Неточные совпадения
Подвинув на
середину портфель с текущими делами, он с чуть заметною улыбкой самодовольства вынул из стойки карандаш и погрузился в чтение вытребованного им сложного дела, относившегося
до предстоящего усложнения.
Дойдя
до середины комнаты, она пошатнулась; я вскочил, подал ей руку и довел ее
до кресел.
Как передать мои страдания в то время, когда бабушка начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на
середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда, по слабости зрения, не дочтя
до конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала?
Меннерс прошел по мосткам
до середины, спустился в бешено-плещущую воду и отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи.
Потом он мел — не всякий день, однако ж, —
середину комнаты, не добираясь
до углов, и обтирал пыль только с того стола, на котором ничего не стояло, чтоб не снимать вещей.
Мы шли улицей, идущей скатом, и беспрестанно оглядывались: скатерть продолжала спускаться с неимоверной быстротой, так что мы не успели достигнуть
середины города, как гора была закрыта уже
до половины.
Раза два Антонида Ивановна удерживала Привалова
до самого утра. Александр Павлыч кутил в «Магните» и возвращался уже засветло, когда Привалов успевал уйти. В третий раз такой случай чуть не разразился катастрофой. Антонида Ивановна предупредила Привалова, что мужа не будет дома всю ночь, и опять задержала его. В
середине ночи вдруг послышался шум подъехавшего экипажа и звонок в передней.
Правда, иногда (особенно в дождливое время) не слишком весело скитаться по проселочным дорогам, брать «целиком», останавливать всякого встречного мужика вопросом: «Эй, любезный! как бы нам проехать в Мордовку?», а в Мордовке выпытывать у тупоумной бабы (работники-то все в поле): далеко ли
до постоялых двориков на большой дороге, и как
до них добраться, и, проехав верст десять, вместо постоялых двориков, очутиться в помещичьем, сильно разоренном сельце Худобубнове, к крайнему изумлению целого стада свиней, погруженных по уши в темно-бурую грязь на самой
середине улицы и нисколько не ожидавших, что их обеспокоят.
Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега
до другого, а в
середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев. 2 или 3 раза в сутки китаец осматривает его и собирает богатую добычу.
Мы в самой
середине двух, мешающих друг другу, потоков; нас бросает и будет еще долго бросать то в ту, то в другую сторону
до тех пор, пока тот или другой окончательно не сломит, и поток, еще беспокойный и бурный, но уже текущий в одну сторону, не облегчит пловца, то есть не унесет его с собой.
Редкая птица долетит
до середины Днепра!
Разогнался снова, дошел
до середины — не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали!
Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесать дробно, мелко, любо глядеть;
до середины — нет! не вытанцывается, да и полно!
Я вышел за ворота и с бьющимся сердцем пустился в темный пустырь, точно в море. Отходя, я оглядывался на освещенные окна пансиона, которые все удалялись и становились меньше. Мне казалось, что, пока они видны ясно, я еще в безопасности… Но вот я дошел
до середины, где пролегала глубокая борозда, — не то канава, указывавшая старую городскую границу, не то овраг.
Гаев(весело). В самом деле, теперь все хорошо.
До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже… Я банковский служака, теперь я финансист… желтого в
середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно.
[Горн<ый> инж<енер> Лопатин в
середине июня видел здесь лед, который покрывал море; лед этот простоял
до июля.
В литературе о Пушкине и декабристах считалось, что портфель Пущина хранился со дня восстания на Сенатской площади
до середины 1857 г. у П. А. Вяземского.
С этих пор,
до самого моего выздоровленья, то есть
до середины Страстной недели, Палагея ежедневно рассказывала мне какую-нибудь из своих многочисленных сказок.
Хранившие
до тех пор молчание рыбаки, плывшие с боков на лодках или тянувшие невод, подняли шум, крик и хлопанье клячевыми веревками по воде, чтоб заставить рыбу воротиться в
середину невода.
На
середине реки ей захотелось напиться, и для этого она вдруг опустила голову; но Павел дернул поводьями и даже выругался: «Ну, черт, запалишься!» В такого рода приключениях он доезжает
до села, объезжает там кругом церковной ограды, кланяется с сидящею у окна матушкой-попадьею и, видимо гарцуя перед нею, проскакивает село и возвращается домой…
Мы шли так, как всегда, т. е. так, как изображены воины на ассирийских памятниках: тысяча голов — две слитных, интегральных ноги, две интегральных, в размахе, руки. В конце проспекта — там, где грозно гудела аккумуляторная башня, — навстречу нам четырехугольник: по бокам, впереди, сзади — стража; в
середине трое, на юнифах этих людей — уже нет золотых нумеров — и все
до жути ясно.
