Неточные совпадения
Солнце тоже мутно-красное; летают редкие снежинки, и они красноваты в его
лучах, как это нередко бывает зимою в ярких закатах
солнца.
До утра Клим не мог уснуть, вспоминая бредовой шепот полковника и бутылочку
красных чернил, пронзенную
лучом солнца. Он не жалел полковника, но все-таки было тяжко, тошно узнать, что этот человек, растрепанный, как Лютов, как Гапон, — убит.
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников, на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная
лучом солнца бутылочка
красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Дым в зеркале стал гуще, перекрасился в сероватый, и было непонятно — почему? Папироса едва курилась. Дым
краснел, а затем под одной из полок вспыхнул острый,
красный огонь, — это могло быть отражением
лучей солнца.
День был ясный, и я знал, что в четвертом часу, когда
солнце будет закатываться, то косой
красный луч его ударит прямо в угол моей стены и ярким пятном осветит это место.
Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся
красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на
солнце, когда его
лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем.
…Когда мы выезжали из Золотых ворот вдвоем, без чужих,
солнце, до тех пор закрытое облаками, ослепительно осветило нас последними ярко-красными
лучами, да так торжественно и радостно, что мы сказали в одно слово: «Вот наши провожатые!» Я помню ее улыбку при этих словах и пожатье руки.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой,
красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых
лучах осеннего
солнца сверкали белые молнии штыков.
В половине июня начались уже сильные жары; они составляли новое препятствие к моей охоте: мать боялась действия летних солнечных
лучей, увидев же однажды, что шея у меня
покраснела и покрылась маленькими пузыриками, как будто от шпанской мушки, что, конечно, произошло от
солнца, она приказала, чтобы всегда в десять часов утра я уже был дома.
Вечером, когда садилось
солнце, и на стеклах домов устало блестели его
красные лучи, — фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченные, с черными лицами, распространяя в воздухе липкий запах машинного масла, блестя голодными зубами. Теперь в их голосах звучало оживление, и даже радость, — на сегодня кончилась каторга труда, дома ждал ужин и отдых.
Наступил уже вечер, когда подали кофе.
Красные, косые
лучи солнца ворвались в окна и заиграли яркими медными пятнами на темных обоях, на скатерти, на хрустале, на лицах обедающих. Все притихли в каком-то грустном обаянии этого вечернего часа.
Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, — в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом
луче вечернего
солнца, большой клубок
красной шерсти лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева.
Солнце уже стояло невысоко, направо, над старыми деревьями кунцевского сада и половина блестящего
красного круга была закрыта серой, слабо просвечивающей тучей; из другой половины брызгами вырывались раздробленные огненные
лучи и поразительно ярко освещали старые деревья сада, неподвижно блестевшие своими зелеными густыми макушками еще на ясном, освещенном месте лазури неба.
Сыновья ушли, а Арина Петровна встала у окна и следила, как они, ни слова друг другу не говоря, переходили через
красный двор к конторе. Порфиша беспрестанно снимал картуз и крестился: то на церковь, белевшуюся вдали, то на часовню, то на деревянный столб, к которому была прикреплена кружка для подаяний. Павлуша, по-видимому, не мог оторвать глаз от своих новых сапогов, на кончике которых так и переливались
лучи солнца.
Только что поднялось усталое сентябрьское
солнце; его белые
лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в желтых, рыжих и
красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным тоном. Картина обагрилась багрецом и лазурью, и в этом ярком, могучем освещении, весь облитый
лучами солнца, в волнах реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем
красном коне, который мощно рассекал широкою грудью волну и сердито храпел темно-огненными ноздрями.
Ахилла задрожал и, раскрыв глаза, увидал, что он действительно спал, что на дворе уже утро;
красный огонь погребальных свеч исчезает в
лучах восходящего
солнца, в комнате душно от нагару, в воздухе несется заунывный благовест, а в двери комнаты громко стучат.
Багряное
солнце, пронизав листву сада, светило в окна снопами острых
красных лучей, вся комната была расписана-позолочена пятнами живого света, тихий ветер колебал деревья, эти солнечные пятна трепетали, сливаясь одно с другим, исчезали и снова текли по полу, по стенам ручьями расплавленного золота.
Живая ткань облаков рождает чудовищ,
лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к земле
красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст и любовно указует на скудную землю, точно говоря...
Красное солнце вышло в мгновение из-за тучи и последними
лучами весело блеснуло вдоль по реке, по камышам, на вышку и на казаков, собравшихся кучкой, между которыми Лукашка невольно своею бодрою фигурой обратил внимание Оленина.
«И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло
солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от
лучей заката река казалась
красной, как та кровь, что била горячей струей из разорванной груди Данко.
Кое-где чернели корни кустов, освобожденные от сугробов; теплые
лучи солнца, пронизывая насквозь темную чащу сучьев, озаряли в их глубине свежие, глянцевитые прутики, как бы покрытые
красным лаком; затверделый снег подтачивался водою, хрустел, изламывался и скатывался в пропасть: одним словом, все ясно уже говорило, что дуло с весны и зима миновала.
