Неточные совпадения
Самое значительное и очень неприятное рассказал Климу о народе отец.
В сумерках осеннего вечера он, полураздетый и мягонький, как цыпленок, уютно
лежал на диване, — он умел
лежать удивительно уютно. Клим, положа голову на шерстяную грудь его, гладил ладонью лайковые щеки отца, тугие, как новый резиновый мяч. Отец спросил: что сегодня говорила бабушка на уроке закона божия?
И вот тогда, как-то раз
в грустные вечерние
сумерки, стал я однажды перебирать для чего-то
в моем ящике и вдруг,
в уголку, увидал синенький батистовый платочек ее; он так и
лежал с тех пор, как я его тогда сунул.
Летом охота на зверя возможна только утром, на рассвете, и
в сумерки, до темноты. Днем зверь
лежит где-нибудь
в чаще, и найти его трудно. Поэтому, воспользовавшись свободным временем, мы растянулись на траве и заснули.
Я поднялся на своей постели, тихо оделся и, отворив дверь
в переднюю, прошел оттуда
в гостиную…
Сумерки прошли, или глаза мои привыкли к полутьме, но только я сразу разглядел
в гостиной все до последней мелочи. Вчера не убирали, теперь прислуга еще не встала, и все оставалось так, как было вчера вечером. Я остановился перед креслом, на котором Лена сидела вчера рядом со мной, а рядом на столике
лежал апельсин, который она держала
в руках.
Гаврило Жданов, после отъезда Авдиева поступивший-таки
в гимназию, часто приходил ко мне, и,
лежа долгими зимними
сумерками на постели
в темной комнате, мы вели с ним тихие беседы. Порой он заводил вполголоса те самые песни, которые пел с Авдиевым.
В темноте звучал один только басок, но
в моем воображении над ним вился и звенел бархатный баритон, так свободно взлетавший на высокие ноты… И
сумерки наполнялись ощутительными видениями…
Когда мы подходили к биваку, я увидел, что нависшей со скалы белой массы не было, а на месте нашей палатки
лежала громадная куча снега вперемешку со всяким мусором, свалившимся сверху. Случилось то, чего я опасался:
в наше отсутствие произошел обвал. Часа два мы откапывали палатку, ставили ее вновь, потом рубили дрова. Глубокие
сумерки спустились на землю, на небе зажглись звезды, а мы все не могли кончить работы. Было уже совсем темно, когда мы вошли
в палатку и стали готовить ужин.
— А вот изволишь видеть: вчерась я шел от свата Савельича так около
сумерек; глядь — у самых Серпуховских ворот стоит тройка почтовых, на телеге
лежит раненый русской офицер, и слуга около него что-то больно суетится. Смотрю, лицо у слуги как будто бы знакомое; я подошел, и лишь только взглянул на офицера, так сердце у меня и замерло! Сердечный!
в горячке, без памяти, и кто ж?.. Помнишь, Андрей Васьянович, месяца три тому назад мы догнали
в селе Завидове проезжего офицера?
Сумерки незаметно надвинулись на безмолвную усадьбу, и полная луна, выбравшись из-за почерневшего сада, ярко осветила широкий двор перед моею анфиладой. Случилось так, что я
лежал лицом прямо против длинной галереи комнат,
в которых белые двери стояли уходящими рядами вроде монахинь
в «Роберте».
Он приехал домой, едва слыша под собою ноги. Были уже
сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши
в переднюю, увидел он на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который,
лежа на спине, плевал
в потолок и попадал довольно удачно
в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его шляпою по лбу, примолвив: «Ты, свинья, всегда глупостями занимаешься!»
Потом розовые лучи разлились по небу с восточной стороны и, смешавшись с
сумерками, заиграли на зубцах частокола. Это розовое сияние упало вниз на землю, где прежде
лежала густая тень, мягко легло на дерево колодца, на прибитую росою пыль, заиграло
в капельках на траве и разливалось все обильнее и дальше.
Года три назад я был
в Греции. Наш пароход отошел от Смирны, обогнул остров Хиос и шел через Архипелаг к Аттике. Солнце село, над морем
лежали тихие, жемчужно-серые
сумерки.
В теплой дымке медленно вздымались и опускались тяжелые массы воды. Пароход резал волны,
в обеденном зале ярко горели электрические огни,
в салоне играли Шопена. Я стоял на палубе и жадно, взволнованно смотрел вдаль.
Висленеву стало так грустно, так досадно, даже так страшно, что он не выдержал и
в сумерки второго дня своего пребывания
в Париже сбежал с своей мансарды и толкнулся
в двери Бодростиной. К великому его счастию, двери эти на сей раз были не заперты, и Иосаф Платонович, получив разрешение взойти, очутился
в приятном полумраке пред самою Глафирой, которая
лежала на мягком оттомане пред тлеющим камином и грациозно куталась
в волнистом пледе.
Ни просвета, ни опоры, ни
в себе, ни под собою, вот что заглодало ее, точно предсмертная агония, когда она после припадка
лежала уже на боку у той же сосны и смотрела
в чащу леса, засиневшего от густых
сумерек.
И как там хорошо,
в послеобеденные
сумерки, полакомиться и выпить рюмочку,
лежа на кушетке!
На кушетке,
в надвигающихся
сумерках, Палтусов
лежал с закрытыми глазами, но не спал. Он не волновался. Факт налицо. Он
в части, следствие начато, будет дело. Его оправдают или пошлют
в"Сибирь тобольскую", как острил один студент, с которым он когда-то читал лекции уголовного права.
В столовой уже пробило двенадцать часов, потом коротко отбило половину первого, а
в комнате Павла Рыбакова было темно, как
в сумерках, и на всем
лежал отраженный, исчерна-желтый отсвет.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и
лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него
в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут.
В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.