Неточные совпадения
А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью,
крикнул ему вдруг, проезжая: «Эй ты,
немецкий шляпник!» — и заорал во все горло, указывая
на него рукой, — молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу.
И когда пришел настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подымать ее, и смотрит она то и дело
на часы отцовские, аглицкие,
немецкие, — а все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот перстень
на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает,
закричала она громким голосом: «Где же ты мой добрый господин, мой верный друг?
Было сие весьма необдуманно и, скажу, даже глупо, ибо народ зажег свечи и пошел по домам, воспевая „мучителя фараона“ и
крича: „Господь поборает вере мучимой; и ветер свещей не гасит“; другие кивали
на меня и вопили: „Подай нам нашу Пречистую покровенную Богородицу и поклоняйся своей простоволосой в
немецком платье“.
Войдешь в него, когда он росой окроплен и весь горит
на солнце… как риза, как парчовый, — даже сердце замирает, до того красиво! В третьем году цветочных семян выписали почти
на сто рублей, — ни у кого в городе таких цветов нет, какие у нас. У меня есть книги о садоводстве,
немецкому языку учусь. Вот и работаем, молча, как монахини, как немые. Ничего не говорим, а знаем, что думаем. Я — пою что-нибудь. Перестану, Вася,
кричит: «Пой!» И вижу где-нибудь далеко — лицо ее доброе, ласковое…
Мямлин(робея, не договаривая и стараясь свою мысль довыразить более жестами). Да там-с, я, ей-богу, и не знаю… Но что будто бы, когда там… Владимир Иваныч… поссорился, что ли, с графом… то прямо приехал в
Немецкий клуб, и что господин Шуберский там тоже был… Владимир Иваныч подозвал его к себе и стал ему рассказывать, что там… граф
кричал, что ли, там
на него и что будто бы даже разорвал… я уж и не понял хорошенько, что это такое… разорвал письмо, что ли, какое-то…
— Она русская, русская! и только носит
немецкую фамилию! —
кричал он, еле поспевая за мной, но я не слушал его, выбежал
на Большую Садовую и очнулся только у Публичной Библиотеки, где мальчишка газетчик совал мне под нос номера газет.
Толстый
немецкий офицер, уча рекрут, находит
на толпу солдат и, разгоняя их палкой,
кричит...
— Вон! —
крикнул я, затопав ногами, вбежал в свою комнату и упал к себе
на кровать. — Боже, — восклицал я, — о каком же слиянии и объединении славян толкуют наши славянофилы! Ну, что общего между мною ярославцем и этим полунемцем? — Но вдруг вспомнил, что и самый лучший наш ученый славянофил назывался
немецкой фамилией Гильфердинга, и перестал бесноваться.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь
на передней телеге, что-то
кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных
немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые, молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели
на скачущего мимо их курьера.
— Вы полковник? —
кричал штабный начальник, с
немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. — В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, —
кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, — место весьма приятное и
на виду, как говорил Берг.