Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из
дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Приземистые, однообразно желтые ряды ее
каменных лавок, открыв широкие пасти
дверей, показывали в пещерном сумраке груды разнообразно обработанных металлов, груды полотен, ситца, шерстяных материй.
Являлся доктор Сомов, чернобородый, мрачный; остановясь в
двери, на пороге, он осматривал всех выпуклыми,
каменными глазами из-под бровей, похожих на усы, и спрашивал хрипло...
Часовня примыкала к стене дома Лидии, в нижнем его этаже помещался «Магазин писчебумажных принадлежностей и кустарных изделий»; рядом с
дверью в магазин выступали на панель три
каменные ступени, над ними —
дверь мореного дуба, без ручки, без скобы, посредине
двери медная дощечка с черными буквами: «Л. Т. Муромская».
Она втиснула его за железную решетку в сад, там молча стояло человек десять мужчин и женщин, на
каменных ступенях крыльца сидел полицейский; он встал, оказался очень большим, широким; заткнув собою
дверь в дом, он сказал что-то негромко и невнятно.
Они спустились вниз по
каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках
дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями.
Обитая ржавым железом, почерневшая дубовая
дверь, вся в плесени, с окошечком, а за ней низенький
каменный мешок, такой же, в каком стояла наливка у старика, только с каким-то углублением, вроде узкой ниши.
Уцелел и еще один
каменный мешок с
дверью, обитой железом.
Рядом с воротами стояло низенькое
каменное здание без окон, с одной
дверью на двор. Это — морг. Его звали «часовня». Он редко пустовал. То и дело сюда привозили трупы, поднятые на улице, или жертвы преступлений. Их отправляли для судебно-медицинского вскрытия в анатомический театр или, по заключению судебных властей, отдавали родственникам для похорон. Бесприютных и беспаспортных отпевали тут же и везли на дрогах, в дощатых гробах на кладбище.
Слепой звонарь запер
дверь… Свет исчез, и лишь через некоторое время Анна Михайловна, робко стоявшая внизу, пока молодежь, толкаясь, подымалась по извилинам лестницы, — могла разглядеть тусклую струйку сумеречного света, лившуюся из какого-то косого пролета в толстой
каменной кладке. Против этого луча слабо светилось несколько пыльных, неправильной формы камней.
Дверь отворил сам Парфен Семеныч; увидев князя, он до того побледнел и остолбенел на месте, что некоторое время похож был на
каменного истукана, смотря своим неподвижным и испуганным взглядом и скривив рот в какую-то в высшей степени недоумевающую улыбку, — точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти чудесное.
Кроме того, при этой задней, совершенно удаленной от всякого соседства комнатке, в стене, была маленькая
дверь в небольшой чуланчик с
каменным погребом, в котором у Арапова сидел на цепи злющий барсук.
Кроме очень изящной гостиной, зальца и совершенно уединенного кабинета Николая Степановича, влево от гостиной шла спальня Евгении Петровны, переделенная зеленой шелковой драпировкой, за которой стояла ее кровать, и тут же в стене была
дверь в маленькую закрытую нишь, где стояла белая
каменная ванна.
Он отворил огромный висячий замок, отодвинул болт и открыл ржавую, поющую
дверь. Холодный влажный воздух вместе со смешанным запахом
каменной сырости, ладана и мертвечины дохнул на девушек. Они попятились назад, тесно сбившись в робкое стадо. Одна Тамара пошла, не колеблясь, за сторожем.
Честной купец призадумался и сказал потом: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая: привезу я тебе таковой венец; знаю я за морем такова человека, который достанет мне таковой венец; а и есть он у одной королевишны заморския, а и спрятан он в кладовой
каменной, а и стоит та кладовая в
каменной горе, глубиной на три сажени, за тремя
дверьми железными, за тремя замками немецкими.
Призадумался честной купец и, подумав мало ли, много ли времени, говорит ей таковые слова: «Хорошо, дочь моя милая, хорошая и пригожая, достану я тебе таковой хрустальный тувалет; а и есть он у дочери короля персидского, молодой королевишны, красоты несказанной, неописанной и негаданной: и схоронен тот тувалет в терему
каменном, высокиим, и стоит он на горе
каменной, вышина той горы в триста сажен, за семью
дверьми железными, за семью замками немецкими, и ведут к тому терему ступеней три тысячи, и на каждой ступени стоит по воину персидскому и день и ночь, с саблею наголо булатного, и ключи от тех
дверей железныих носит королевишна на поясе.
Затем отпер их и отворил перед Вихровыми
дверь. Холодная, неприятная сырость пахнула на них. Стены в комнатах были какого-то дикого и мрачного цвета; пол грязный и покоробившийся; но больше всего Павла удивили подоконники: они такие были широкие, что он на них мог почти улечься поперек; он никогда еще во всю жизнь свою не бывал ни в одном
каменном доме.
