Неточные совпадения
Он слышал, как его
лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как
солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как
солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание
лошадей и каркание бекаса.
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.]
солдат верхом на
лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
Он проехал, не глядя на
солдат, рассеянных по улице, — за ним, подпрыгивая в седлах, снова потянулись казаки; один из последних, бородатый, покачнулся в седле, выхватил из-под мышки
солдата узелок, и узелок превратился в толстую змею мехового боа;
солдат взмахнул винтовкой, но бородатый казак и еще двое заставили
лошадей своих прыгать, вертеться, —
солдаты рассыпались, прижались к стенам домов.
Потом на проспект выдвинулась похоронная процессия, хоронили героя, медные трубы выпевали мелодию похоронного марша, медленно шагали черные
лошади и
солдаты, зеленоватые, точно болотные лягушки, размахивал кистями и бахромой катафалк, держась за него рукою, деревянно шагала высокая женщина, вся в черной кисее, кисея летала над нею, вокруг ее, ветер как будто разрывал женщину на куски или хотел подбросить ее к облакам.
Но уже стена
солдат разломилась на две части, точно открылись ворота, на площадь поскакали рыжеватые
лошади, брызгая комьями снега, заорали, завыли всадники в белых фуражках, размахивая саблями; толпа рявкнула, покачнулась назад и стала рассыпаться на кучки, на единицы, снова ужасая Клима непонятной медленностью своего движения.
Ехала бугристо нагруженная зеленая телега пожарной команды, под ее дугою качался и весело звонил колокольчик. Парой рыжих
лошадей правил краснолицый
солдат в синей рубахе, медная голова его ослепительно сияла. Очень странное впечатление будили у Самгина веселый колокольчик и эта медная башка, сиявшая празднично. За этой телегой ехала другая, третья и еще, и над каждой торжественно возвышалась медная голова.
— Ое, ое! — его крепко ругали, один
солдат даже толкнул в бок
лошади прикладом ружья.
Клим отодвинулся за косяк.
Солдат было человек двадцать; среди них шли тесной группой пожарные, трое — черные, в касках, человек десять серых — в фуражках, с топорами за поясом. Ехала зеленая телега, мотали головами толстые
лошади.
Все это совершилось удивительно быстро, а
солдаты шли все так же не спеша, и так же тихонько ехала пушка — в необыкновенной тишине; тишина как будто не принимала в себя, не хотела поглотить дробный и ленивенький шум солдатских шагов, железное погромыхивание пушки, мерные удары подков
лошади о булыжник и негромкие крики раненого, — он ползал у забора, стучал кулаком в закрытые ворота извозчичьего двора.
Самгин видел десятки рук, поднятых вверх, дергавших
лошадей за повода,
солдат за руки, за шинели, одного тащили за ноги с обоих боков
лошади, это удерживало его в седле, он кричал, страшно вытаращив глаза, свернув голову направо; еще один, наклонясь вперед, вцепился в гриву своей
лошади, и ее вели куда-то, а четверых
солдат уже не было видно.
На заднем фоне расплывчато изображены еще двое
солдат, они впрягают или распрягают бесформенную
лошадь.
Несколько человек, должно быть — молодых, судя по легкости их прыжков, запутались среди
лошадей, бросаясь от одной к другой, а
лошади подскакивали к ним боком, и
солдаты, наклоняясь, смахивали людей с ног на землю, точно для того чтоб
лошади прыгали через них.
Самгин снимал и вновь надевал очки, наблюдая этот странный бой, очень похожий на игру расшалившихся детей, видел, как бешено мечутся испуганные
лошади, как всадники хлещут их нагайками, а с панели небольшая группа
солдат грозит ружьями в небо и целится на крышу.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, — крупные
лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, — они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а
солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза смотрят различно.
Свалив
солдата с
лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал, шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек в куртке, замазанной красками, он был выше на голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
Лошадь брыкалась, ее с размаха бил по задним ногам осколком доски рабочий;
солдат круто, как в цирке, повернул
лошадь, наотмашь хлестнул шашкой по лицу рабочего, тот покачнулся, заплакал кровью, успел еще раз ткнуть доской в пах коня и свалился под ноги ему, а
солдат снова замахал саблею на Туробоева.
— Неправильно!
Солдат взнуздан, как
лошадь. А ежели заартачится…
Самгин присоединился к толпе рабочих, пошел в хвосте ее куда-то влево и скоро увидал приземистое здание Биржи, а около нее и у моста кучки
солдат,
лошадей. Рабочие остановились, заспорили: будут стрелять или нет?
Сыроватый ветер разгонял людей по всем направлениям, цокали подковы огромных мохнатоногих
лошадей, шли
солдаты, трещал барабан, изредка скользил и трубил, как слон, автомобиль, — немцы останавливались, почтительно уступая ему дорогу, провожали его ласковыми глазами.
