Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что
жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем
обществе никогда не услышишь.
Последнее ее письмо, полученное им накануне, тем в особенности раздражило его, что в нем были намеки на то, что она готова была помогать ему для успеха в свете и на службе, а не для
жизни, которая скандализировала всё хорошее
общество.
Другое: она была не только далека от светскости, но, очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и имела все те приемы женщины хорошего
общества, без которых для Сергея Ивановича была немыслима подруга
жизни.
— Мы ведем
жизнь довольно прозаическую, — сказал он, вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские
общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с дочерью; но я с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины
общества, я стал искусен в науке
жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался.
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же
общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь. Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю
жизнь свою?
В своей книге «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755) противопоставлял современное ему
общество «счастливой
жизни людей» в «естественном» состоянии, вне губительных влияний роскоши и излишеств, свойственных, по его мнению, современной цивилизации.
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и
жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные
общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
— Печально, когда человек сосредоточивается на плотском своем существе и на разуме, отметая или угнетая дух свой, начало вселенское. Аристотель в «Политике» сказал, что человек вне
общества — или бог или зверь. Богоподобных людей — не встречала, а зверье среди них — мелкие грызуны или же барсуки, которые защищают вонью
жизнь свою и нору.
«Солдат этот, конечно, — глуп, но — верный слуга. Как повар. Анфимьевна. Таня Куликова. И — Любаша тоже. В сущности,
общество держится именно такими. Бескорыстно отдают всю
жизнь, все силы. Никакая организация невозможна без таких людей. Николай — другого типа… И тот, раненый, торговец копченой рыбой…»
— Что вы хотите сказать? Мой дядя такой же продукт разложения верхних слоев
общества, как и вы сами… Как вся интеллигенция. Она не находит себе места в
жизни и потому…
Клим Иванович Самгин чувствовал себя человеком, который знает все, что было сказано мудрыми книжниками всего мира и многократно в раздробленном виде повторяется Пыльниковыми, Воиновыми. Он был уверен, что знает и все то, что может быть сказано человеком в защиту от насилия
жизни над ним, знает все, что сказали и способны сказать люди, которые утверждают, что человека может освободить только коренное изменение классовой структуры
общества.
Весной Елена повезла мужа за границу, а через семь недель Самгин получил от нее телеграмму: «Антон скончался, хороню здесь». Через несколько дней она приехала, покрасив волосы на голове еще более ярко, это совершенно не совпадало с необычным для нее простеньким темным платьем, и Самгин подумал, что именно это раздражало ее. Но оказалось, что французское
общество страхования
жизни не уплатило ей деньги по полису Прозорова на ее имя.
Я квалифицирован как юрист, защитник
общества против покушений на его социально-политический порядок, на собственность, на
жизнь его членов.
— Что-нибудь да должно же занимать свет и
общество, — сказал Штольц, — у всякого свои интересы. На то
жизнь…
С тех пор не было внезапных перемен в Ольге. Она была ровна, покойна с теткой, в
обществе, но жила и чувствовала
жизнь только с Обломовым. Она уже никого не спрашивала, что ей делать, как поступить, не ссылалась мысленно на авторитет Сонечки.
Она введет нового и сильного человека в
общество. Он умен, настойчив, и если будет прост и деятелен, как Тушин, тогда… и ее
жизнь угадана. Она не даром жила. А там она не знала, что будет.
Послушать, так нужная степень нравственного развития у всех уже есть, как будто каждый уже достиг его и носит у себя в кармане, как табакерку, что это «само собой разумеется», что об этом и толковать нечего. Все соглашаются, что
общество существовать без этого не может, что гуманность, честность, справедливость — суть основные законы и частной, и общественной
жизни, что «честность, честности, честностью» и т. д.
А не кто другой, как Марк Волохов, этот пария, циник, ведущий бродячую, цыганскую
жизнь, занимающий деньги, стреляющий в живых людей, объявивший, как Карл Мор, по словам Райского, войну
обществу, живущий под присмотром полиции, словом, отверженец, «Варавва»!
Вскоре после смерти жены он было попросился туда, но образ его
жизни, нравы и его затеи так были известны в
обществе, что ему, в ответ на просьбу, коротко отвечено было: «Незачем». Он пожевал губами, похандрил, потом сделал какое-то громадное, дорогое сумасбродство и успокоился. После того, уже промотавшись окончательно, он в Париж не порывался.
— Я не послал письма. Она решила не посылать. Она мотивировала так: если пошлю письмо, то, конечно, сделаю благородный поступок, достаточный, чтоб смыть всю грязь и даже гораздо больше, но вынесу ли его сам? Ее мнение было то, что и никто бы не вынес, потому что будущность тогда погибла и уже воскресение к новой
жизни невозможно. И к тому же, добро бы пострадал Степанов; но ведь он же был оправдан
обществом офицеров и без того. Одним словом — парадокс; но она удержала меня, и я ей отдался вполне.
«Отошлите это в ученое
общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования, пишите иначе. Давайте нам чудес, поэзии, огня,
жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
Сколько и в семьях, среди цивилизованного
общества, встречается примеров братьев,
жизнь которых сложилась так, что один образец порядочности, другой отверженец семьи!
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для
общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной
жизни человеческой.
