Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая
на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять
копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира не едет, забирает все
на счет и ни
копейки не хочет платить».
Уж сумма вся исполнилась,
А щедрота народная
Росла: — Бери, Ермил Ильич,
Отдашь, не пропадет! —
Ермил народу кланялся
На все четыре стороны,
В палату шел со шляпою,
Зажавши в ней казну.
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Как он сполна всю тысячу
Им выложил
на стол!..
Не волчий зуб, так лисий хвост, —
Пошли юлить подьячие,
С покупкой поздравлять!
Да не таков Ермил Ильич,
Не молвил слова лишнего.
Копейки не дал им!
Рожь, цену
на которую он так долго выдерживал, была продана пятьюдесятью
копейками на четверть дешевле, чем за нее давали месяц тому назад.
— Да что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочел. Они ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, — продолжал князь. — Потом им сказали, что вот собирают
на душеспасительное дело в церкви, ну они вынули по
копейке и дали. А
на что — они сами не знают.
— Это можно, — сказал Рябинин, садясь и самым мучительным для себя образом облокачиваясь
на спинку кресла. — Уступить надо, князь. Грех будет. A деньги готовы окончательно, до одной
копейки. За деньгами остановки не бывает.
Когда Татарин явился со счетом в двадцать шесть рублей с
копейками и с дополнением
на водку, Левин, которого в другое время, как деревенского жителя, привел бы в ужас счет
на его долю в четырнадцать рублей, теперь не обратил внимания
на это, расплатился и отправился домой, чтобы переодеться и ехать к Щербацким, где решится его судьба.
Дома было ясно, что
на шесть кофточек нужно было двадцать четыре аршина нансуку по 65
копеек, что составляло больше 15 рублей, кроме отделки и работы, и эти 15 рублей были выгаданы.
— Оттого, что у него стачки с купцами; он дал отступного. Я со всеми ими имел дела, я их знаю. Ведь это не купцы, а барышники. Он и не пойдет
на дело, где ему предстоит десять, пятнадцать процентов, а он ждет, чтобы купить за двадцать
копеек рубль.
— Были, ma chère. Они нас звали с мужем обедать, и мне сказывали, что соус
на этом обеде стоил тысячу рублей, — громко говорила княгиня Мягкая, чувствуя, что все ее слушают, — и очень гадкий соус, что-то зеленое. Надо было их позвать, и я сделала соус
на восемьдесят пять
копеек, и все были очень довольны. Я не могу делать тысячерублевых соусов.
— Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! — сказал капитан, — теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! — Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. — Не бойся, — прибавил он, хитро взглянув
на Грушницкого, — все вздор
на свете!.. Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь —
копейка!
Все сделаешь и все прошибешь
на свете
копейкой».
Расстроено оно было скотскими падежами, плутами приказчиками, неурожаями, повальными болезнями, истребившими лучших работников, и, наконец, бестолковьем самого помещика, убиравшего себе в Москве дом в последнем вкусе и убившего
на эту уборку все состояние свое до последней
копейки, так что уж не
на что было есть.
Не угощай и не потчевай никого, а веди себя лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи
копейку: эта вещь надежнее всего
на свете.
Как вытерпишь
на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая
копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства, тогда тебя умудрит и вышколит <так>, что уж не дашь промаха ни в каком предприятье и не оборвешься.
— И лицо разбойничье! — сказал Собакевич. — Дайте ему только нож да выпустите его
на большую дорогу — зарежет, за
копейку зарежет! Он да еще вице-губернатор — это Гога и Магога! [Гога и Магога — князь Гог, предводитель разбойничьего народа Магог (библ.).]
«Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было работы просить, чтоб он мне или уроки достал, или что-нибудь… — додумывался Раскольников, — но чем теперь-то он мне может помочь? Положим, уроки достанет, положим, даже последнею
копейкой поделится, если есть у него
копейка, так что можно даже и сапоги купить, и костюм поправить, чтобы
на уроки ходить… гм… Ну, а дальше?
