Неточные совпадения
«Иисус же, опять скорбя внутренно, проходит ко гробу. То была пещера, и
камень лежал на ней. Иисус говорит: Отнимите
камень. Сестра умершего Марфа говорит ему: господи! уже смердит: ибо четыре дни, как он во гробе».
— Ате деньги… я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то, — прибавил он тихо и как бы в раздумье, — я снял у ней тогда кошелек с шеи, замшевый… полный, тугой такой кошелек… да я не посмотрел
на него; не успел, должно быть… Ну, а вещи, какие-то все запонки да цепочки, — я все эти вещи и кошелек
на чужом одном дворе,
на В — м проспекте под
камень схоронил,
на другое же утро… Все там и теперь
лежит…
Наглядел бы я там еще прежде,
на этом дворе, какой-нибудь такой
камень этак в пуд или полтора весу, где-нибудь в углу, у забора, что с построения дома, может,
лежит; приподнял бы этот
камень — под ним ямка должна быть, — да в ямку-то эту все бы вещи и деньги и сложил.
Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут
на колени, и долго и горько плачут, и долго и внимательно смотрят
на немой
камень, под которым
лежит их сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с
камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их сына, до воспоминаний о нем…
На желтой крышке больничного гроба
лежали два листа пальмы латании и еще какие-то ветки комнатных цветов; Алина — монументальная, в шубе, в тяжелой шали
на плечах — шла, упираясь подбородком в грудь; ветер трепал ее каштановые волосы; она часто, резким жестом руки касалась гроба, точно толкая его вперед, и, спотыкаясь о
камни мостовой, толкала Макарова; он шагал, глядя вверх и вдаль, его ботинки стучали по
камням особенно отчетливо.
Должно быть, потому, что в тюрьме были три заболевания тифом, уголовных с утра выпускали
на двор, и, серые, точно
камни тюремной стены, они, сидя или
лежа, грелись
на весеннем солнце, играли в «чет-нечет», покрякивали, пели песни.
Прилив был очень жесток, и Обломов не чувствовал тела
на себе, не чувствовал ни усталости, никакой потребности. Он мог
лежать, как
камень, целые сутки или целые сутки идти, ехать, двигаться, как машина.
В зале,
на полу, перед низенькими, длинными, деревянными скамьями, сидело рядами до шести — или семисот женщин, тагалок, от пятнадцатилетнего возраста до зрелых лет: у каждой было по круглому, гладкому
камню в руках, а рядом,
на полу,
лежало по куче листового табаку.
То представлялась скала, у подножия которой
лежит наше разбитое судно, и утопающие напрасно хватаются усталыми руками за гладкие
камни; то снилось, что я
на пустом острове, выброшенный с обломком корабля, умираю с голода…
Там
лежали, частью в воде, частью
на берегу, громады
камней, некогда сброшенных с горных вершин.
На неровных
камнях покатой у тротуара мостовой
лежал головой ниже ног широкий немолодой арестант с рыжей бородой, красным лицом и приплюснутым носом, в сером халате и таких же штанах.
А мы с ним, надо вам знать-с, каждый вечер и допрежь того гулять выходили, ровно по тому самому пути, по которому с вами теперь идем, от самой нашей калитки до вон того
камня большущего, который вон там
на дороге сиротой
лежит у плетня и где выгон городской начинается: место пустынное и прекрасное-с.
Дорогие там
лежат покойники, каждый
камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в свою науку, что я, знаю заранее, паду
на землю и буду целовать эти
камни и плакать над ними, — в то же время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак не более.
Олень
лежал как раз у места их соединения в воде, и только плечо, шея и голова его были
на камнях.
Под
камнем сим
лежит французский эмигрант;
Породу знатную имел он и талант,
Супругу и семью оплакав избиянну,
Покинул родину, тиранами попранну;
Российския страны достигнув берегов,
Обрел
на старости гостеприимный кров;
Учил детей, родителей покоил…
Всевышний судия его здесь успокоил…
Несколько тощих ракит боязливо спускаются по песчаным его бокам;
на самом дне, сухом и желтом, как медь,
лежат огромные плиты глинистого
камня.
Когда я очнулся, рядом со мной
на камнях лежал Дерсу.
То было осенью унылой…
Средь урн надгробных и
камнейСвежа была твоя могила
Недавней насыпью своей.
Дары любви, дары печали —
Рукой твоих учеников
На ней рассыпаны
лежалиВенки из листьев и цветов.