Выходишь, бывало, сначала под навес какой-то, оттуда в темные сени с
каменными сводами и с кирпичным, выбитым просительскими ногами полом, нащупаешь
дверь, пропитанную потом просительских рук, и очутишься в узком коридоре.
Вланг первый, как только увидал в аршин низенькую
дверь блиндажа, опрометью, прежде всех, вбежал в нее и, чуть не разбившись о
каменный пол, забился в угол, из которого уже не выходил больше.
Он широко распахнул половину стеклянной
двери и торжественно стукнул древком булавы о
каменный пол. Но при виде знакомой формы юнкеров его служебно серьезное лицо распустилось в самую добродушную улыбку.
Едва только произнес Фома последнее слово, как дядя схватил его за плечи, повернул, как соломинку, и с силою бросил его на стеклянную
дверь, ведшую из кабинета во двор дома. Удар был так силен, что притворенные
двери растворились настежь, и Фома, слетев кубарем по семи
каменным ступенькам, растянулся на дворе. Разбитые стекла с дребезгом разлетелись по ступеням крыльца.
Двумя грязными двориками, имевшими вид какого-то дна не вовсе просохнувшего озера, надобно было дойти до маленькой
двери, едва заметной в колоссальной стене; оттуда вела сырая, темная,
каменная, с изломанными ступенями, бесконечная лестница, на которую отворялись, при каждой площадке, две-три
двери; в самом верху, на финском небе, как выражаются петербургские остряки, нанимала комнатку немка-старуха; у нее паралич отнял обе ноги, и она полутрупом лежала четвертый год у печки, вязала чулки по будням и читала Лютеров перевод Библии по праздникам.
Гордей Евстратыч отыскал квартиру главного ревизора и со страхом позвонил у подъезда маленького
каменного домика в пять окон. На
дверях блестела медная дощечка — «Ардалион Ефремыч Завиваев».
В левом углу — большая русская печь; в левой,
каменной, стене —
дверь в кухню, где живут Квашня, Барон, Настя.
Дверь, очень скромная на вид, обитая железом, вела со двора в комнату с побуревшими от сырости, исписанными углем стенами и освещенную узким окном с железною решеткой, затем налево была другая комната, побольше и почище, с чугунною печью и двумя столами, но тоже с острожным окном: это — контора, и уж отсюда узкая
каменная лестница вела во второй этаж, где находилось главное помещение.
В субботу Илья стоял со стариком на церковной паперти, рядом с нищими, между двух
дверей. Когда отворялась наружная
дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по
каменному полу. Сквозь стёкла
двери он видел, как огни свечей, сливаясь в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы людей, лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Спустились к
двери по
каменным ступеням — их было пять, — кузнец снял картуз и осторожно заглянул в лавку.
За крыльцом дома, у
дверей в
каменный сарай, собралась публика, в сарае раздавались тяжёлые мокрые шлепки и рыдающий голос Анатолия...
Журавка махнул рукой и потащил за
двери свою синьору; а Анна Михайловна, проводив гостей, вошла в комнату Долинского, села у его стола, придвинула к себе его большую фотографию и сидела как окаменелая, не замечая, как белобрюхой, холодной жабой проползла над угрюмыми,
каменными массами столицы бесстыдно наглая, петербургская летняя ночь.
Купавина. Чудо, как ты мила! Уж разве он
каменный, а то как бы, кажется… (В
двери.) Тетя, прикажите обедать подавать. Да вот и Михайло Борисыч идет.
У
дверей высокого
каменного дома встретила меня с фонарем молодая служанка и повела вверх по устланной коврами лестнице.
В рядах, под сводами
каменной галерейки, зазвенели железные болты на
дверях и окнах, и всякий огонь окна становился теплее и ярче по мере того, как сгущался на глазах быстрый и суровый сумрак; как ряды пассажирских вагонов, поставленных один на другой, светился огнями высокий трактир, и в открытое окно разорванно и непонятно, но зазывающе бубнил и вызвякивал орган.
Вероятно, он хотел, чтоб Панкрат прекратил всю суету, которой он вообще никогда не любил. Но Панкрат ничего уже не мог поделать. Грохот кончился тем, что
двери института растворились и издалека донеслись хлопушечки выстрелов, а потом весь
каменный институт загрохотал бегом, выкриками, боем стекол. Марья Степановна вцепилась в рукав Персикова и начала его тащить куда-то, он отбился от нее, вытянулся во весь рост и, как был, в белом халате, вышел в коридор.
Одна из ниш имела не железные, а
каменные ступени, числом пять; они вели к глухой, плотно закрытой
двери, однако когда я ее толкнул, она подалась, впустив меня в тьму.
