Неточные совпадения
Он прочел и о том, что
граф Бейст, как слышно, проехал в Висбаден, и о том, что нет более седых волос, и о продаже легкой
кареты, и предложение молодой особы; но эти сведения не доставляли ему, как прежде, тихого, иронического удовольствия.
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а
граф Милари добивался свести это на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за руку, а она не отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у
кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал глаз по неделе.
— Миловидка, Миловидка… Вот
граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет,
граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в
карете повез; а как умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Перед окончанием дела появился у нас сам
граф: его
карета с гербами раза два — три останавливалась у нашего скромного домика, и долговязый гайдук в ливрее торчал у нашего покосившегося крыльца.
Граф, красный и взбешенный, вышел от отца с угрозами и быстро сел в свою
карету…
Беловзоров сидел угрюмо в углу, весь застегнутый и красный; на тонком лице
графа Малевского постоянно бродила какая-то недобрая улыбка; он действительно впал в немилость у Зинаиды и с особенным стараньем подслуживался старой княгине, ездил с ней в ямской
карете к генерал-губернатору.
— Почему? — переспросил Валек, несколько озадаченный… — Потому что
граф — не простой человек…
Граф делает, что хочет, и ездит в
карете, и потом… у
графа деньги; он дал бы другому судье денег, и тот бы его не засудил, а засудил бы бедного.
Часа в два молодые обыкновенно садились в
карету и отправлялись с визитами, результатом которых в их мраморной вазе появились билетики: Comte Koulgacoff [
Граф Кулгаков (франц...
"Им же есть нечего, — продолжал
граф свои размышления, уже сидя в
карете и направляясь к Собачьей площадке, — так небось упрямиться не станут.
Увы! тот господин, кого Литвинов видел накануне в
карете, был именно двоюродный брат княгини Осининой, богач и камергер,
граф Рейзенбах.
И действительно,
граф к вечеру мог уже переехать в
карете к себе, а через два дня был на ногах по-прежнему молодцом и уже не застал Рогожина в доме тещи. Дон-Кихот был выслан из Петербурга в тот же день, как он уронил
графа, потянув из-под его ног ковер. Княгиня наскоро призвала его и сказала...
К тому же это полутаинственное посещение бабушкою мастерской Кипренского вместе с
графом, с которым она приезжала в одной
карете, дало повод к толкам об их большом дружестве, из которого делались произвольные выводы, все сходившиеся к тому, что княгиня, вероятно, наскучила вдовством и того и гляди выйдет за
графа замуж.
В это-то самое время у бабушкиного крыльца и застучали колеса
кареты петербургского
графа.
— Сейчас в
карету!.. Я приехал за тобой в
карете!.. Одевайся, сокровище мое!.. — говорил
граф, подсобляя дочери приподняться с постели.
— Пора! — сказал
граф. — Я распорядился, чтобы
карета была готова.
— Это невозможно! — воскликнул
граф и надел на дочь сверх платья валявшийся на полу ее утренний капот, обернул ее во все, какие только нашел в комнате, тряпки, завязал ей шею своим носовым платком и, укутав таким образом, повел в
карету. Вдруг выскочила жидовка.
— Именно с богом! — повторил
граф с чувством и на следующий день в
карете Бегушева уехал на железную дорогу.
Пока таким образом опечаленный отец проводил свое время, Бегушев ожидал его с лихорадочным нетерпением; наконец, часу в девятом уже, он, благодаря лунному свету, увидел въезжавшую на двор свою
карету. Бегушев сначала обрадовался, полагая, что возвратился
граф, но когда
карета, не останавливаясь у крыльца, проехала к сараю, Бегушев не мог понять этого и в одном сюртуке выскочил на мороз.
— Когда захочу! — ответил
граф, неторопливо усаживая дочь в
карету.
— Пожалуйста, без нежностей и чувствительностей, — произнес тот, отстраняя
графа рукою, — а гораздо лучше — поезжайте сейчас в моей
карете и исполняйте то, что я вам сказал.
— Она живет тут недалеко… в доме Хворостова, в подвальном этаже, и очень больна. Вот вам деньги на уплату ее долга хозяйке; возьмите мою
карету и перевезите ее в самую лучшую больницу, — продолжал Бегушев и подал
графу деньги и счет.
Въехав с большим трудом в
карете на двор дома Хворостова,
граф от кинувшегося ему в нос зловония поморщился; ему, конечно, случалось живать на отвратительных дворах, однако на таком еще не приходилось!
Старушка пошла.
Граф Хвостиков провожал ее. Она было хотела не позволить ему этого, но он следовал за ней и посадил ее под руку в
карету.
— Вот тебе твой счет и твои деньги! — сказал
граф Хвостиков, сев уже в
карету и подавая жидовке то и другое.
Часа в два пополудни
карета остановилась у крыльца,
граф вышел первый и тотчас распорядился, чтоб была приготовлена отдельная комната, близ библиотеки, и велел сию же секунду скакать верховому в город за медиком.
— В
карету надо сесть, — отвечал
граф, на ходу отворяя дверцы и стараясь влезть. — Стой же, чорт! Дурень!