— Для Максима необходима спокойная
жизнь и такие развлечения… как это вам сказать… Одним словом, чисто деревенские, — объяснил доктор Надежде Васильевне. — Покой, хорошее питание, прогулки, умеренная физическая работа — вот что ему необходимо вместе с деревенским воздухом и подходящим
обществом.
По-моему, вы выбрали особенно удачный момент для своего предприятия: все
общество переживает период брожения всех сил, сверху донизу, и вот в эту лабораторию творящейся
жизни влить новую струю, провести новую идею особенно важно.
Дядюшка Оскар Филипыч принадлежал к тому типу молодящихся старичков, которые постоянно улыбаются самым сладким образом, ходят маленькими шажками, в качестве старых холостяков любят дамское
общество и непременно имеют какую-нибудь странность: один боится мышей, другой не выносит каких-нибудь духов, третий целую
жизнь подбирает коллекцию тросточек разных исторических эпох и т. д.
Эту неровность Надежда Васильевна объясняла ненормальной
жизнью Привалова, который по-прежнему проводил ночи в клубе в самом сомнительном
обществе и раза два являлся к Лоскутовым сильно навеселе.
— Эх! — сказал он со вздохом. — Вы вот спрашиваете, как я поживаю. Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полнеем, опускаемся. День да ночь — сутки прочь,
жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей… Днем нажива, а вечером клуб,
общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?
Проблема отношения человека и
общества очень обострилась из-за роли, которую играет социализм в мировой
жизни.
В
жизни государств и
обществ таковы: миф монархии — о суверенитете власти монарха, миф о демократии — о суверенитете власти народа (volonté génerale), миф коммунизма — о суверенитете власти пролетариата.
Жизнь человеческих
обществ стоит под знаком господства экономики, техники, лживой политики, яростного национализма.
Наша православная идеология самодержавия — такое же явление безгосударственного духа, отказ народа и
общества создавать государственную
жизнь.
В общественной
жизни все ведь — в силе, в энергии духа, в характере людей и
обществ, в их воле, в их творческой мысли, а не в отвлеченных принципах, формулах и словах, которым грош цена.
Вот почему необходимо устремить свою волю к существенной свободе, к перерождению клеток
общества, к осуществлению ценностей более высокой
жизни изнутри.
Истинная
жизнь — творимая
жизнь, а не исконная данная
жизнь, не органически-элементарная, животно-растительная
жизнь в природе и в
обществе.
Подлинной реальностью, подлинной
жизнью является борьба человека, социального человека, со стихийными силами природы и
общества, т. е. экономика.
Христианство некогда совершило величайшую духовную революцию, оно духовно освободило человека от неограниченной власти
общества и государства, которая в античном мире распространялась и на религиозную
жизнь.
Человек в своей исторической судьбе проходит не только через радикальные изменения социальной
жизни, которые должны создать новую структуру
общества, но и через радикальное изменение отношения к
жизни космической.
Противоречивость марксизма отчасти связана с тем, что он есть не только борьба против капиталистической индустрии, но и жертва его, жертва той власти экономики над человеческой
жизнью, которую мы видим в
обществах XIX и XX века.
Слишком забывают, что социальная
жизнь людей связана с космической
жизнью и что не может быть достигнуто совершенного
общества без отношения к
жизни космической и действия космических сил.
Вот там молодой блестящий офицер высшего
общества, едва начинающий свою
жизнь и карьеру, подло, в тиши, безо всякого угрызения совести, зарезывает мелкого чиновника, отчасти бывшего своего благодетеля, и служанку его, чтобы похитить свой долговой документ, а вместе и остальные денежки чиновника: „пригодятся-де для великосветских моих удовольствий и для карьеры моей впереди“.
Но когда-нибудь надо же и нам начать нашу
жизнь трезво и вдумчиво, надо же и нам бросить взгляд на себя как на
общество, надо же и нам хоть что-нибудь в нашем общественном деле осмыслить или только хоть начать осмысление наше.
В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось то робкое отчаяние, с которым столь многие теперь в нашем бедном
обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать, в материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей груди расслабленной матери жаждут хотя бы только спокойно заснуть и даже всю
жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.
Нет, монах святой, ты будь-ка добродетелен в
жизни, принеси пользу
обществу, не заключаясь в монастыре на готовые хлеба и не ожидая награды там наверху, — так это-то потруднее будет.
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное
общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой
жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
— А вот что: кружок — да это гибель всякого самобытного развития; кружок — это безобразная замена
общества, женщины,
жизни; кружок… о, да постойте; я вам скажу, что такое кружок!
Как вдвойне отрадна показалась Вере Павловне ее новая
жизнь с чистыми мыслями, в
обществе чистых людей»!
Я обо всем предупреждаю читателя, потому скажу ему, чтоб он не предполагал этот монолог Лопухова заключающим в себе таинственный намек автора на какой-нибудь важный мотив дальнейшего хода отношений между Лопуховым и Верою Павловною;
жизнь Веры Павловны не будет подтачиваться недостатком возможности блистать в
обществе и богато наряжаться, и ее отношения к Лопухову не будут портиться «вредным чувством» признательности.
То, что мы с тобою признаем за нормальную
жизнь, будет так, когда переменятся понятия, обычаи
общества.