать о сем юноше, брате моем, ибо не было в жизни моей явления драгоценнее сего, более пророческого и трогательного.