И — женский крик, на эстраду взмахнула прозрачными крыльями юнифа, подхватила ребенка — губами — в пухлую складочку на запястье, сдвинула на
середину стола, спускается с эстрады. Во мне печатается: розовый — рожками книзу — полумесяц рта, налитые
до краев синие блюдечки-глаза. Это — О. И я, как при чтении какой-нибудь стройной формулы, — вдруг ощущаю необходимость, закономерность этого ничтожного случая.
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи, сердце ее
до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она вышла однажды на улицу и пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась; шел сильный дождь; сквозь осыпанные мукой стекла окон брезжил тусклый свет; колесо стучало, но помольцы скрылись. Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла
до середины мостков, переброшенных через плотину, и бросилась головой вперед на понырный мост.
Понес одного, долетел
до середины морской пучины и начал допрашивать птенца: «Будешь ли меня кормить?» Натурально, птенец испугался и запищал: «Буду».
Где на батарее сидит кучка матросов, где по
середине площадки,
до половины потонув в грязи, лежит разбитая пушка, где пехотный солдатик, с ружьем переходящий через батареи и с трудом вытаскивающий ноги из липкой грязи; везде, со всех сторон и во всех местах, видите черепки, неразорванные бомбы, ядра, следы лагеря, и всё это затопленное в жидкой, вязкой грязи.
Офицер был, сколько можно было заключить о нем в сидячем положении, не высок ростом, но чрезвычайно широк, и не столько от плеча
до плеча, сколько от груди
до спины; он был широк и плотен, шея и затылок были у него очень развиты и напружены, так называемой талии — перехвата в
середине туловища — у него не было, но и живота тоже не было, напротив он был скорее худ, особенно в лице, покрытом нездоровым желтоватым загаром.
Но Петербург все безмолвствует. Доходят
до лагерей смутные слухи, что по каким-то очень важным государственным делам император задержался за границей и производства можно ожидать только в
середине второй половины июля месяца.
Сухой, угловатый Яким вылез из амбара, поглядел на лужи, обошёл одну, другую и попал в самую
середину третьей, да так уж прямо, не спеша и не обходя грязи, и дошёл
до ворот.
В продолжение утра и
середины дня он весь был погружен в арифметические расчеты: сколько он проехал верст, сколько остается
до первой станции, сколько
до первого города,
до обеда,
до чая,
до Ставрополя и какую часть всей дороги составляет проеханное.
От вокзала
до Которосли,
до Американского моста, как тогда мост этот назывался, расстояние большое, а на
середине пути стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
Дойдя
до поворота, он остановился на одну секунду, стукнул вдруг каблуком о каблук, быстро завертел Нину на месте и плавно, с улыбающимся снисходительно лицом, пронесся по самой
середине площадки на толстых упругих ногах.
Около белого, недавно оштукатуренного двухэтажного дома кучер сдержал лошадь и стал поворачивать вправо. Тут уже ждали. Около ворот стояли дворник в новом кафтане, в высоких сапогах и калошах, и двое городовых; все пространство с
середины улицы
до ворот и потом по двору
до крыльца было посыпано свежим песком. Дворник снял шапку, городовые сделали под козырек. Около крыльца встретил Федор с очень серьезным лицом.
Но никак, бывало,
до конца довести рассказа не может: дойдет
до середины — и вдруг со смеху прыснет!
— «Вдали храбрый рыцарь увидал гору… высотою
до небес, а в
середине её железную дверь.
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского
до дверей, она вернулась и стала у окна. Через минуту на улице показался Долинский. Он вышел на
середину мостовой, сделал шаг и остановился в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и вынул из кармана платок. Ветер рванул у него из рук этот платок и покатил его по улице. Долинский как бы не заметил этого и тихо побрел далее. Анна Михайловна еще часа два ходила по своей комнате и говорила себе...
Чтобы ускорить переезд, поднялись вверх только с полверсты, опять сели в весла и, перекрестившись, пустились на перебой поперек реки; но лишь только мы добрались
до середины, как туча с неимоверной скоростью обхватила весь горизонт, почерневшее небо еще чернее отразилось в воде, стало темно, и страшная гроза разразилась молнией, громом и внезапной неистовой бурей.
