Неточные совпадения
До вечера: как не
до вечера! Только на третий
день после того вечера мог я взяться
за перо. Теперь вижу, что адмирал был прав, зачеркнув в одной бумаге, в которой предписывалось шкуне соединиться с фрегатом, слово «непременно». «На море непременно не бывает», — сказал он. «На парусных
судах», — подумал я. Фрегат рылся носом в волнах и ложился попеременно на тот и другой бок. Ветер шумел, как в лесу, и только теперь смолкает.
На последнее полномочные сказали, что дадут знать о салюте
за день до своего приезда. Но адмирал решил, не дожидаясь ответа о том, примут ли они салют себе, салютовать своему флагу, как только наши катера отвалят от фрегата. То-то будет переполох у них! Все остальное будет по-прежнему, то есть
суда расцветятся флагами, люди станут по реям и — так далее.
Тронет, и уж тронула. Американцы, или люди Соединенных Штатов, как их называют японцы,
за два
дня до нас ушли отсюда, оставив здесь больных матросов да двух офицеров, а с ними бумагу, в которой уведомляют
суда других наций, что они взяли эти острова под свое покровительство против ига японцев, на которых имеют какую-то претензию, и потому просят других не распоряжаться. Они выстроили и сарай для склада каменного угля, и после этого человек Соединенных Штатов, коммодор Перри, отплыл в Японию.
Роясь в
делах, я нашел переписку псковского губернского правления о какой-то помещице Ярыжкиной. Она засекла двух горничных
до смерти, попалась под
суд за третью и была почти совсем оправдана уголовной палатой, основавшей, между прочим, свое решение на том, что третья горничная не умерла. Женщина эта выдумывала удивительнейшие наказания — била утюгом, сучковатыми палками, вальком.
Девушка, перепуганная будущностью, стала писать просьбу
за просьбой;
дело дошло
до государя, он велел переследовать его и прислал из Петербурга чиновника. Вероятно, средства Ярыжкиной не шли
до подкупа столичных, министерских и жандармских следопроизводителей, и
дело приняло иной оборот. Помещица отправилась в Сибирь на поселение, ее муж был взят под опеку, все члены уголовной палаты отданы под
суд: чем их
дело кончилось, не знаю.
Рядом с Харитиной на первой скамье сидел доктор Кочетов. Она была не рада такому соседству и старалась не дышать, чтобы не слышать перегорелого запаха водки. А доктор старался быть с ней особенно любезным, как бывают любезными на похоронах с дамами в трауре: ведь она
до некоторой степени являлась тоже героиней настоящего
судного дня. После подсудимого публика уделяла ей самое большое внимание и следила
за каждым ее движением. Харитина это чувствовала и инстинктивно приняла бесстрастный вид.
Все сие было отринуто, продажа дому уничтожена, меня осудили
за ложной мой поступок лишить чинов, — и требуют теперь, — говорил повествователь, — хозяина здешнего в
суд, дабы посадить под стражу
до окончания
дела.
Никакой книгопечатник да не потребуется к
суду за то, что издал в свет примечания, цененея, наблюдения о поступках общего собрания, о разных частях правления, о
делах общих или о поведении служащих, поколику оное касается
до исполнения их должностей».
«Предав вас вместе с сим
за противозаконные действия по службе
суду и с удалением вас на время производства
суда и следствия от должности, я вместе с сим предписываю вам о невыезде никуда из черты городской впредь
до окончания об вас упомянутого
дела».
— Для чего, на кой черт? Неужели ты думаешь, что если бы она смела написать, так не написала бы? К самому царю бы накатала, чтобы только говорили, что вот к кому она пишет; а то видно с ее письмом не только что
до графа, и
до дворника его не дойдешь!.. Ведь как надула-то, главное: из-за этого
дела я пять тысяч казенной недоимки с нее не взыскивал, два строгих выговора получил
за то; дадут еще третий, и под
суд!
Девку велели высечь, а
суду,
за обременение начальства вопросами, не представляющими никакой важности, сделали строгое замечание, с внушением, дабы впредь посторонними и
до дела не относящимися предметами не увлекался, а поступал бы на точном основании законов. Даже сам Михайло Трофимыч изумился, как оно там складно было написано.
— Ну,
за это вы благодарите бога, что
дело до суда не дошло, — произнес с ударением и тряхнув головой Грохов, — по
суду бы супруг ваш шиш вам показал.
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врешь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (Подошла к мужу, уперлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.) Прошу тебя, не доводи
дело до суда, не позорь семью. Мало о чем просила я тебя
за всю мою жизнь с тобой,
за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не
за себя —
за детей.
