Неточные совпадения
Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило:
загорелось в душе одною искрой и вдруг, как
огонь, охватило всего.
Любитель комфорта, может быть, пожал бы плечами, взглянув на всю наружную разнорядицу мебели, ветхих картин, статуй с отломанными руками и ногами, иногда плохих, но дорогих по воспоминанию гравюр, мелочей. Разве глаза знатока
загорелись бы не раз
огнем жадности при взгляде на ту или другую картину, на какую-нибудь пожелтевшую от времени книгу, на старый фарфор или камни и монеты.
— Знаешь ли, Андрей, в жизни моей ведь никогда не
загоралось никакого, ни спасительного, ни разрушительного
огня?
С зубовным скрежетом вырвал их Чертопханов из рук оторопелого Перфишки, стал высекать
огонь сам: искры сыпались обильно, еще обильнее сыпались проклятия и даже стоны, — но трут либо не
загорался, либо погасал, несмотря на дружные усилия четырех напряженных щек и губ!
— Что вы, братцы! — говорил винокур. — Слава богу, волосы у вас чуть не в снегу, а до сих пор ума не нажили: от простого
огня ведьма не
загорится! Только
огонь из люльки может зажечь оборотня. Постойте, я сейчас все улажу!
Матросы это увидали, остановили их и доложили капитану, а тот велел их обоих вниз запереть и дать им рому и вина и холодной пищи, чтобы могли и пить и есть и свое пари выдержать, — а горячего студингу с
огнем им не подавать, потому что у них в нутре может спирт
загореться.
Сыгранный ею самою вальс звенел у ней в голове, волновал ее; где бы она ни находилась, стоило ей только представить себе
огни, бальную залу, быстрое круженье под звуки музыки — и душа в ней так и
загоралась, глаза странно меркли, улыбка блуждала на губах, что-то грациозно-вакхическое разливалось по всему телу.
Когда солнце село, в разных местах
загорелись яркие костры, и моленье продолжалось при
огне.
Вспыхнул спор, засверкали слова, точно языки
огня в костре. Мать не понимала, о чем кричат. Все лица
загорелись румянцем возбуждения, но никто не злился, не говорил знакомых ей резких слов.
Порой, в минуты этих проблесков сознания, когда до слуха его долетало имя панны с белокурою косой, в сердце его поднималось бурное бешенство; глаза Лавровского
загорались темным
огнем на бледном лице, и он со всех ног кидался в толпу, которая быстро разбегалась.
На старом кладбище в сырые осенние ночи
загорались синие
огни, а в часовне сычи кричали так пронзительно и звонко, что от криков проклятой птицы даже у бесстрашного кузнеца сжималось сердце.
Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величиной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед
огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг
загорелись прелестные густо-красные живые
огни.
— Слезы погоревших утрут, но город сожгут. Это всё четыре мерзавца, четыре с половиной. Арестовать мерзавца! Он тут один, а четыре с половиной им оклеветаны. Он втирается в честь семейств. Для зажигания домов употребили гувернанток. Это подло, подло! Ай, что он делает! — крикнул он, заметив вдруг на кровле пылавшего флигеля пожарного, под которым уже прогорела крыша и кругом вспыхивал
огонь. — Стащить его, стащить, он провалится, он
загорится, тушите его… Что он там делает?
— Да что ты, батюшка, — озлилась вдруг вдовица, — да они меня на аркане в
огонь тащили, когда у Верхишиных
загорелось. Они мне мертву кошку в укладку заперли, то есть всякое-то бесчинство готовы…
Желтыми
огнями загорелась осень, частыми дождями заплакало небо, и быстро стали пустеть дачи и умолкать, как будто непрерывный дождь и ветер гасили их, точно свечи, одну за другой.
Положение правительств подобно положению завоевателя, который желает сохранить город, поджигаемый самими жителями. Только что он затушит пожар в одном месте,
загорается в двух других; только что он уступает
огню, отломает то, что
загорелось, от большого здания, —
загорается с двух концов и это здание. Загорания эти еще редки, но
загораются они
огнем, который, начавшись с искры, не остановится до тех пор, пока не сожжет всего.
Но — вот вдали, на высокой стене, на черных квадратах окон вспыхнуло отражение красного
огня, вспыхнуло, исчезло,
загорелось снова, и по толпе весенним вздохом леса пронесся подавленный шёпот...
Он же идет молча и спокойно смотрит на город, не ускоряя шага, одинокий, маленький, словно несущий что-то необходимое, давно ожидаемое всеми там, в городе, где уже тревожно
загораются встречу ему голубые, желтые и красные
огни.