Как только после обеда водворилась та сонная душная тишина, которая
до сих пор, как жаркий пуховик, ложится на русский дом и русский люд в
середине дня, после вкушенных яств [Яства — кушанья, блюда (старинное слово от глагола «ясти» — есть, кушать...
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в
середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем
до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
— Важно! На отличку! Спасибо, спасибо, молодайка! — кричали ребята. А Настя вся закраснелась и ушла в толпу. Она никогда не думала о словах этой народной оперетки, а теперь, пропевши их Степану, она ими была недовольна. Ну да ведь довольна не довольна, а из песни слова не выкинешь. Заведешь начало, так споешь уж все, что стоит и в начале, и в конце, и в
середине.
До всего дойдет.
Все
до сих пор сказанное мною относится к тетеревиным привадам в начале зимы, которые становятся иногда на хлебной жниве, даже в некотором отдалении от леса; но когда выпадет много снегу и глубокие сугробы совершенно закроют самую высокую жниву, тетерева перестанут летать в поля и постоянно держатся около лесных мест и даже в
середине лесов, по небольшим полянам; тогда и привады переносятся именно на такие поляны и на лесные опушки.
В
середине этого плетня оставляются одни, иногда двое ворот, или дверей (в аршин или аршин с четвертью шириною), в которые вставляются морды, прикрепленные к шестам; два хода, или отверстия, оставляются иногда для того, чтобы было ставить одну морду по течению, а другую против течения воды: рыба идет сначала вверх, а потом, дойдя
до края разлива, возвращается назад и будет попадать в морды в обоих случаях.
«Звезда! звезда!» И действительно, в
середине чашки плавала орденская звезда,
до того правильно и рельефно отлитая, что в названии фигуры не могло быть сомнения.
Я знал и чувствовал,
до какой степени Григорьев, среди стеснительной догматики домашней жизни, дорожил каждою свободною минутой для занятий; а между тем я всеми силами старался мешать ему, прибегая иногда к пытке, выстраданной еще в Верро и состоящей в том, чтобы, поймав с обеих сторон кисти рук своей жертвы и подсунув в них снизу под ладони большие пальцы, вдруг вывернуть обе свои кисти, не выпуская рук противника, из
середины ладонями кверху; при этом не ожидавший такого мучительного и беспомощного положения рук противник лишается всякой возможности защиты.
Об этом я, конечно, знал только по слухам, так как очень редко видывал нашего генерала; большею частью он обгонял нас на
середине перехода, в своей коляске, запряженной хорошею тройкою, приезжал на место ночлега, занимал квартиру и оставался там
до позднего утра, а днем снова обгонял нас, причем солдаты всегда обращали внимание на степень багровости его лица и большую или меньшую хриплость, с какою он оглушительно кричал нам...
— Любить! — сказал голос и помолчал. — Я не могу не любить! без этого нет жизни. Делать роман из жизни одно, что есть хорошего. И мой роман никогда не останавливается в
середине, и этот я доведу
до конца.
Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл
до самой
середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте, и поплыл дальше, и все нырял, стараясь достать дна.
— Ах, боже мой…» Доплыл
до мельницы, о чем-то поговорил там с мужиками и повернул назад, и на
середине плеса лег, подставляя свое лицо под дождь.
Стаканыч пожал его холодную, негнущуюся большую руку и, вернувшись на свою кровать, сел за прерванный пасьянс. И
до самого обеда оба старика не произнесли больше ни слова, и в комнате стояла такая, по-осеннему ясная, задумчивая и грустная тишина, что обманутые ею мыши, которых пропасть водилось в старом доме, много раз пугливо и нагло выбегали из своего подполья на
середину комнаты и, блестя черными глазенками, суетливо подбирали рассыпанные вокруг стола хлебные крошки.
Мороз все крепчал. Здание станции, которое наполовину состояло из юрты и только наполовину из русского сруба, сияло огнями. Из трубы над юртой целый веник искр торопливо мотался в воздухе, а белый густой дым поднимался сначала кверху, потом отгибался к реке и тянулся далеко,
до самой ее
середины… Льдины, вставленные в окна, казалось, горели сами, переливаясь радужными оттенками пламени…
Перепилил я один прут
до середины.