Неточные совпадения
Это был господин немолодых уже лет, чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в
дверях, озираясь кругом с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивал взглядами: «Куда ж это я попал?» Недоверчиво и даже с аффектацией [С аффектацией — с неестественным, подчеркнутым выражением чувств (от фр. affecter — делать что-либо искусственным).] некоторого испуга, чуть ли даже не оскорбления, озирал он тесную и низкую «морскую
каюту» Раскольникова.
К. Н. Посьет и я встретили их при входе, адмирал — у
дверей своей
каюты.
Но смеяться на море безнаказанно нельзя: кто-нибудь тут же пойдет по
каюте, его повлечет наклонно по полу; он не успеет наклониться — и, смотришь, приобрел шишку на голове; другого плечом ударило о косяк
двери, и он начинает бранить бог знает кого.
Ночной воздух стоит, как церемонный гость, у
дверей и нейдет в
каюту, не сладит с спершимся там воздухом.
Кое-как добрался я до своей
каюты, в которой не был со вчерашнего дня, отворил
дверь и не вошел — все эти термины теряют значение в качку — был втиснут толчком в
каюту и старался удержаться на ногах, упираясь кулаками в обе противоположные стены.
Нет, берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по лесу, чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул в лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем от берега. На фрегате, в море лучше. Мне хорошо в моей маленькой
каюте: я привык к своему уголку, где повернуться трудно; можно только лечь на постели, сесть на стул, а затем сделать шаг к
двери — и все тут. Привык видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт море.
Малаец прятался под навесом юта, потом, увидев
дверь моей
каюты отворенною, поставил туда сначала одну ногу, затем другую и спину, а голова была еще наруже.
Я с Фаддеевым укладывался у себя в
каюте, чтоб ехать на берег; вдруг Крюднер просунул ко мне голову в
дверь. «Испанцы едут», — сказал он.
Утром рано стучится ко мне в
каюту И. И. Бутаков и просовывает в полуотворенную
дверь руку с каким-то темно-красным фруктом, видом и величиной похожим на небольшое яблоко. «Попробуйте», — говорит. Я разрезал плод: под красною мякотью скрывалась белая, кисло-сладкая сердцевина, состоящая из нескольких отделений с крупным зерном в каждом из них.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до
дверей своей
каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
Вдруг показался в
дверях своей
каюты О. А. Гошкевич, которого мы звали переводчиком.
Раскиданный на мгновенные, несвязные обломки — мир. На ступеньках — чья-то звонкая золотая бляха — и это мне все равно: вот теперь она хрустнула у меня под каблуком. Голос: «А я говорю — лицо!» Темный квадрат: открытая
дверь кают-компании. Стиснутые, белые, остроулыбающиеся зубы…
Дверь в кают-компанию — та самая: через час она тяжко звякнет, замкнется… Возле
двери — какой-то незнакомый мне, низенький, с сотым, тысячным, пропадающим в толпе лицом, и только руки необычайно длинные, до колен: будто по ошибке наспех взяты из другого человеческого набора.
Он пошарил на столе, стоя спиной к Елене и нагнувшись. У нее мелькнула мысль — встать и тотчас же уйти из
каюты, но он, точно угадывая и предупреждая ее мысль, вдруг гибким, чисто звериным движением, в один прыжок подскочил к
двери и запер ее двумя оборотами ключа.
В эту минуту постучали в
дверь. Моряк, все еще сопя, отпер, и в
каюту вошел тот веселый, похожий на ловкую обезьянку, юнга, которого видела Елена днем около сходни.
В Сарапуле Максим ушел с парохода, — ушел молча, ни с кем не простясь, серьезный и спокойный. За ним, усмехаясь, сошла веселая баба, а за нею — девица, измятая, с опухшими глазами. Сергей же долго стоял на коленях перед
каютой капитана, целовал филенку
двери, стукался в нее лбом и взывал...
К тому времени ром в бутылке стал на уровне ярлыка, и оттого казалось, что качка усилилась. Я двигался вместе со стулом и
каютой, как на качелях, иногда расставляя ноги, чтобы не свернуться в пустоту. Вдруг
дверь открылась, пропустив Дэзи, которая, казалось, упала к нам сквозь наклонившуюся на меня стену, но, поймав рукой стол, остановилась в позе канатоходца. Она была в башмаках, с брошкой на серой блузе и в черной юбке. Ее повязка лежала аккуратнее, ровно зачеркивая левую часть лица.
На корабле меня, по-видимому, ждали. Из
дверей кухни выглянула голова в колпаке, скрылась, и немедленно явился расторопный мулат, который взял мои вещи, поместив их в приготовленную
каюту.
Синкрайт запер
каюту и провел меня за салон, где открыл
дверь помещения, окруженного по стенам рядами полок. Я определил на глаз количество томов тысячи в три. Вдоль полок, поперек корешков книг, были укреплены сдвижные медные полосы, чтобы книги не выпадали во время качки. Кроме дубового стола с письменным прибором и складного стула, здесь были ящики, набитые журналами и брошюрами.
Открыв
дверь в эту
каюту, я объяснил Биче положение действовавших лиц и — как я попался, обманутый мнимым раскаянием Геза.
После этого я немедленно запер
каюту ключом и стал у
двери, прислушиваясь.
Прислушиваясь на каждом шагу, Аян оставил последнюю ступень трапа и двинулся к
каюте Гарвея.
Дверь не была закрыта; он тихо открыл ее, окаменел, шаря глазами, и вздрогнул от радости: с койки, как бы не узнавая его, смотрели тяжелые, стальные глаза штурмана.
По обе стороны переборок [Переборка — деревянная стена
каюты.] были
двери, которые вели в маленькие
каюты — кабинет, спальню и ванную.
Дверь против входа вела в офицерскую кают-компанию.
В кают-компании ни души. Чуть-чуть покачивается большая лампа над столом, и слегка поскрипывают от качки деревянные переборки. Сквозь жалюзи
дверей слышатся порой сонные звуки спящих офицеров, да в приоткрытый люк доносится характерный тихий свист ветра в снастях, и льется струя холодного сырого воздуха.
Спустя час после того как отдали якорь, из консульства была привезена почта. Всем были письма, и, судя по повеселевшим лицам получателей, письма не заключали в себе неприятных известий… Но все, отрываясь от чтения, тревожно поглядывали на
двери капитанской
каюты: есть ли инструкции от адмирала и какие?
У кают-компании он увидал Ворсуньку, сидевшего на корточках, притулившись к
дверям буфетной
каюты.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех
дверей, люков и иллюминаторов и отражались в черной воде. По сходням взад и вперед ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе в
каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Капитан только что собрался пить чай и сдал команду помощнику. Он поднялся из общей
каюты первого класса, постоял в
дверях рубки и потом оглянулся вправо на пассажиров, ища кого-то глазами.
Единственным местом, где он оставался один, без его назойливого общества, была
каюта. В нее кавас не осмеливался проникать, довольствуясь охраной арестанта, стоя у
двери.