Над ней, суровым дням послушна, —
Кладбища сторож вековой, —
Сосна качала равнодушно
Зелено-грустною главой,
И речка, берег омывая,
Волной бесследною вблизи
Лилась, лилась, не отдыхая,
Вдоль нескончаемой стези.
Печально стояла старая няня, и слезами налились ее глубокие морщины; тяжкий
камень лежал на сердце у верных хлопцев, глядевших
на свою пани.
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося
на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла,
на могиле
лежал камень, заросший травою. «Этот
камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый
камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
Я долго бродил среди памятников, как вдруг в одном месте, густо заросшем травой и кустарником, мне бросилось в глаза странное синее пятно. Подойдя ближе, я увидел маленького человечка в синем мундире с медными пуговицами.
Лежа на могильном
камне, он что-то тщательно скоблил
на нем ножиком и был так углублен в это занятие, что не заметил моего прихода. Однако, когда я сообразил, что мне лучше ретироваться, — он быстро поднялся, отряхнул запачканный мундир и увидел меня.
Дорогие там
лежат покойники, каждый
камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и свою науку, что я знаю заранее, паду
на землю и буду целовать эти
камни и плакать над ними — в то же время убежденный всем сердцем своим в том, что все это уже давно кладбище и никак не более».
Когда же выводка поднимается вся вдруг, то тетеревята летят врознь, предпочтительно к лесу, и, пролетев иногда довольно значительное пространство, смотря по возрасту и силам, падают
на землю и
лежат неподвижно, как
камень.
Шагах в полутораста от
камней,
на прибрежной гальке, у самого края воды
лежала какая-то большая темная масса.
Матюшка думал крайне тяжело, точно
камни ворочал, но зато раз попавшая ему в голову мысль так и оставалась в Матюшкином мозгу, как железный клин. И теперь он
лежал и все думал о мочеганке Катре, которая вышла сейчас
на одну стать с сестрой Аграфеной. Дуры эти девки самые…
Я не плакал, но что-то тяжелое, как
камень,
лежало у меня
на сердце. Мысли и представления с усиленной быстротой проходили в моем расстроенном воображении; но воспоминание о несчастии, постигшем меня, беспрестанно прерывало их причудливую цепь, и я снова входил в безвыходный лабиринт неизвестности о предстоящей мне участи, отчаяния и страха.
Он не понимал опасений Наташи, да и вообще не понял хорошо, что она давеча говорила его отцу. Понял только, что они поссорились, и это-то особенно
лежало камнем на его сердце.
Заозерный завод в маршруте служил последней сухопутной станцией, дальше путь к Рассыпному
Камню лежал по озеру —
на заводском пароходе.
Луша даже засмеялась, хотя
на душе у ней было тяжело, точно там
лежал какой
камень.
Заозерный завод, раскидавший свои домики по берегу озера, был самым красивым в Кукарском округе. Ряды крепких изб облепили низкий берег в несколько рядов; крайние стояли совсем в лесу. Выдавшийся в средине озера крутой и лесистый мыс образовал широкий залив; в глубине озера зелеными пятнами выделялись три острова. Обступившие кругом лесистые горы образовали рельефную зеленую раму. Рассыпной
Камень лежал массивной синевато-зеленой глыбой
на противоположном берегу, как отдыхавший великан.
На душе у доктора
лежало камнем одно обстоятельство, которое являлось тучкой
на его небе, — это проклятый заговор, в котором он участвовал.
Зашли в лес — и долго там проплутали; потом очень плотно позавтракали в деревенском трактире; потом лазали
на горы, любовались видами, пускали сверху
камни и хлопали в ладоши, глядя, как эти
камни забавно и странно сигают, наподобие кроликов, пока проходивший внизу, невидимый для них, человек не выбранил их звонким и сильным голосом; потом
лежали, раскинувшись,
на коротком сухом мохе желто-фиолетового цвета; потом пили пиво в другом трактире, потом бегали взапуски, прыгали
на пари: кто дальше?
Усталым, сиплым голосом поблагодарил Александров учителя.
На сердце его
лежал камень.
Я
лежал на ней и думал —
камень!
Мысль о ней
лежала на ее сердце
камнем, кошмаром, мучила ее странными привидениями и гаданиями, и всё это совместно и одновременно с мечтами о дочерях графа К. Но об этом еще речь впереди.
Лицо Савелия по-прежнему имело зеленовато-желтый цвет, но наряд его был несколько иной: вместо позолоченного перстня,
на пальце красовался настоящий золотой и даже с каким-то розовым
камнем; по атласному жилету проходил бисерный шнурок, и в кармане имелись часы; жидкие волосы
на голове были сильно напомажены; брюки уже не спускались в сапоги, а
лежали сверху сапог.