В сотне шагов от Самгина насыпь разрезана рекой, река перекрыта железной клеткой моста, из-под него быстро вытекает река, сверкая, точно ртуть, река не широкая, болотистая, один ее берег густо зарос камышом, осокой, на другом размыт песок, и на всем видимом протяжении берега моются, ходят и плавают в воде
солдаты, моют
лошадей, в трех местах — ловят рыбу бреднем, натирают груди, ноги, спины друг другу теплым, жирным илом реки.
Наконец
солдат привел нас на какой-то двор, на котором было множество колясок и
лошадей.
Опять увижу я министерских чиновников, квартальных и всяких других надзирателей, городовых с двумя блестящими пуговицами на спине, которыми они смотрят назад… и прежде всего увижу опять небольшого сморщившегося
солдата в тяжелом кивере, на котором написано таинственное «4», обмерзлую казацкую
лошадь.
Огарев каждый день любовался пегими пожарными
лошадьми и через окно познакомился с Зайчневским, тоже любителем
лошадей, а потом не раз бывал у него в камере — и разрешил ему в сопровождении
солдата ходить в бани.
Язь всегда молчал, внимательно разглядывая всех печальными глазами, молча же он показывал нам свои игрушки — деревянных
солдат, добытых из мусорной ямы, безногих
лошадей, обломки меди, пуговицы.
Если приезжал на Сахалин командированный инженер или ученый, то в его распоряжение давалось несколько
солдат, которые заменяли ему
лошадей.
Однажды, заслышав какой-то содом,
Циновку мою я открыла,
Взглянула: мы едем обширным селом,
Мне сразу глаза ослепило:
Пылали костры по дороге моей…
Тут были крестьяне, крестьянки,
Солдаты и — целый табун
лошадей…
«Здесь станция: ждут серебрянки, —
Сказал мой ямщик, — Мы увидим ее,
Она, чай, идет недалече...
—
Лошадь, говоришь, родитель, нужно? — подзадоривал
солдат, подмигивая Макару.
— Конешно, родителей укорять не приходится, — тянет
солдат, не обращаясь собственно ни к кому. — Бог за это накажет… А только на моих памятях это было, Татьяна Ивановна, как вы весь наш дом горбом воротили. За то вас и в дом к нам взяли из бедной семьи, как
лошадь двужильная бывает. Да-с… Что же, бог труды любит, даже это и по нашей солдатской части, а потрудится человек — его и поберечь надо. Скотину, и ту жалеют… Так я говорю, Макар?
Подошли мы таким манером часов в пять утра к селенью, выстроились там
солдаты в ширингу; мне велели стать в стороне и
лошадей отпрячь; чтобы, знаете, они не испугались, как стрелять будут; только вдруг это и видим: от селенья-то идет громада народу… икону, знаете, свою несут перед собой… с кольями, с вилами и с ружьями многие!..
Один из
солдат бросился им встречу, другой бегал вокруг
лошади, стараясь вскочить на нее, она не давалась, прыгала, и все вокруг тоже подпрыгивало вместе с нею.
Сзади матери был огород, впереди кладбище, а направо, саженях в десяти, тюрьма. Около кладбища
солдат гонял на корде
лошадь, а другой, стоя рядом с ним, громко топал в землю ногами, кричал, свистел и смеялся. Больше никого не было около тюрьмы.
За стеною тюрьмы сухо хлопнуло что-то, — был слышен тонкий звон разбитого стекла.
Солдат, упираясь ногами в землю, тянул к себе
лошадь, другой, приложив ко рту кулак, что-то кричал по направлению тюрьмы и, крикнув, поворачивал туда голову боком, подставляя ухо.
Мать, испуганно мигнув, быстро взглянула на
солдат — они топтались на одном месте, а
лошадь бегала вокруг них; посмотрела на человека с лестницей — он уже поставил ее к стене и влезал не торопясь.
Вот он уже сделал знак горнисту играть отступление, вот уже
солдат приложил рожок к губам, но в эту секунду из-за холма на взмыленной арабской
лошади вылетает начальник дивизионного штаба, полковник Ромашов.
Уже Ромашов отчетливо видел его грузную, оплывшую фигуру с крупными поперечными складками кителя под грудью и на жирном животе, и большое квадратное лицо, обращенное к
солдатам, и щегольской с красными вензелями вальтрап на видной серой
лошади, и костяные колечки мартингала, и маленькую ногу в низком лакированном сапоге.
Пал я тут на колени, просил простить: сказывал и про участь свою горькую; однако нет. Взяли они меня и с
солдатом, да на тех же
лошадях и отправили к Ивану Демьянычу".
Под вечер пришел ко мне тот самый
солдат, которого они рекомендовали, и
лошадей тройку привел.