Багряные
лучи солнца обливали стены и башни города кровью, зловеще блестели стекла окон, весь город казался израненным, и через сотни ран лился
красный сок жизни; шло время, и вот город стал чернеть, как труп, и, точно погребальные свечи, зажглись над ним звезды.
Солнце осветило над ним золотой трон и сидящую фигуру в блестящей короне, над которой торчали золотые рога. Вася продвинулся дальше — и снова клуб пыли от крутнувшего огромнейшего широкого колеса, на котором поднялась и вновь опустилась в полумраке человеческая фигура:
солнце до нее не дошло. Зато оно осветило огромного,
красного сквозь пыль идола с
лучами вокруг головы.
— Ого-о! — сказал Евсей, когда присмотрелся. Город, вырастая, становился всё пестрей. Зелёный,
красный, серый, золотой, он весь сверкал, отражая
лучи солнца на стёклах бесчисленных окон и золоте церковных глав. Он зажигал в сердце ожидание необычного. Стоя на коленях, Евсей держался рукою за плечо дяди и неотрывно смотрел вперёд, а кузнец говорил ему...
Опять началось молчание. Даша, кажется, устала глядеть вверх и небрежно играла своими волосами, с которых сняла сетку вместе с вуалью. Перекинув густую прядь волос через свою ладонь, она смотрела сквозь них на опускавшееся
солнце.
Красные лучи, пронизывая золотистые волосы Доры, делали их еще
краснее.
Нужно что-то сделать, чем-то утешить оскорблённую мать. Она пошла в сад; мокрая, в росе, трава холодно щекотала ноги; только что поднялось
солнце из-за леса, и косые
лучи его слепили глаза.
Лучи были чуть тёплые. Сорвав посеребрённый росою лист лопуха, Наталья приложила его к щеке, потом к другой и, освежив лицо, стала собирать на лист гроздья
красной смородины, беззлобно думая о свёкре. Тяжёлой рукою он хлопал её по спине и, ухмыляясь, спрашивал...
Наталья рубит кухонным ножом лёд в медном тазу, хрустящие удары сопровождает лязг меди и всхлипывания женщины. Никите видно, как её слёзы падают на лёд. Жёлтенький
луч солнца проник в комнату, отразился в зеркале и бесформенным пятном дрожит на стене, пытаясь стереть фигуры
красных, длинноусых китайцев на синих, как ночное небо, обоях.
Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень занимательное зрелище, между тем, как
лучи солнца, охватывая местами синий или зеленый рукав,
красный обшлаг или часть золотой парчи, или играя на шпажном шпице, делали его чем-то необыкновенным, похожим на тот вертеп, который развозят по хуторам кочующие пройдохи.
Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные
лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то
красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.
Лес осенью был еще красивее, чем летом: темная зелень елей и пихт блестела особенной свежестью; трепетная осина, вся осыпанная желтыми и
красными листьями, стояла точно во сне и тихо-тихо шелестела умиравшею листвой, в которой червонным золотом играли
лучи осеннего
солнца; какие-то птички весело перекликались по сторонам дороги; шальной заяц выскакивал из-за кустов, вставал на задние лапы и без оглядки летел к ближайшему лесу.
Сначала я подумал, что это
солнце шутит — обняло его
красными лучами и поднимает вверх, в небеса к себе, однако вижу — народ суетится, слышу — огонь свистит, дерево потрескивает.
Тяжело и медленно поднимается в гору народ, словно тёмный вал морской,
красной пеной горит над ним золото хоругвей, брызгая снопами ярких искр, и плавно качается, реет, подобно огненной птице, осиянная
лучами солнца икона богоматери.
Стоял я на пригорке над озером и смотрел: всё вокруг залито народом, и течёт тёмными волнами тело народное к воротам обители, бьётся, плещется о стены её. Нисходит
солнце, и ярко красны его осенние
лучи. Колокола трепещут, как птицы, готовые лететь вслед за песнью своей, и везде — обнажённые головы людей
краснеют в
лучах солнца, подобно махровым макам.
И сегодня, как всегда, перед глазами Аристида Кувалды торчит это
красное здание, прочное, плотное, крепко вцепившееся в землю, точно уже высасывающее из нее соки. Кажется, что оно холодно и темно смеется над ротмистром зияющими дырами своих стен.
Солнце льет на него свои осенние
лучи так же щедро, как и на уродливые домики Въезжей улицы.
С жадностью вдыхала Акулина в расширявшуюся грудь свою пахучие струи воздуха, приносимые с поля; всматривалась она тогда в зеленеющий луг, забрызганный пестрыми цветами, в эту рощу, где беззаботно, счастливо даже просиживала она когда-то по целым дням, с
красной утренней зари до минуты, когда последние бледные
лучи заходящего
солнца исчезали за сельским погостом.