— Ах, уйди ты! Уйди! — подумал больной, и стена и Дора тотчас же исчезли от его думы, но зато в темной арке белого камина
загорелся приятный голубоватый
огонь, и перед этим
огнем на полу, грациозно закинув под голову руки, лежала какая-то совершенно незнакомая красивая женщина.
И как было все это время: острая, как нож, ненависть столкнулась с чем-то невыносимо похожим на любовь, вспыхнул свет сокровеннейшего понимания,
загорелись и побежали вдаль кроваво-праздничные
огни.
Жарко затрещало, и свет проник между пальцами —
загорелся огромный скирд; смолкли голоса, отодвигаясь — притихли. И в затишье человеческих голосов необыкновенный, поразительный в своей необычности плач вернул зрение Саше, как слепому от рождения. Сидел Еремей на земле, смотрел, не мигая, в красную гущу
огня и плакал, повторяя все одни и те же слова...
А весною 29-го года опять затанцевала,
загорелась и завертелась
огнями Москва, и опять по-прежнему шаркало движение механических экипажей, и над шапкою храма Христа висел, как на ниточке, лунный серп, и на месте сгоревшего в августе 28-го года двухэтажного института выстроили новый зоологический дворец, и им заведовал приват-доцент Иванов, но Персикова уже не было.
Но через восемь суток Алексей встал, влажно покашливая, харкая кровью; он начал часто ходить в баню, парился, пил водку с перцем; в глазах его
загорелся тёмный угрюмый
огонь, это сделало их ещё более красивыми. Он не хотел сказать, кто избил его, но Ерданская узнала, что бил Степан Барский, двое пожарных и мордвин, дворник Воропонова. Когда Артамонов спросил Алексея: так ли это? — тот ответил...
Тогда тихо опускались до половины его длинные ресницы, бросая синие тени на светлое лицо, и в глазах царя
загорались, точно искры в черных брильянтах, теплые
огни ласкового, нежного смеха; и те, кто видели эту улыбку, готовы были за нее отдать тело и душу — так она была неописуемо прекрасна.
И начал я рассказывать ей о своём душевном деле — про обиду мою на бога, за то, что допустил он меня до греха и несправедливо наказал потом смертью Ольги. То бледнеет она и хмурится, то вдруг
загорятся щёки её румянцем и глаза
огнём, возбуждает это меня.
Те, которые сидели наверху, оглянулись, и им представилась страшная, необыкновенная картина. На одной из крайних изб, на соломенной крыше стоял огненный, в сажень вышиною, столб, который клубился и сыпал от себя во все стороны искры, точно фонтан бил. И тотчас же
загорелась вся крыша ярким пламенем и послышался треск
огня.
В эту минуту блуждавший взгляд мой встретился со взглядом m-me M*, встревоженной, побледневшей, и — я не могу забыть этого мгновения — вмиг все лицо мое облилось румянцем, зарделось,
загорелось как
огонь; я уж не знаю, что со мной сделалось, но, смущенный и испуганный собственным своим ощущением, я робко опустил глаза в землю.
Когда же
огонь вспыхивал особенно ярко, эти лица принимали медный оттенок, а в глазах ярко
загорались красные точки.
Заалел восток; сперва на дальнем горизонте слегка на облака
огнем брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг — пламя! Роса на траве
загорелась; проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее… А косой ничего не видит, не слышит, только одно твердит: «Погубил я друга своего, погубил!»
— Сама бы волей своей замуж я не пошла, как и Варя, — так зачала Дуняша, и глаза у ней
загорелись, брызнув
огнем искрометным.
Заблестели под его лучами длинные ряды обительских келий и убогие сиротские избенки; переливным
огнем загорелись стекла домика Марьи Гавриловны.
Стало солнышко закатываться. Стали снеговые горы из белых — алые; в черных горах потемнело; из лощин пар поднялся, и самая та долина, где крепость наша должна быть, как в
огне загорелась от заката. Стал Жилин вглядываться, — маячит что-то в долине, точно дым из труб. И так и думается ему, что это самое — крепость русская.
В тот же день, когда еще не кончился пожар в рядах,
загорелся в третьем часу ночи дом Масловой, Серпуховской части, где, точно так же от неизвестной причины,
огонь показался в сенях.
Повсюду самая усиленная бдительность и, несмотря на это — 29-го мая
загорелся от поджога Александрийский театр, в то время когда еще очень много было
огня и на Толкучем и в Троицком, в Щербаковом и в иных местах за Фонтанкой, а 30-го мая сделано более десяти поджогов.