Ко всякому делу были приставлены особые люди, но конюшенная часть была еще в особом внимании и все равно как в военной службе от
солдата в прежние времена кантонист происходил, чтобы сражаться, так и у нас от кучера шел кучеренок, чтобы ездить, от конюха — конюшонок, чтобы за
лошадьми ходить, а от кормового мужика — кормовик, чтобы с гумна на ворки корм возить.
Калинович прискакал на пожар первый, верхом на
лошади, без седла, распек потом полицеймейстера, поклялся брандмейстера сделать
солдатом и начал сам распоряжаться.
Там кипела деятельность: полоскали на плотах прачки белье; в нескольких местах поили
лошадей; водовозы наливались водой; лодочник вез в ялике чиновника; к огромному дому таскали на тачках дикий камень сухопарые
солдаты; двое чухонцев отпихивали шестом от моста огромную лайбу с дровами.
Впереди всех ехал на вороной
лошади, с замерзшими усами, батальонный командир, а сзади его шли кларнетисты и музыканты, наигрывая марш, под который припрыгивали и прискакивали с посиневшими щеками
солдаты и с раскрасневшимися лицами молодые юнкера.
В 9-м часу вечера Вланг с батареей на пароходе, наполненном
солдатами, пушками,
лошадьми и ранеными, переправлялся на Северную.
Немного далее большая площадь, на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие
солдаты; стоят
лошади, повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные кòзла; двигаются
солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с бочками; кой-где проедет казак и офицер верхом, генерал на дрожках.
Толпы
солдат несли на носилках и вели под руки раненых. На улице было совершенно темно; только редко, редко где светились окна в гошпитале или у засидевшихся офицеров. С бастионов доносился тот же грохот орудий и ружейной перепалки, и те же огни вспыхивали на черном небе. Изредка слышался топот
лошади проскакавшего ординарца, стон раненого, шаги и говор носильщиков или женский говор испуганных жителей, вышедших на крылечко посмотреть на канонаду.
Ему показалось это прекрасным, и он вообразил себя даже немножко этим адъютантом, потом ударил
лошадь плетью, принял еще более лихую казацкую посадку, оглянулся на казака, который, стоя на стременах, рысил за ним, и совершенным молодцом приехал к тому месту, где надо было слезать с
лошади. Здесь он нашел 4-х
солдат, которые, усевшись на камушки, курили трубки.
Казаки казались иными, чем
солдаты, не потому, что они ловко ездили на
лошадях и были красивее одеты, — они иначе говорили, пели другие песни и прекрасно плясали.
Стоит только взглянуть при каком-нибудь народе на опьяненного величием высшего начальника, сопутствуемого своим штатом: всё это на великолепных, разубранных
лошадях, в особенных мундирах и знаках отличия, когда он под звуки стройной и торжественной трубной музыки проезжает перед фронтом замерших от подобострастия
солдат, держащих на караул, — стоит взглянуть на это, чтобы понять, что в эти минуты, находясь в этом высшем состоянии опьянения, одинаково и высший начальник, и
солдат, и все средние между ними могут совершить такие поступки, которые они никогда бы не подумали совершить при других условиях.
Летом, в жаркий день, Пушкарь рассказал Матвею о том, как горела венгерская деревня, метались по улице охваченные ужасом люди, овцы, мычали коровы в хлевах, задыхаясь ядовитым дымом горящей соломы, скакали
лошади, вырвавшись из стойл, выли собаки и кудахтали куры, а на русских
солдат, лежавших в кустах за деревней, бежал во тьме пылающий огнём человек.
(Прим. автора.)] и братьев, понеслась в погоню с воплями и угрозами мести; дорогу угадали, и, конечно, не уйти бы нашим беглецам или по крайней мере не обошлось бы без кровавой схватки, — потому что
солдат и офицеров, принимавших горячее участие в деле, по дороге расставлено было много, — если бы позади бегущих не догадались разломать мост через глубокую, лесную, неприступную реку, затруднительная переправа через которую вплавь задержала преследователей часа на два; но со всем тем косная лодка, на которой переправлялся молодой Тимашев с своею Сальме через реку Белую под самою Уфою, — не достигла еще середины реки, как прискакал к берегу старик Тевкелев с сыновьями и с одною половиною верной своей дружины, потому что другая половина передушила на дороге
лошадей.
После обыкновенных переписок, требовавших довольного времени, уже 12 апреля выступил из Орской крепости отряд регулярных войск и успел соединиться с ханом Нурали; но калмыки между тем, подавшись более на юг, столько удалились, что сей отряд мог только несколько времени, и то издали, тревожить тыл их; а около Улу-тага, когда и
солдаты и
лошади от голода и жажды не в состоянии были идти далее, начальник отряда Траубенберг принужден был поворотить на север и чрез Уйскую крепость возвратиться на Линию.