Неточные совпадения
— Пророками — и надолго! — будут двое:
Леонид Андреев и Сологуб, а за ними пойдут и другие, вот увидишь! Андреев — писатель, небывалый у нас по смелости, а что он грубоват — это не беда! От этого он только понятнее для всех. Ты, Клим Иванович, напрасно морщишься, — Андреев очень самобытен и силен. Разумеется, попроще Достоевского в мыслях, но, может быть, это потому, что он — цельнее. Читать его всегда очень любопытно, хотя заранее знаешь, что он
скажет еще одно — нет! — Усмехаясь, она подмигнула...
Налетов. Э… однако ж это странно!
скажите, пожалуйста, где я могу, по крайней мере, найти
Леонида Сергеича Разбитного? хоть бы он объяснил князю, что я не кто-нибудь…
Чиновник.
Леонид Сергеич с князем кушают… прикажете
сказать им?
Шифель. То есть,
Леонида Сергеича, хотите вы
сказать?
—
Леонид Николаевич, вы вчера хотели дать новый рассказ, — как-то
сказал ему И.Д. Новик.
— Хорошо, —
сказал Леонид Андреев, — дам. Условия такие: десять копеек строка и пятнадцать рублей авансом.
Леонид Андреев молча показал статью Н.К. Михайловского М.М. Бойовичу и
сказал...
Через ту же лестницу мы снова спустились на двор, где я хотел раскланяться с Постельниковым, не имея, впрочем, никакого определенного плана ни переезжать на квартиру к его сестре, ни улизнуть от него; но
Леонид Григорьевич предупредил меня и
сказал...
— Бога ради, — говорю, —
Леонид Григорьевич, мне не до разговоров; я тебя с умилением прошу, не неси ты мне, Христа ради, всей этой ахинеи, а
скажи мне, за что меня берут!
Леонид. Ну что ж что видели? Жаловаться, что ли, станете? Так я
скажу, что вы лжете. Кому больше поверят: вам или мне? (Делает гримасу и уходит).
Лиза (тихо
Леониду). Надя велела вам
сказать, что мы ужо придем в сад.
Леонид. А
скажи, Потапыч, отчего это девушки бегают от меня?
—
Леонид Николаич придет сейчас, если вы ему прикажете, —
сказал я вслух.
Марья Виссарионовна добрая женщина, но решительно не умеет держать себя с детьми:
Леонида она любит более всех, хотя и спорит с ним постоянно, и надобно
сказать, что в этих спорах он всегда правее; с маленькими девочками она ни то ни се, или почти ими не занимается, но с Лидиею Николаевною обращается в высшей степени дурно.
—
Леонид Николаич какое-то особенное удовольствие находит говорить мне дерзости. Не знаю, чем подала я повод, —
сказала она, покачав грустно головою.
— Курдюмов, видно, хорошо знаком с вашими? —
сказал я
Леониду, когда мы сели в экипаж.
— Сядьте около меня, —
сказал Леонид, когда мы остались одни. Я сел.
Леонид встал, наложил мне сам трубку, а себе закурил сигару, и когда я хотел снова обратиться к толкованию, он
сказал...
— Зачем же вы в городе всегда шагом ездите? —
сказал вдруг
Леонид, взглянув насмешливо на Ивана Кузьмича.
—
Скажите, пожалуйста,
Леонид Николаич, — начал я после нескольких минут молчания, — что это за человек Иван Кузьмич?
И когда я
сказал, что еще учил
Леонида, и похвалил его, он проговорил покровительственным тоном...
Я пошел,
сказал Леониду, и он, как я ожидал, тотчас же пришел со мною. Марье Виссарионовне было это приятно, отчасти потому, что, любя сына, ей тяжело было с ним ссориться, а более, думаю, и потому, что она исполнила желание своего друга Пионовой и помирилась с
Леонидом. Однако удовольствие свое она старалась скрыть и придала своему лицу насмешливое выражение.
—
Скажите же что-нибудь про себя, — продолжала она: — где вы были, что вы делали? Я несколько раз спрашивала
Леонида, он мне ничего подробно не рассказывал, такой досадный!
— Подай сюда трубку, —
сказал Леонид человеку.
Возвратившись,
Леонид отвел Гарновского в сторону и, предварительно обязав его клятвою не говорить того, что он ему откроет,
сказал, что у него дуэль, и просил его быть секундантом; он согласился, и на другой день
Леонид назначил ему заехать за ним ко мне в шесть часов утра.
—
Леонид Николаич вас просит к себе, —
сказал я.
