Неточные совпадения
— Нет, не испорчу! Ну, а ваша
жена? — сказала вдруг баронесса, перебивая разговор Вронского с
товарищем. — Мы здесь женили вас. Привезли вашу
жену?
— Он убит теми пулями, которые убили тысячи ваших
товарищей,
жен, детей… да!
А между тем орлиным взором
В кругу домашнем ищет он
Себе
товарищей отважных,
Неколебимых, непродажных.
Во всем открылся он
жене:
Давно в глубокой тишине
Уже донос он грозный копит,
И, гнева женского полна,
Нетерпеливая
женаСупруга злобного торопит.
В тиши ночной, на ложе сна,
Как некий дух, ему она
О мщенье шепчет, укоряет,
И слезы льет, и ободряет,
И клятвы требует — и ей
Клянется мрачный Кочубей.
— И Антонине Васильевне (
жене Тушара) обидно станет-с.
Товарищи тоже будут надо мною смеяться…
Я вспомнил, что некоторые из моих
товарищей, видевшие уже Сейоло, говорили, что
жена у него нехороша собой, с злым лицом и т. п., и удивлялся, как взгляды могут быть так различны в определении даже наружности женщины! «Видели Сейоло?» — с улыбкой спросил нас Вандик.
Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего
товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал
жене. «Сейоло, Сейоло!» — заговорила она, со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Обиду эту он почувствовал в первый раз, когда на Рождество их, ребят, привели на елку, устроенную
женой фабриканта, где ему с
товарищами подарили дудочку в одну копейку, яблоко, золоченый орех и винную ягоду, а детям фабриканта — игрушки, которые показались ему дарами волшебницы и стоили, как он после узнал, более 50 рублей.
Когда же Коля стал ходить в школу и потом в нашу прогимназию, то мать бросилась изучать вместе с ним все науки, чтобы помогать ему и репетировать с ним уроки, бросилась знакомиться с учителями и с их
женами, ласкала даже
товарищей Коли, школьников, и лисила пред ними, чтобы не трогали Колю, не насмехались над ним, не прибили его.
— Это уж вовсе, вовсе не обо мне, — говорит светлая красавица. — Он любил ее, пока не касался к ней. Когда она становилась его
женою, она становилась его подданною; она должна была трепетать его; он запирал ее; он переставал любить ее. Он охотился, он уезжал на войну, он пировал с своими
товарищами, он насиловал своих вассалок, —
жена была брошена, заперта, презрена. Ту женщину, которой касался мужчина, этот мужчина уж не любил тогда. Нет, тогда меня не было. Ту царицу звали «Непорочностью». Вот она.
Я пожал руку
жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего
товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
Жена рыдала на коленях у кровати возле покойника; добрый, милый молодой человек из университетских
товарищей, ходивший последнее время за ним, суетился, отодвигал стол с лекарствами, поднимал сторы… я вышел вон, на дворе было морозно и светло, восходящее солнце ярко светило на снег, точно будто сделалось что-нибудь хорошее; я отправился заказывать гроб.
Петра Ильича уговаривает отец, упрашивает тетка, умоляет
жена, которую убивает его поведение, образумливает
товарищ, отвергает девушка, для которой он бросает
жену, — на него ничто не действует.
Тут никто не может ни на кого положиться: каждую минуту вы можете ждать, что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все деньги и документы и засадить своего
товарища в яму за долги; тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать,
жена обманет мужа.
…Письмо ваше от 4 октября получил я в Петербурге, куда мне прислала его
жена. Там я не имел возможности заняться перепиской. Все время проводил в болтовне дома с посетителями и старыми
товарищами и друзьями. К
жене я возвратился 8-го числа…
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых людей — здешних наших
товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой своей
жены…
— Вот тебе моя московка: баба добрая, жалеет меня: поздоров ее боже за это. Это мой старый
товарищ, Даша, — отнесся Нечай к
жене.
Но, простившись с
товарищами, он, прежде чем выйти из кабинета, быстро и многозначительно указал
Жене глазами на дверь.
— У меня —
жена на сносях. Ну, и день такой, беспокойный! — объяснил Миронов, пристально разглядывая
товарищей, и негромко спросил...
— Хорошая! — кивнул головой Егор. — Вижу я — вам ее жалко. Напрасно! У вас не хватит сердца, если вы начнете жалеть всех нас, крамольников. Всем живется не очень легко, говоря правду. Вот недавно воротился из ссылки мой
товарищ. Когда он ехал через Нижний —
жена и ребенок ждали его в Смоленске, а когда он явился в Смоленск — они уже были в московской тюрьме. Теперь очередь
жены ехать в Сибирь. У меня тоже была
жена, превосходный человек, пять лет такой жизни свели ее в могилу…
Эти мысли, вызванные в нем столкновением с Смоковниковым, вместе с неприятностями по гимназии, происшедшими от этого столкновения, — именно, выговор, замечание, полученное от начальства, — заставили его принять давно уже, со смерти
жены, манившее его к себе решение: принять монашество и избрать ту самую карьеру, по которой пошли некоторые из его
товарищей по академии, из которых один был уже архиереем, а другой архимандритом на вакансии епископа.