В это же время, как полагают, от перекинутого
огня,
загорелся на противоположной стороне Лиговки, в Разъезжей улице, шестой дом от моста.
В Апраксином переулке становится так жарко, что начинают
загораться дома, противоположные рынку. Заливать их уже невозможно от жару. Народ, валя друг друга, бежит из этого переулка, — торопится не задохнуться и не сгореть заживо в пекле
огня и дыма.
24-го мая, опять-таки на Гороховой улице, вспыхнул пожар в доме протоиерея Окунева, начавшийся в деревянном пустом сарае и окончившийся в каменных флигелях этого дома. Вслед за тем
загорелось на Васильевском острове, но
огонь вскоре прекращен. Причины этих двух пожаров остались неизвестны.
Пожар в Гороховой далеко еще не был потушен, как уже выкинули шары Каретной части: здесь
загорелось опять-таки в Ямской, в Кобыльей улице, с задов дома № 104, откуда
огонь распространился на все дома по Лиговке, так что весь громадный четырехугольник между улицами Кобыльей и Лиговкой и от церкви Иоанна Предтечи до Глазовского моста сгорел до основания.
Загорелись надворные деревянные службы, и
огонь быстро перешел на соседние нежилые здания, которые, за ветхостью их, вскоре все сгорели и разбросаны.
И действительно: в воскресенье Апраксин двор
загорался три раза, но неудачно.
Огонь успевали замечать вовремя и тушили.
Глаза его
загорелись недобрым
огнем, и он начал, задыхаясь, богохульствовать.
Вдруг у ней
загорелись ланиты, темные очи зажглись, как
огни.
Вот другой
огонь загорелся, зеленый, под тем
огнем громадные крылья мелко воду дробят…
Савелий сердито выдыхнул из груди весь воздух и резко повернулся к стене. Минуты через три он опять беспокойно заворочался, стал в постели на колени и, упершись руками о подушку, покосился на жену. Та все еще не двигалась и глядела на гостя. Щеки ее побледнели, и взгляд
загорелся каким-то странным
огнем. Дьячок крякнул, сполз на животе с постели и, подойдя к почтальону, прикрыл его лицо платком.
Зверь не таков. При виде крови глаза его
загораются зеленоватым
огнем, он радостно разрывает прекрасное тело своей жертвы, превращает его в кровавое мясо и, грозно мурлыча, пачкает морду кровью. Мы знаем художников, в душе которых живет этот стихийно-жестокий зверь, радующийся на кровь и смерть. Характернейший среди таких художников — Редиард Киплинг. Но бесконечно чужд им Лев Толстой.
Так эта падаль, которая не чувствует, как ступают по его лицу, — наш Джордж! Мною снова овладел страх, и вдруг Я услыхал стоны, дикие вопли, визг и крики, все голоса, какими вопит храбрец, когда он раздавлен: раньше Я был как глухой и ничего не слышал.
Загорелись вагоны, появился
огонь и дым, сильнее закричали раненые, и, не ожидая, пока жаркое поспеет, Я в беспамятстве бросился бежать в поле. Это была скачка!
В тот день мы решили после «спуска газа», то есть после того как погасят
огонь, поболтать о «доме». Нина плохо себя чувствовала последние два дня; ненастная петербургская осень отразилась на хрупком организме южанки. Миндалевидные черные глазки Нины лихорадочно
загорались и тухли поминутно, синие жилки бились под прозрачно-матовой кожей нежного виска. Сердитый Пугач не раз заботливо предлагал княжне «отдохнуть» день-другой в лазарете.
Глубоко в глазах Ивана Ильича сверкнул тот же темный, сурово-беспощадный
огонь, каким они
загорались при упоминании о Вере. Он сгорбился и, волоча ноги, пошел к себе в спальню.
— Ничего. Вот он еще, — сказал я, — и из двух. Действительно, во мраке, справа впереди,
загорелось два
огня, как два глаза, и скоро над нами пролетело одно ядро и одна, должно быть наша, пустая граната, производившая громкий и пронзительный свист. Из соседних палаток повылезали солдатики, слышно было их покрякиванье, и потягиванье, и говор.
Весь вечер и всю ночь, не смыкая глаз до утра, распоряжался он на пожаре. Когда они с Хрящевым прискакали к дальнему краю соснового заказника, переехав Волгу на пароме,
огонь был еще за добрых три версты, но шел в их сторону. Начался он на винокуренном заводе Зверева в послеобеденное время. Завод стоял без дела, и никто не мог сказать, где именно
загорелось; но драть начало шибко в первые же минуты, и в два каких-нибудь часа остались одни головешки от обширного — правда, старого и деревянного — здания.