— Ч-чудак!
Камень, говорит, а? А ты и
камень сумей пожалеть,
камень тоже своему месту служит,
камнем улицы мостят. Всякий материал жалеть надо, зря ничего не
лежит. Что есть песок? А и
на нем растут былинки…
Рядом с полкой — большое окно, две рамы, разъединенные стойкой; бездонная синяя пустота смотрит в окно, кажется, что дом, кухня, я — все висит
на самом краю этой пустоты и, если сделать резкое движение, все сорвется в синюю, холодную дыру и полетит куда-то мимо звезд, в мертвой тишине, без шума, как тонет
камень, брошенный в воду. Долго я
лежал неподвижно, боясь перевернуться с боку
на бок, ожидая страшного конца жизни.
Ночь продолжала тихий бег над землей. Поплыли в высоком небе белые облака, совсем похожие
на наши. Луна закатилась за деревья: становилось свежее, и как будто светлело. От земли чувствовалась сырость… Тут с Матвеем случилось небольшое происшествие, которого он не забыл во всю свою последующую жизнь, и хотя он не мог считать себя виноватым, но все же оно
камнем лежало на его совести.
Влажная холодная кисея [Тонкая, редкая ткань, начально из индейской крапивы, ныне из хлопка — Ред.] висела над городской площадью, недавно вымощенною крупным булыжником, отчего она стала глазастой; пять окон «Лиссабона» были налиты жёлтым светом, и
на тёмных шишках
камней мостовой
лежало пять жёлтых полос.
Что-то тяжелым
камнем лежало у него
на сердце.
Впрочем, у Софьи Николавны
лежал свой
камень на сердце: она еще не решилась и не знала, как поступить с мужем, который осердился в первый раз за обидные слова об Александре Степановне: дожидаться ли, чтоб он сам обратился к ней, или прекратить тягостное положенье, испросив у него прощенья и своей любовью, нежностью, ласками заставить его позабыть ее проклятую вспыльчивость?
Я
лежал на какой-то твердой, как
камень, клеенчатой кушетке, а рядом у стены стояла кровать.
Мы с ним
лежим на песке у громадного
камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, — у
камня печального, хмурого.
На тот бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими
камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от гор.
Темное, могучее размахнувшееся море светлеет, местами
на нем появляются небрежно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и теперь задумчиво льет свой свет
на море, тихо вздыхающее ей навстречу,
на берег и
камень, у которого мы
лежим.
Но не все гости веселились.
На сердце запорожца
лежал тяжелый
камень: он начинал терять надежду спасти Юрия. Напрасно старался он казаться веселым: рассеянные ответы, беспокойные взгляды, нетерпение, задумчивость — все изобличало необыкновенное волнение души его. К счастию, прежде чем хозяин мог это заметить, одна счастливая мысль оживила его надежду; взоры его прояснились, он взглянул веселее и, обращаясь к приказчику, сказал...
Васька Буслаев, после того как увлек своих новгородцев
на богомолье в Ерусалим и там, к ужасу их, выкупался нагим телом в святой реке Иордане, ибо не верил"ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай", — этот логический Васька Буслаев взлезает
на гору Фавор (Табор), а
на вершине той горы
лежит большой
камень, через который всякого роду люди напрасно пытались перескочить…
Рядом с ним
на теплых
камнях лежит, вверх грудью, бронзовый и черный, точно жук, молодец;
на лицо ему прыгают крошки хлеба, он лениво щурит глаза и поет что-то вполголоса, — точно сквозь сон. А еще двое сидят, прислонясь спинами к белым стенам дома, и дремлют.
На террасу отеля, сквозь темно-зеленый полог виноградных лоз, золотым дождем льется солнечный свет — золотые нити, протянутые в воздухе.
На серых кафлях пола и белых скатертях столов
лежат странные узоры теней, и кажется, что, если долго смотреть
на них, — научишься читать их, как стихи, поймешь, о чем они говорят. Гроздья винограда играют
на солнце, точно жемчуг или странный мутный
камень оливин, а в графине воды
на столе — голубые бриллианты.
— Что поделаешь! Люди медленно умнеют. Далее: я позвал
на помощь, меня отвели в дом, где уже
лежал один, раненный
камнем в лицо, и, когда я спросил его — как это случилось с ним, он сказал, невесело посмеиваясь...