Он открыл
дверь в глубокой
каменной нише, и мы очутились среди пространств, сошедших, казалось, из стран великолепия воедино, — среди пересечения линий света и глубины, восставших из неожиданности.
Когда мы спустились по последним ступеням, Дюрок взял от Попа длинный ключ и вставил его в замок узорной железной
двери; она открылась на полутемный канал с
каменным сводом.
Шесть сильных рук схватили Арефу и поволокли с господского двора, как цыпленка. Дьячок даже закрыл глаза со страху и только про себя молился преподобному Прокопию: попал он из огня прямо в полымя. Ах, как попал… Заводские пристава были почище монастырских служек: руки как железные клещи. С господского двора они сволокли Арефу в какой-то
каменный погреб, толкнули его и притворили тяжелою железною
дверью. Новое помещение было куда похуже усторожского воеводского узилища.
Отворилась
дверь в маленький залец, и выступила из передней Настя и рядом с ней опять страшно размасленный Григорий. Поезжане стали за ними. В руках у Насти была белая
каменная тарелка, которую ей подали в передней прежние подруги, и на этой тарелке лежали ее дары. Григорий держал под одною рукою большого глинистого гусака, а под другою такого же пера гусыню.
Страшно медленно, скучно и тяжело, точно длинный сон, тянулся для Буланина этот первый день гимназической жизни. Были минуты, когда ему начинало казаться, что не пять или шесть часов, а по крайней мере полмесяца прошло с того грустного момента, как он вместе с матерью взбирался по широким
каменным ступеням парадного крыльца и с трепетом вступил в огромные стеклянные
двери, на которых медь блестела с холодной и внушительной яркостью…
Подожду я у
двери, покуда не ляжет этот гул на
каменные плиты пола, подойду тихонько к распятию и сяду на полу пред ним — нет у меня силы стоять, кости и тело болят от работы, и акафист читать не хочется мне.
Наконец, после многих расспросов вы находите желанную
дверь, темную и узкую, как
дверь в чистилище; поскользнувшись на пороге, вы летите две ступени вниз и попадаете ногами в лужу, образовавшуюся на
каменном помосте, потом неверною рукой ощупываете лестницу и начинаете взбираться наверх.
На сцену выходят
дверь и
каменное крыльцо в три ступени и окно с железной решеткой.
Извозчик остановился у
каменного двухэтажного особняка с приличным подъездом, с окнами, закрытыми сплошь ставнями. Остальные приехали раньше и уже их дожидались. Их пустили не сразу. Сначала в тяжелой
двери открылось изнутри четырехугольное отверстие, величиной с ладонь, и в нем на несколько секунд показался чей-то холодный и внимательный серый глаз. Потом
двери раскрылись.
В детстве, когда отец Анны Акимовны был простым рабочим, она живала в таких домах, и потом, когда обстоятельства изменились, часто посещала их в качестве благотворительницы; узкая
каменная лестница с высокими ступенями, грязная, прерываемая в каждом этаже площадкою; засаленный фонарь в пролете; смрад, на площадках около
дверей корыта, горшки, лохмотья, — все это было знакомо ей уже давным-давно…
Однажды в конце сентября, ясным днем, ротмистр Аристид Кувалда сидел, по обыкновению, в своем кресле у
дверей ночлежки и, глядя на возведенное купцом Петунниковым
каменное здание рядом с трактиром Вавилова, думал.
Все это было дико, мрачно, нелепо, но ведь положение мое тоже было и дико, и мрачно… Я посмотрел на крепко запертую
дверь, на железную печку, на стены
каменного мешка… Здесь можно погибнуть безвестно и навсегда… Потом пришло в голову, что если закрыть эту печку с угаром…
На квадратном дворике по углам стоят четыре
каменные башенки, старые, покрытые мхом, какие-то склизкие, точно оплеванные. Они примыкают вплоть ко внутренним углам четырехугольного здания, и ход в них — с коридоров. Проходя по нашему коридору, я увидел
дверь, ведущую, очевидно, в одну из башенок, и наш Меркурий сказал мне, что это ход в бывший карцер.
Дверь была не заперта, и мы вошли.
Швейцар Арсений молча, с
каменным видом, сопя, напирал грудью на поручика. А из номера девятого какой-то мужественный обладатель великолепной раздвоенной черной бороды, высунувшись из
дверей до половины в нижнем белье и почему-то с круглой шляпой на голове, советовал решительным тоном...
Когда Петр двигался или что-нибудь делал, он производил далеко слышный шум и вызывал ответ у самых глухих вещей:
каменный пол гудел под его ногами,
двери дрожали и хлопали, и самый воздух пугливо вздрагивал и шумел.
Искоса поглядывая, не обгоняет ли кто его, Меркулов шумно входил в притвор, пугался глухого эха своих шагов по
каменному звонкому полу и робко открывал тяжелую бесшумную
дверь.