За селом, над лесами, полнеба обнял багровый пожар заката, земля дышала пахучей жарой; река и село
покраснели в
лучах солнца, а кудрявые гривы лесов поднимались к небу, как тёмные тучи благоуханного дыма.
Солнце стояло в зените, посреди села, точно огромный костёр, ярко горела
красная церковь; от пяти её глав во все стороны, как иглы ежа, раскинулись, ослепляя, белые
лучи, золочёный крест колокольни таял в синем небе, потеряв свои очертания.
Заходило
солнце, кресты городских церквей, возвышаясь над тёмной зеленью садов, пылали в небе, отражая снопы золотых
лучей, на стёклах окон крайних домов города тоже отражалось
красное пламя заката.
Герасим не мог их слышать, не мог он слышать также чуткого ночного шушукания деревьев, мимо которых его проносили сильные его ноги; но он чувствовал знакомый запах поспевающей ржи, которым так и веяло с темных полей, чувствовал, как ветер, летевший к нему навстречу, — ветер с родины, — ласково ударял в его лицо, играл в его волосах и бороде; видел перед собою белеющую дорогу — дорогу домой, прямую, как стрела; видел в небе несчетные звезды, светившие его путь, и, как лев, выступал сильно и бодро, так что когда восходящее
солнце озарило своими влажно-красными
лучами только что расходившегося молодца, между Москвой и им легло уже тридцать пять верст…
Сидя рядом с Кузиным, я слушаю краем уха этот разговор и с великим миром в душе любуюсь —
солнце опустилось за Майданский лес, из кустов по увалам встаёт ночной сумрак, но вершины деревьев ещё облиты
красными лучами. Уставшая за лето земля дремлет, готовая уснуть белым сном зимы. И всё ниже опускается над нею синий полог неба, чисто вымытый осенними дождями.
Отпил чай, упёрся длинными руками о скамью и, освещённый
красными лучами вечернего
солнца, надломленно подался вперёд.
Когда взошло
солнце и знойными
лучами пронизало сумрак тихого покоя, в этот страшный и томный, в этот рассветный час в объятиях обнаженной и мертвой Мафальды, царицы поцелуев, под ее
красным покрывалом умер молодой воин. Разъединяя свои объятия, в последний раз улыбнулась ему прекрасная Мафальда.
Эта лагуна, окруженная со всех сторон, представляет собой превосходную тихую гавань или рейд, в глубине которого, утопая весь в зелени и сверкая под
лучами заходящего
солнца красно-золотистым блеском своих выглядывавших из-за могучей листвы белых хижин и
красных зданий набережной, приютился маленький Гонолулу, главный город и столица Гавайского королевства на Сандвичевых островах.
Ясный августовский вечер смотрел в окно,
солнце красными лучами скользило по обоям. Степан сидел понурив голову, с вздрагивавшею от рыданий грудью. Узор его закапанной кровью рубашки был мне так знаком! Серая истасканная штанина поднялась, из-под нее выглядывала голая нога в стоптанном штиблете… Я вспомнил, как две недели назад этот самый Степан, весь забрызганный холерною рвотою, три часа подряд на весу продержал в ванне умиравшего больного. А те боялись даже пройти мимо барака…
Солнце садилось.
Красные лучи били по пыльной деревенской улице, ярко-белые стены хат казались розовыми, а окна в них горели кровавым огнем. Странник и Никита сидели на крылечке хаты, окруженные толпою хохлов — мужиков и особенно баб.
Он рассмеялся задыхающимся смехом. Палтусов ему вторил. Он усадил барина на диван. Тотчас же пришло двое половых. Стол в минуту был уставлен бутылками с пятью сортами водки. Балык, провесная белорыбица, икра и всякая другая закусочная еда заиграла в
лучах солнца своим жиром и янтарем. Не забыты были и затребованные Палтусовым соленые хрящи. Калакуцкий заказал завтрак: паровую севрюжку, котлеты из пулярды с трюфелями и разварные груши с рисом. Указано было и
красное вино.
Громадные булыжники, серые и темные, скрепленные беловатой известью, казались иногда, при закате
солнца, когда
красные лучи его ярко ударяли в стену, какими-то гигантскими глазами, выглядывающими из огненного переплета.
Солнце глянуло своими
лучами сквозь серые облака на мрачные ели и сосны и зарумянило «
Красный холм», находившийся перед самой избушкой «Чертова ущелья». «
Красным» он был назван потому, что под ним злой кудесник погребал свои жертвы, и в известные дни холм этот горел так ярко, что отбрасывал далеко от себя
красное зарево.
Солнце глянуло своими
лучами сквозь сырые облака на мрачные ели и сосны и зарумянило
Красный холм, находившийся перед самой избушкой Чертова ущелья.
Красным он был назван потому, что под ним злой кудесник погребал свои жертвы, и в известные дни холм этот горел так ярко, что отбрасывал далеко от себя
красное зарево.