Сказано — сделано. Через неделю
жена собрала сына и уехала в Петербург. К концу августа убежденный помещик получил известие, что сын выдержал экзамен в гимназию, а Зверков, Жизнеев, Эльман и другие
товарищи дали слово определить к делу и отца.
Он действительно был перешедший из кавалерии, и в настоящую минуту, поднимаясь к бульвару, думал о письме, которое сейчас получил от бывшего
товарища, теперь отставного, помещика Т. губернии, и
жены его, бледной голубоглазой Наташи, своей большой приятельницы.
Несмотря на те слова и выражения, которые я нарочно отметил курсивом, и на весь тон письма, по которым высокомерный читатель верно составил себе истинное и невыгодное понятие, в отношении порядочности, о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о
товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге, штабс-капитан Михайлов с невыразимо грустным наслаждением вспомнил о своем губернском бледном друге и как он сиживал, бывало, с ним по вечерам в беседке и говорил о чувстве, вспомнил о добром товарище-улане, как он сердился и ремизился, когда они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке, как
жена смеялась над ним, — вспомнил о дружбе к себе этих людей (может быть, ему казалось, что было что-то больше со стороны бледного друга): все эти лица с своей обстановкой мелькнули в его воображении в удивительно-сладком, отрадно-розовом цвете, и он, улыбаясь своим воспоминаниям, дотронулся рукою до кармана, в котором лежало это милое для него письмо.
Исходил я все деревни, описал местность, стройку, трактиры, где бывал когда-то Чуркин, перезнакомился с разбойниками, его бывшими
товарищами, узнал, что он два раза был сослан на жительство в Сибирь, два раза прибегал обратно, был сослан в третий раз и умер в Сибири — кто говорит, что пристрелили, кто говорит, что в пьяной драке убили. Его
жена Арина Ефимовна законно считалась три года вдовой.
Ольга Алексеевна (после паузы). Ты говоришь о Сергее Васильевиче? (Варвара Михайловна не отвечает, тихо покачивая головой и глядя куда-то вперед.) Как быстро меняются люди! Я помню его студентом… какой он тогда был хороший! Беспечный, веселый бедняк… рубаха-парень — звали его
товарищи… А ты мало изменилась: все такая же задумчивая, серьезная, строгая… Когда стало известно, что ты выходишь за него замуж, я помню, Кирилл сказал мне: с такой
женой Басов не пропадет. Он легкомыслен и склонен к пошлости, но она…
Как сказано выше, в фабричных деревнях дети обоего пола проводят юность свою на фабриках; хочешь не хочешь, выбирай в
жены фабричную девку; такая женщина поминутно должна сталкиваться с прежними товарками и знакомцами; муж, с своей стороны, встречается с
товарищами по фабрике и старыми знакомками.
Но речь Захара не произвела никакого действия на
товарища. Он сидел по-прежнему, подпершись локтем и опустив голову. Он не заметил даже, по-видимому, отсутствия
жены и старухи.
— Граждане,
товарищи, хорошие люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы друг ко другу, пусть все знают, что мы понимаем высокую цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот человек, который оклеветал женщину, оскорбил
товарища, разрушил одну семью и внес горе в другую, заставив свою
жену страдать от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
Пятницкий был наш учитель. Он был немного смешон, и
жена изменила ему с офицером. Он покушался на самоубийство и потом объяснял
товарищам, что стрелялся собственно не оттого, что изменила именно его Параша, а оттого, что «все, все они одинаковы»…
Катя писала мне, что ее
товарищи не посещают репетиций и никогда не знают ролей; в постановке нелепых пьес и в манере держать себя на сцене видно у каждого из них полное неуважение к публике; в интересах сбора, о котором только и говорят, драматические актрисы унижаются до пения шансонеток, а трагики поют куплеты, в которых смеются над рогатыми мужьями и над беременностью неверных
жен и т. д.
Он, как будто у него была совесть нечиста, не мог уже смотреть
жене прямо в глаза, не улыбался радостно при встрече с нею и, чтобы меньше оставаться с нею наедине, часто приводил к себе обедать своего
товарища Коростелева, маленького стриженого человечка с помятым лицом, который, когда разговаривал с Ольгой Ивановной, то от смущения расстегивал все пуговицы своего пиджака и опять их застегивал и потом начинал правой рукой щипать свой левый ус.
— Вы, конечно, знаете, что Маргарита
жена моего
товарища, подполковника Лучицкого, убитого при Эски-Загре?
— Да, так было все, брат Ираклий… Прибавьте к этому молодость, круг веселых
товарищей по полку, бесконечные удовольствия… Жизнь катилась совершенно незаметно, как у всех богатых людей. Моя
жена очень красивая женщина, как она мне казалась до женитьбы и как уверяли потом другие мужчины, но дома красивой женщины нет, потому что и красота приедается. Но мы сохранили дружеские чувства… Это много значит.
