Неточные совпадения
Следуя данному определению неясных слов, как
дух, воля,
свобода, субстанция, нарочно вдаваясь в ту ловушку слов, которую ставили ему философы или он сам себе, он начинал как будто что-то понимать.
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль такой, приучилась говорить о премудростях просто, как о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали
свободы духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет в ней никакой иной точки опоры для человека, кроме его вымысла.
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь в экономику, отвергаете необходимость политической борьбы, и народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической
свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по
духу, а вы — чужие!
Мой новогодний тост за разнообразие индивидуальностей, за
свободу развития
духа.
Тоже и духоборы: будто бы за
дух, за
свободу его борются, а поехали туда, где лучше.
— И слава Богу: аминь! — заключил он. — Канарейка тоже счастлива в клетке, и даже поет; но она счастлива канареечным, а не человеческим счастьем… Нет, кузина, над вами совершено систематически утонченное умерщвление
свободы духа,
свободы ума,
свободы сердца! Вы — прекрасная пленница в светском серале и прозябаете в своем неведении.
Открытие в Вере смелости ума,
свободы духа, жажды чего-то нового — сначала изумило, потом ослепило двойной силой красоты — внешней и внутренней, а наконец отчасти напугало его, после отречения ее от «мудрости».
Но если покойный
дух жизни тихо опять веял над ним, или попросту «находил на него счастливый стих», лицо его отражало запас силы воли, внутренней гармонии и самообладания, а иногда какой-то задумчивой
свободы, какого-то идущего к этому лицу мечтательного оттенка, лежавшего не то в этом темном зрачке, не то в легком дрожании губ.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в
духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на
свободу.
Цели жизни не могут быть подчинены средствам жизни,
свобода не может быть подчинена необходимости, царство
Духа не может быть подчинено царству Кесаря.
Дух же принадлежит к царству
свободы.
Лучше можно сказать, что Бог есть Смысл и Истина мира, Бог есть
Дух и
Свобода.
Но часто бывают извращения, отрицается
свобода мысли и
духа и признается очень большая
свобода в жизни экономической.
Лишь в
духе и
свободе встреча с Богом есть драматическое событие.
Часто недостаточно помнят и знают, что античный греко-римский мир не знал принципа
свободы совести, которая предполагала дуализм
духа и кесаря.
Видимый мир не есть навязанная нам и принуждающая нас реальность, он обращен к
свободе духа.
Он совершенно лишен всякой мужественности
духа, всякой активной силы сопротивления стихиям ветра, всякой внутренней
свободы.
Лишь встреча в
духе есть встреча в
свободе.
Дух есть
свобода, но в объективации
духа в истории создавался ряд мифов, которыми укреплялся авторитет власти.
Свобода вкоренена в царство
духа, а не в царство Кесаря.
Поэтому основная тема —
дух и природа,
свобода и необходимость.
Добыть себе относительную общественную
свободу русским трудно не потому только, что в русской природе есть пассивность и подавленность, но и потому, что русский
дух жаждет абсолютной Божественной
свободы.
Дуализм между царством
Духа и царством Кесаря — совершенно необходимое утверждение
свободы человека.
Свобода человека в том, что человек принадлежит к двум планам, к плану
Духа и к плану Кесаря.
Что должно быть решительно утверждено, так это то, что
свобода есть
дух, а не бытие.
Христианская теократия и империализм были тоталитарными, и они монистически отрицали
свободу духа.
Дух тоже сделали врагом
свободы и признали даже материализм благоприятным для
свободы.
Свобода возможна лишь в том случае, если кроме царства Кесаря существует еще царство
Духа, т. е. царство Божье.
Творчество же принадлежит к целям жизни, оно принадлежит к царству
свободы, т. е. к царству
Духа.
Свобода предполагает, что жизнь не окончательно регулирована и рационализирована, что в ней есть зло, которое должно быть побеждено свободным усилием
духа.
Основное же свойство
Духа есть
свобода.
Понятно, что нормально должно быть так, ибо
дух есть
свобода, материя же есть необходимость.
Борьба за
свободу духа может принимать героический характер.
Духовное начало в человеке есть истинная
свобода, а отрицание
духа, додуманное до конца, — неизбежно есть отрицание
свободы.
Славянофилы хотели оставить русскому народу
свободу религиозной совести,
свободу думы,
свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русским народом.
Верно же понятый дуализм царства Кесаря и царства Божьего,
духа и природы,
духа и организованного в государство общества, может обосновать
свободу.
Христианство впервые по-настоящему утверждает
свободу духа.
Никакой сферы
свободы от государства и общества,
свободы духа не могло быть.
Дух этот устремлен к последнему и окончательному, к абсолютному во всем; к абсолютной
свободе и к абсолютной любви.
Буржуазное рабство человеческого
духа — один из результатов формальной
свободы человека, его поглощенности собой.
В русском народе поистине есть
свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства.
Наиболее общее определение
свободы, обнимающее все частные определения, заключается в том, что
свобода есть определение человека не извне, а изнутри, из
духа.
Важнее же всего сознать, что
дух совсем не есть реальность, сопоставимая с другими реальностями, например, с реальностью материи;
дух есть реальность совсем в другом смысле, он есть
свобода, а не бытие, качественное изменение мировой данности, творческая энергия, преображающая мир.
Эта независимость и
свобода духа должна быть обнаружена мучительным путем механизации, машинизации материальной жизни.
Свобода человека в том, что кроме царства Кесаря существует еще царство
Духа.
Россия — страна безграничной
свободы духа, страна странничества и искания Божьей правды.
В этом есть огромная примесь религиозного натурализма, предшествующего христианской религии
духа, религии личности и
свободы.
Достоевский в легенде о «Великом Инквизиторе» провозгласил неслыханную
свободу духа, абсолютную религиозную
свободу во Христе.
Совершенный и гармоничный строй в царстве
Духа вместе с тем будет царством
свободы.
Борьба за большую социальную справедливость должна происходить независимо от того, во что выльется царство Кесаря, которое не может не быть мещанским царством и не может не ограничивать
свободы духа.