Так целый
день и просидел Арефа в своей избушке, поглядывая на улицу из-за косяка. Очень уж тошно было, что не мог он сходить в монастырь помолиться. Как раз на игумена наткнешься, так опять сцапает и своим
судом рассудит. К вечеру Арефа собрался в путь. Дьячиха приготовила ему котомку, сел он на собственную чалую кобылу и, когда стемнело, выехал огородами на заводскую дорогу.
До Баламутских заводов считали полтораста верст, и все время надо было ехать берегом Яровой.
И в самом
деле, женщине, видевшей его один только раз и готовой предстать на грозный
суд лучшего общества, и пожилому мужу, следующему на бал
за хорошенькою женою, право, не
до толпы любопытных зевак, мерзнущих у подъезда, но Красинский приписал гордости и умышленному небрежению вещь чрезвычайно простую и случайную, и с этой минуты тайная неприязнь к княгине зародилась в его подозрительном сердце.
Потому кто в
суд пришел, он хоть и не виноват, а ему все кажется, что его засудить могут; а взглянул ты на него строго, у него и душа в пятки; ну и пошел всем совать по карманам — перво-наперво, чтоб на него только ласково глядели, не пужали его; а потом, как
до дела разговор дойдет, так опять
за мошну, в другой раз.
Аграфена Платоновна. Так вот Андрюша-то и боится, что отец ему жениться не позволит… Ну да это ничего, я баба огневая, я обломаю
дело; только было бы ваше согласие. Я
за двуми мужьями была, Иван Ксенофонтыч, всеми
делами правила. Я теперь хоть в
суде какое хочешь
дело обделаю. Стряпчего не нанимай. По всем кляузным
делам ходок. Во всех
судах надоела. Прямо
до енарала хожу…
Безобразные, гадкие песни, майданы с картежной игрой под нарами, несколько уже избитых
до полусмерти каторжных,
за особое буйство, собственным
судом товарищей и прикрытых на нарах тулупами, пока оживут и очнутся; несколько раз уже обнажавшиеся ножи, — всё это, в два
дня праздника,
до болезни истерзало меня.
А на другой
день, когда корвет уже был далеко от С.-Франциско, Ашанин первый раз вступил на офицерскую вахту с 8
до 12 ночи и, гордый новой и ответственной обязанностью, зорко и внимательно посматривал и на горизонт, и на паруса и все представлял себе опасности: то ему казалось, что брам-стеньги гнутся и надо убрать брамсели, то ему мерещились в темноте ночи впереди огоньки встречного
судна, то казалось, что на горизонте чернеет шквалистое облачко, — и он нервно и слишком громко командовал: «на марс-фалах стоять!» или «вперед смотреть!», посылал
за капитаном и смущался, что напрасно его беспокоил.
— Вы не ошиблись: мне нет
дела до человеческого правосудия, я сама изыскиваю средства совершить
суд над другими
за себя… И теперь я нашла эти средства…
Ничего не подозревавший
до получения повестки, Савин жил, как мы знаем, в Серединском, затем был в Москве, доехал
до Киева, вернулся обратно, и наконец, не имея никакого понятия о возбужденном о нем
деле, уехал
за границу, и только письма поверенного брата неожиданно выяснили ему, что он находится под следствием в России и даже, как бежавший, разыскивается калужским окружным
судом.
Но так как, по сообщенным мне полицией сведениям, вы русский офицер Савин, преследуемый
за разные уголовные
дела в России и притом бежавший от немецких властей во время следования в Россию, то
до разъяснения всего этого или оправдания вас
судом я обязан заключить вас в предварительную тюрьму.
Туда же уехал и Сергей Павлович Долинский, имя которого снова, благодаря
делу Савина, обошло все газеты и сделалось популярным адвокатским именем в Петербурге. Обаяние этой известности придало ему немалый престиж и пред калужским окружным
судом, с составом которого он познакомился недели
за две
до дня, назначенного для слушания
дела Савина.
Но еще месяца
за два
до наступления «
судных дней» люди новгородские уже чувствовали сгустившуюся атмосферу, уже ожидали имеющую в недалеком будущем разразиться грозу.
Не явились также: бывший нотариус Базисов,
за несколько месяцев
до суда над Гиршфельдом, по
суду же, исключенный из службы, бывший мировой судья, по назначению от правительства, Царевский,
за полгода перед тем уволенный в отставку без прошения, частный поверенный Манов, присяжный поверенный Винтер, которому совет
за неблаговидные действия по
делу Луганского воспретил практику на десять месяцев.