И у воров есть друзья, и у грабителей есть
товарищи, и у лжецов есть
жены, которым говорят они правду, а Иуда смеется над ворами, как и над честными, хотя сам крадет искусно, и видом своим безобразнее всех жителей в Иудее.
— Ради бога, ради бога! — кричал Иван Андреевич, вылезая, — ради бога, ваше превосходительство, не зовите людей! Ваше превосходительство, не зовите людей! Это совершенно лишнее. Вы меня не можете вытолкать!.. Я не такой человек! Я сам по себе… Ваше превосходительство, это случилось по ошибке! Я вам сейчас объясню, ваше превосходительство, — продолжал Иван Андреевич, рыдая и всхлипывая. — Это все
жена, то есть не моя
жена, а чужая
жена, — я не женат, а так… Это мой друг и
товарищ детства…
— А вот какое, — допив стакан пуншу, продолжал Патап Максимыч. — Предста преподобному бес во образе
жены и нача его смущати; он же отвеща ему глаголя: «Отыди от меня, сатано!» Бес же нимало не уязвися, дерзостно прельщая преподобного. Тогда отец Исакий поревнова, взем беса и изрину его из оконца… И
товарищ твой крякнул, Василий Борисыч, как с высокого-то окна в Белой Кринице прыгнул, а девичье тело понежней Жигаревского будет… Насмерть расшиблась…
— Прямо не понимаю!.. Что такое, господи!.. Она —
жена моего
товарища; я у них живу в нахлебниках… Вечером приехала с мужем из гостей, шутила, смеялась. А сейчас муж будит меня, говорит: помирает; послал за вами… Отчего это случилось, положительно не могу определить!
Допросив двух-трех кучеров,
товарищ прокурора плотно пообедал, прочел мне целую инструкцию и уехал. Перед отъездом он заходил во флигель, где содержался заключенный Урбенин, и объявил последнему, что наше подозрение в его виновности стало уверенностью. Урбенин махнул рукой и попросил позволения присутствовать на похоронах
жены; последнее ему было разрешено.
И вечером
та или иная мразь,
на
жену,
за пианином обучающуюся, глядя,
говорит,
от самовара разморясь:
«
Товарищ Надя!
« — Подумай, у меня выбор из двух: или быть беременною, то есть больною, или быть другом,
товарищем своего мужа, все равно мужа… Ты пойми, я не
жена; он любит меня до тех пор, пока любит. И что же, чем же я поддержу его любовь? Вот этим?
Это было совершенно верное и мастерское определение характера Катерины Астафьевны, и в силу этого-то самого характера столь терпеливая во всех нуждах и лишениях подруга майора не стерпела, когда при перемене полкового командира вновь вступивший в командование полковник, из старых
товарищей Форова по военной академии, не пригласил ее на полковой бал, куда были позваны
жены всех семейных офицеров.
Она видела, как подмастерья разговаривали и шутили с девушками, как обхватывали их и прижимали к туловищу, когда танцевали: никогда бы они так не держались с
женами и дочерьми своих
товарищей…
Из полка ожидались
товарищи отца с их
женами и другие гости. Мне было как-то неловко: по свойственной мне дикости, я не любила общества, и вот почему Бэлле много надо было труда, чтобы уговорить меня выйти к столу, приготовленному на вольном воздухе в тени вековых лип и густолиственных чинар.
Придя в кабинет и начавши соображать, он тотчас же вспомнил, как года полтора назад он был с
женой в Петербурге и завтракал у Кюба с одним своим школьным
товарищем, инженером путей сообщения, и как этот инженер представил ему и его
жене молодого человека лет 22–23, которого звали Михаилом Иванычем; фамилия была короткая, немножко странная: Рис.
—
Товарищи!.. Не бросайте меня!.. О боже мой!..
Жена у меня, четверо ребят…
Балбинский взял на руки большую корзину и с тоской взглянул на окно… На четвертой станции
жена послала его в вокзал за горячей водой, и тут около буфета он встретился со своим приятелем,
товарищем председателя Плинского окружного суда Фляжкиным, уговорившимся вместе с ним ехать за границу.
И
товарищ прокурора начал дразнить свою
жену. Он разгулялся и ему уже не хотелось спать.
Товарищ прокурора поглядел на себя и ахнул. На его плечах, вместо халата, болталась шинель пожарного, Как она попала на его плечи? Пока он решал этот вопрос,
жена его рисовала в своем воображении новую картину, ужасную, невозможную: мрак, тишина, шёпот и проч., и проч….
— Мещанство разводишь,
товарищ Буераков. А еще в партии состоял.
Жена из дому уходит, — подумаешь! А ты — дома. Вот и посиди заместо ее, пригляди за ребятами. Новое, брат, дело. Ты по-старому брось глядеть.
— Боярыня! — воскликнул гневно посадник Кирилл, предупредив своих
товарищей, — честь такая монета, которая не при тебе чеканилась, стало быть, не тебе и говорить о ней. Теперь одним мужам пристало держать совет о делах отчизны, а словоохотливые языки
жен — тупые мечи для нее…