Дверцы отворились, одна за другой с шумом попадали ступеньки, зашумело женское платье, в затхлую
карету ворвался запах жасминных духов, быстрые ножки взбежали по ступенькам, и Анна Федоровна, задев полой распахнувшегося салопа по ноге
графа, молча, но тяжело дыша, опустилась на сиденье подле него.
Через минуту я сидел с
графом в
карете, слушал раскаты грома и злился…
Не успел я еще опомниться после посещения Ольги, как ко мне пожаловал новый гость. К моей квартире подъехала с шумом
карета, и Поликарп, плюя по сторонам и бормоча ругательства, доложил мне о приезде «тово… энтого, чтоб его…», т. е.
графа, которого он ненавидел всеми силами своей души.
Граф вошел, слезливо поглядел на меня и покачал головой…
Его приняли здесь как родного. Пани Констанция сама принялась хлопотать насчет теплого чая и вкусной закуски для
графа; а Непомук даже самолично проводил его потом в приготовленное ему помещение в своей собственной
карете.
Первый приехал в
карете тогдашний начальник Третьего отделения
граф П.Шувалов; вышел из
кареты в одном мундире и вскоре поспешно уехал. Он-то, встретив поблизости взвод (или полроты) гвардейского стрелкового батальона, приказал ему идти на Колокольную. Я это сам слышал от офицера, командовавшего стрелками, некоего П-ра, который бывал у нас в квартире у моих сожителей, князя Дондукова и
графа П.А.Гейдена — его товарищей по Пажескому корпусу.
Посольство, с
графом Литта во главе, ехало в придворных
каретах.
Граф Иосиф Янович не торопился, так как знал, что императрица встает поздно и, как говорили про нее, превращает день в ночь. Быть может, такой же образ жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой заслуживал вследствие этого одобрение ее величества. Одевшись не торопясь,
граф сел в
карету и велел везти себя во дворец.
Когда могила была засыпана,
граф подал руку Наталье Федоровне и повел ее к
карете. Садясь в нее, она обернулась, чтобы посмотреть на рыдающую мать, поддерживаемую под руки двумя незнакомыми ей генералами, и вдруг перед ней мелькнуло знакомое, но страшно исхудавшее и побледневшее лицо Николая Павловича Зарудина. В смущенно брошенном на нее украдкой взгляде его прекрасных глаз она прочла всю силу сохранившейся в его сердце любви к ней, связанной навеки с другим, почти ненавистным ей человеком.
Был первый час дня, когда экипаж
графа Иосифа Яновича Свянторжецкого остановился у избушки патера Вацлава. С запяток
кареты соскочил Яков, открыл дверцы и принял под руки вышедшего из нее своего барина.
Подъехав к роскошному дому
графа Переметьева, княгиня отпустила свою
карету, приказав приехать за ней часа через три.
«Она будет моей! Она должна быть моей! — неслось в голове
графа, откинувшегося в угол
кареты в глубокой задумчивости. — Во что бы то ни стало… Ценою чего бы то ни было!»
Граф Вельский пригласил было Сигизмунда Владиславовича в свою
карету.
Граф сел рядом и приказал ехать домой.
Карета покатила.
— Лифляндский дворянин? — прервал с горькой усмешкой старик, сидевший в
карете и терявший вовсе терпение. — Неправда! Лейонскрон из числа тех восьми
графов, двадцати четырех баронов и четырехсот двадцати восьми дворян шведских, которых угодно было королеве Христине — не тем бы ее помянуть! — вытащить из грязи. Надо называть каждую вещь своим именем; всякому свое, Фриц!
Граф и не заметил, как совершил свой далекий путь.
Карета въехала в ворота дома, где он жил.
Граф Стоцкий вышел, спустился с лестницы, сел в
карету и крикнул кучеру...
При таком нравственном облике естественно, что
граф Алексей Петрович не по влечению своего «доброго сердца» принял к себе в
карету и вез домой бесчувственную, совершенно незнакомую ему девушку.
— Его сиятельство
граф Тощий просит вас к себе и прислали за вами
карету! — возгласил он.
В дополнение к этому заметим, что по распоряжению
графа Левенвольда на свадьбу Густава Бирона в дом новобрачного приглашены были только те измайловские офицеры, у которых имелись
карета или коляска с лошадьми, а провожать Бирона из дома во дворец, в 2 часа дня, дозволялось без исключения, «хотя и пешками и верхами».
На другой день, 4 января, в Стрельню была выслана, по повелению императрицы, парадная придворная
карета при эскорте из чинов конюшенного ведомства. Туда же выехал навстречу своему тестю и
граф Николай Александрович Зубов. Несколько других генералов встретили его еще раньше.
Ехавший в
карете старик был действительно бывший канцлер
граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. В то время ему уже были возвращены императором Петром III чины и ордена, но хитрый старик проживал в Москве, издали наблюдая совершающуюся на берегах Невы государственную драму и ожидая ее исхода. В описываемое время Бестужеву принадлежали в Москве два дома. Один был известен под именем Слободского дворца. Название это он получил от Немецкой слободы, в которой он находился.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую
карету.
— Mon cher Boris, [Боринька,] — сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда
карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор
графа Кирилла Владимировича Безухова.
Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в
карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер-гофмаршал
граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения.