Неточные совпадения
По полю пробегали какие-то странные тени;
до слуха
долетали таинственные звуки.
Я велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков лошадьми и в последний раз оглянулся на долину; но густой туман, нахлынувший волнами из ущелий, покрывал ее совершенно, ни единый звук не
долетал уже оттуда
до нашего слуха.
Наконец, шушуканье, некоторые слова в толпе, вероятно,
до нее
долетели.
Никодим Фомич говорил с жаром Илье Петровичу, и
до него
долетели слова...
Карандышев. Ушибиться! Тут верная смерть: внизу мощено камнем. Да впрочем, тут так высоко, что умрешь прежде, чем
долетишь до земли.
До Самгина
долетали только отдельные слова...
Нельзя сказать, чтоб утро пропадало даром в доме Обломовых. Стук ножей, рубивших котлеты и зелень в кухне,
долетал даже
до деревни.
Деревенское утро давно прошло, и петербургское было на исходе.
До Ильи Ильича
долетал со двора смешанный шум человеческих и нечеловеческих голосов; пенье кочующих артистов, сопровождаемое большею частию лаем собак. Приходили показывать и зверя морского, приносили и предлагали на разные голоса всевозможные продукты.
Однако
до них успел
долететь маленький отрывок из дружелюбной беседы.
Савелий встретился с Мариной на дворе.
До ушей Райского
долетел звук глухого удара, как будто кулаком по спине или по шее, потом опять визг, плач.
За столом в людской слышался разговор.
До Райского и Марфеньки
долетал грубый говор, грубый смех, смешанные голоса, внезапно приутихшие, как скоро люди из окон заметили барина и барышню.
— Ах, еще раз предупреждаю вас, — поднялся и Версилов, — что здесь недалеко моя жена и дочь… а потому я бы вас просил говорить не столь громко, потому что ваши крики
до них
долетают.
Рев ветра
долетал до общей каюты, размахи судна были все больше и больше.
Везде
до нас
долетали звуки флейт и кларнетов: артисты, от избытка благодарности, не могли перестать сами собою, как испорченная шарманка.
Черная туча совсем надвинулась, и стали видны уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом с отломанными крыльцами, и гром послышался уже над головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили листья, и ветер добежал
до крыльца, на котором сидел Нехлюдов, шевеля его волосами.
Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой головой и раскатилось по небу.
Надежда Васильевна тихо засмеялась, и
до Привалова
долетел звук поцелуев, которыми она награждала философа. Вся кровь бросилась в голову Привалова, и он чувствовал, как все закружилось около него.
Последняя фраза целиком
долетела до маленьких розовых ушей Верочки, когда она подходила к угловой комнате с полной тарелкой вишневого варенья. Фамилия Привалова заставила ее даже вздрогнуть… Неужели это тот самый Сережа Привалов, который учился в гимназии вместе с Костей и когда-то жил у них? Один раз она еще укусила его за ухо, когда они играли в жгуты… Сердце Верочки по неизвестной причине забило тревогу, и в голове молнией мелькнула мысль: «Жених… жених для Нади!»
Он оглянулся во все стороны, быстро вплоть подошел к стоявшему пред ним Алеше и зашептал ему с таинственным видом, хотя по-настоящему их никто не мог слышать: старик сторож дремал в углу на лавке, а
до караульных солдат ни слова не
долетало.
— Вишь, что выдумал, у камня поганого хоронить, точно бы удавленника, — строго проговорила старуха хозяйка. — Там в ограде земля со крестом. Там по нем молиться будут. Из церкви пение слышно, а дьякон так чисторечиво и словесно читает, что все
до него каждый раз
долетит, точно бы над могилкой его читали.
Второй голос более не откликнулся, и мальчик снова принялся взывать к Антропке. Возгласы его, более и более редкие и слабые,
долетали еще
до моего слуха, когда уже стало совсем темно и я огибал край леса, окружающего мою деревеньку и лежащего в четырех верстах от Колотовки…
До них уже
долетели вести о том, кто мы и почему удэгейцы нас сопровождают.
Эти слова уж едва
долетели до Марьи Алексевны.
До слуха моего
долетали слова Евангелия: «Иго бо мое благо, и бремя мое легко есть…» Обыкновенно молебен служили для десяти — двенадцати богомольцев разом, и последние, целуя крест, клали гробовому иеромонаху в руку, сколько кто мог.
Но возвращаюсь к миросозерцанию Аннушки. Я не назову ее сознательной пропагандисткой, но поучать она любила. Во время всякой еды в девичьей немолчно гудел ее голос, как будто она вознаграждала себя за то мертвое молчание, на которое была осуждена в боковушке. У матушки всегда раскипалось сердце, когда
до слуха ее
долетало это гудение, так что, даже не различая явственно Аннушкиных речей, она уж угадывала их смысл.
Редкая птица
долетит до середины Днепра!
В 1866 году один эпизод «большой политики»
долетел отголосками и
до нас.
В присутствии братьев и сестры я бросился с крыши сарая, успел подпрыгнуть, не
долетев до земли, и затем уже понесся по воздуху, сначала рядом прыжков, как по ступенькам невидимой лестницы, а потом ровно и плавно, почти как птица.
Было и еще два — три молодых учителя, которых я не знал. Чувствовалось, что в гимназии появилась группа новых людей, и общий тон поднялся. Кое-кто из лучших, прежних, чувствовавших себя одинокими, теперь ожили, и
до нас
долетали отголоски споров и разногласий в совете. В том общем хоре, где
до сих пор над голосами среднего тембра и регистра господствовали резкие фальцеты автоматов и маниаков, стала заметна новая нотка…
Я еще зубрил «закон божий», когда
до меня
долетел переливчатый звон гимназического колокола, в последний раз призывавший меня в гимназию. Ну, будь, что будет! Книга закрыта, и через четверть часа я входил уже во двор гимназии.
Вдруг
до моего сознания
долетел чуть внятный звук, будто где-то далеко ударили ложечкой по стакану. Я знал его: это — отголосок бубенчиков. Она уже выехала, но еще далеко: таратайка, пробирается сетью узеньких переулков в предместий. Я успею дойти
до моста, перейти его и стать в тени угловой лавки. А пока… еще немного додумать.
Во время хорошего шторма, как говорят, волна иногда хватает
до окон домика и брызги
долетают даже
до мачтовой peu, причем дрожит вся пристань.
До детских ушей
долетал далекий гул Фотьянки, и Наташка представляла себе что-то необыкновенное, совсем сказочное.
Может быть, это мечта, но мечта для меня утешительная сладостная. Объяснений между нами не нужно: я пойму, если вы пришлете мне какую-нибудь книгу и скажете в письме, что она вам нравится, — тогда я прямо за перо с некоторыми добрыми друзьями и спечем вам пирог. Но — увы! — когда еще этот листок
до вас
долетит и когда получу ответ? Мильон верст!
Но дело не в том: мы не будем доискиваться
до математической точности, как теперь хлопочут добрые люди о возрасте нашей матушки России, [Речь идет об установлении даты тысячелетия России (отмечалось в 1862 г.).] будем довольны, что листки
долетают — днем раньше, днем позже — это еще не беда…
До ушей пастора
долетел неистовый вопль.
Стоявшие около меня женщины и девушки сопровождали жалобными восклицаниями каждое неудачное движение бегающего животного, которого рев
долетал до ушей моих, и мне стало очень его жалко.
Отрывки этого совещания
долетали и
до меня.
Но довольно. Я вижу, что надоела тебе своей воркотней. Кстати,
до меня уже
долетают выкрики одиночного учения: это значит, что Butor восстал от послеобеденного сна. Надо кончить. Пиши обо всем, что касается Pauline. Je voudrais l'embrasser et la benir. Dis-lui qu'il faut quelle aime bien mon garГon. Je le veux. A toi de coeur —
Она в нерешительности остановилась в дверях, когда из глубины
до ее слуха
долетел речитатив Мефистофеля...
Последняя фраза целиком
долетела до ушей входившего в библиотеку бухгалтера из Заозерного завода. Сгорбленный лысый старичок тускло посмотрел на беседовавших, неловко поклонился им и забился в самый дальний угол, где из-за раскрытой газеты торчало его любопытное старческое ухо, ловившее интересный беглый разговор.
—
До нашего праздника — орел не
долетит, а все-таки вот мы первого мая небольшой устроим! Весело будет!
Порой, в минуты этих проблесков сознания, когда
до слуха его
долетало имя панны с белокурою косой, в сердце его поднималось бурное бешенство; глаза Лавровского загорались темным огнем на бледном лице, и он со всех ног кидался в толпу, которая быстро разбегалась.
Вы встаете и садитесь около самой воды, неподалеку от группы крестьян, к которой присоединился и ваш ямщик, и долгое время бесцельно следите мутными глазами за кружками, образующимися на поверхности воды. Лошади от вашей повозки отложены и пущены пастись на траву;
до вас
долетает вздрагиванье бубенчиков, но как-то смутно и неясно, как будто уши у вас заложило. В группе крестьян возобновляется прерванный вашим приездом разговор.
На меня веет неведомою свежестью и благоуханием, когда
до слуха моего
долетает все то же тоскливое голошение убогих нищих...
Разговор на несколько минут прекращается, и
до вас
долетают только вздохи, которые испускает ветхий старик, сидящий в самом центре группы, да хлест кнута, которым ямщик, для препровождения времени, бьет себя по сапогу.
Понес одного,
долетел до середины морской пучины и начал допрашивать птенца: «Будешь ли меня кормить?» Натурально, птенец испугался и запищал: «Буду».
Признания мои, видимо, тронули добрую женщину. Глаза ее отуманились, и
до слуха моего не раз
долетало тихое, но глубоко прочувствованное: saperlotte! [черт возьми!]
На этом colloquium был прерван. Далее я ничего не мог разобрать, потому что в хлеву поднялся такой гвалт, что
до слуха моего лишь смутно
долетало: «правда ли, что в университете…», «правда ли, что на женских курсах…» В одно мгновение ока Правда была опутана целой сетью дурацки предательских подвохов, причем всякая попытка распутать эту сеть встречалась чавканьем свиньи и грохотом толпы: давай, братцы, ее своим судом судить… народным!!
Навстречу попадутся вам, может быть, из церкви похороны какого-нибудь офицера, с розовым гробом и музыкой и развевающимися хоругвями;
до слуха вашего
долетят, может быть, звуки стрельбы с бастионов, но это не наведет вас на прежние мысли; похороны покажутся вам весьма красивым воинственным зрелищем, звуки — весьма красивыми воинственными звуками, и вы не соедините ни с этим зрелищем, ни с этими звуками мысли ясной, перенесенной на себя, о страданиях и смерти, как вы это сделали на перевязочном пункте.
— Что за дело? Разве
до меня не
долетают брызги этой грязи, в которой купаются люди? Вы знаете, что случилось со мною, — и после всего этого не ненавидеть, не презирать людей!