Вошла белокурая девушка в локонах, собою нехороша и немолода, но в белом кисейном платье, в голубом поясе и с книгою в руках. Я тотчас же догадался, что это m-lle Марасеева, и не ошибся. Лидия Николаевна познакомила нас и
сказала, что я друг
Леонида и был с нею очень дружен, когда она была еще в девушках. М-lle Марасеева жеманно поклонилась мне, села и развернула книгу.
— Успокойтесь, Марья Виссарионовна, умоляю вас, пощадите вы себя для маленьких ваших детей.
Леонид Николаич так только
сказал, он не будет более вас расстраивать.
— Что же ты,
Леонид, Ивану Кузьмичу не предложишь трубку? —
сказала мать.
— Перестань,
Леонид! — воскликнула опять Марья Виссарионовна. — Душечка Лизавета Николаевна,
скажите ему, чтоб он ушел; он меня в гроб положит.
В продолжение этого вечера она
сказала несколько самых обидных колкостей Лиде; на двух младших дочерей, которые вышли погулять и погуляли не более получаса, крикнула, зачем они смели так долго гулять, и даже
Леониду, которому она всегда более других уступала и который обыкновенно спорил с нею очень смело, в одном пустом разговоре велела замолчать.
Вообще он был как-то странен и чрезвычайно грустен. Об Лидии Николаевне не
сказал ни слова, как будто бы не получал моего письма, а я не успел и не решился заговорить об ней. Мне не спалось, из кабинета слышался легкий шум, я встал потихоньку и заглянул в замочную скважину. Ночь была лунная.
Леонид сидел у стола и что-то такое, кажется, писал впотьмах карандашом.
Леонид Федорович. Я только хотел
сказать…
Леонид Федорович (просматривает пока бумагу). Я понимаю, мне самому хотелось бы вам сделать доброе. Вы подождите. Я вам через полчаса ответ дам. Федор,
скажи, чтоб никого не принимать.
Леонид Федорович. Во-первых, не продал, и главное — оставь меня в покое. Ведь тебе
сказали, что мне некогда. (Захлопывает дверь.)
Таня. Секрет маленький,
Леонид Федорович. Позвольте мне один на один
сказать.
Леонид Федорович (досадливо).
Скажи Анне Павловне, как она хочет, а мне и некогда.
Федор Иваныч. Да, все неприятности. И как это они не могут в согласии жить? Да и правду
сказать, молодое поколенье — не то. А царство женщин? Как давеча
Леонид Федорович хотели было вступиться, да увидали, что она в экстазе, захлопнули дверь. Редкой доброты человек! Да, редкой доброты… Это что? Таня-то их опять ведет.
Леонид Федорович.
Скажите, пожалуйста, Федору приготовить все для сеанса и позовите Семена сюда — буфетного мужика, Семена, слышите?
Леонид Федорович.
Сказал, что не могу, и не могу. Нет у меня.
Катя вышла на крыльцо. По горячей пыли дороги бродили куры, с сверкавшей солнцем степи неслось сосредоточенное жужжание косилок.
Леонид тоже вышел, закурил о зажигалку и умиленно
сказал...
— Ничего! Скоро просветим! —
сказал Леонид. — Кто сам босой, тот не будет плакать над ботинками, снятыми с богача.
— Загнал с пьяных глаз, мерзавец! — с отвращением
сказал Леонид.
— Жена нового председателя ревкома… Катюрка, а только как же ты мне не
сказала, что ты ранена! Только сегодня
Леонид приехал из Эски-Керыма и рассказал про твои подвиги. Милая моя девочка! Какая же ты молодец!
Катя замолчала. Ей хотелось продолжать разговор в прежнем созвучном тоне, но настроенность у обоих исчезла. Она огорченно опустила голову. И оттого, что она не возражала, что на девической щеке чернели запекшиеся царапины от револьвера,
Леониду сделалось стыдно, и опять она стала ему близка и мила. Он поднял брови, почесал в затылке, дружественно просунул руку под ее локоть и смущенно
сказал...
— Это мы исследуем, — зловеще
сказал Леонид и обратился к арестованным...
Катя порывисто двинулась, но ничего не
сказала.
Леонид, не допив стакана, с неопределенною улыбкою встал и медленно вышел. Слышно было, как он в Катиной каморке зажег спичкою коптилку, как укладывал свои вещи. Все молчали.
Леонид сдвинул брови и резко
сказал...
— Плюем на вашу власть. Мы только батьку Махно одного знаем. Он нам приказал: «Бей жидов, спасай Россию!». Приехали к вам сюда порядок сделать. Обучить всех правильным понятиям… — Он озорным взглядом оглядел
Леонида и, как заученно-привычный лозунг,
сказал: — Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не почернеют… Ты кто?
— Махновцы! Удирать! — хрипло
сказал Леонид. — Погоди! Придется отстреливаться.