На пятаки-то что ж я сделаю? Мне разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину…»
— Да вот тебе еще двадцать
копеек на водку. Ишь сколько денег! — протянул он Заметову свою дрожащую руку с кредитками, — красненькие, синенькие, двадцать пять рублей. Откудова? А откудова платье новое явилось? Ведь знаете же, что
копейки не было! Хозяйку-то небось уж опрашивали… Ну, довольно! Assez cause! [Довольно болтать! (фр.)] До свидания… приятнейшего!..
— Я, милый барин, всегда с вами рада буду часы разделить, а теперь вот как-то совести при вас не соберу. Подарите мне, приятный кавалер, шесть
копеек на выпивку!
И откуда они сколотились мне
на обмундировку приличную, одиннадцать рублей пятьдесят
копеек, не понимаю?
Ну-с, а я вот, кровный-то отец, тридцать-то эти
копеек и стащил себе
на похмелье!
Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: недоплачу я им по какой-нибудь
копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются, так оно мне и хорошо!» Вот как, сударь!
Княжна молча встала с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее с шумом отодвинул от стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая чай, первой ей подала чашку с раскрашенным гербом. Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что пить чай с сахаром и грешно и дорого, хотя сама не тратила
копейки ни
на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
Да вот, например: другой
на его месте тянул бы да тянул с своих родителей; а у нас, поверите ли? он отроду лишней
копейки не взял, ей-богу!
Он сел за зеленый стол с умеренным изъявлением удовольствия и кончил тем, что обыграл Базарова
на два рубля пятьдесят
копеек ассигнациями: в доме Арины Власьевны и понятия не имели о счете
на серебро…
«Молодые люди до этого не охотники», — твердил он ей (нечего говорить, каков был в тот день обед: Тимофеич собственною персоной скакал
на утренней заре за какою-то особенною черкасскою говядиной; староста ездил в другую сторону за налимами, ершами и раками; за одни грибы бабы получили сорок две
копейки медью); но глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные
на Базарова, выражали не одну преданность и нежность: в них виднелась и грусть, смешанная с любопытством и страхом, виднелся какой-то смиренный укор.
— Начали воевать — рубль стоил 80
копеек на золото, а сейчас уже 62 и обнаруживает тенденцию опуститься до полтинника. Конечно, «нет худа без добра», дешевый рубль тоже способен благотворно отразиться… но все-таки, знаете… Финансовая политика нашего министерства… не отличается особенной мудростью. Роль частных банков слишком стеснялась.
— Сорок три
копейки за конституцию — кто больше? — крикнул Лютов, подбрасывая
на ладони какие-то монеты; к нему подошла Алина и что-то сказала; отступив
на шаг, Лютов развел руками, поклонился ей.
— Был
на закрытом докладе Озерова. Думцы. Редактора. Папаша Суворин и прочие, иже во святых. Промышленники, по производствам, связанным с сельским хозяйством, — настроены празднично. А пшеница в экспорт идет по 91
копейке, в восьмом году продавали по рубль двадцать. — Он вытащил из кармана записную книжку и прочитал: — «В металлургии капитал банков 386 миллионов из общей суммы 439, в каменноугольной — 149 из 199». Как это понимать надо?
—
Копейку потерял, — жаловался он, покачиваясь
на кривых ногах, заботясь столкнуться с играющими. Они налетали
на него, сбивали с ног, тогда Дронов, сидя
на земле, хныкал и угрожал...
— Ты — усмехаешься. Понимаю, — ты где-то, там, — он помахал рукою над головой своей. — Вознесся
на высоты философические и — удовлетворен собой. А — вспомни-ко наше детство: тобой — восхищались, меня — обижали. Помнишь, как я завидовал вам, мешал играть, искал
копейку?
— Вот-с, в контракте сказано, что
на ваш счет, — сказал Иван Матвеевич, издали показывая пальцем в бумаге, где это сказано. — Тысячу триста пятьдесят четыре рубля двадцать восемь
копеек ассигнациями всего-с! — кротко заключил он, спрятав обе руки с контрактом назади.
Она поглядела
на него тупо, потом вдруг лицо у ней осмыслилось, даже выразило тревогу. Она вспомнила о заложенном жемчуге, о серебре, о салопе и вообразила, что Штольц намекает
на этот долг; только никак не могла понять, как узнали об этом, она ни слова не проронила не только Обломову об этой тайне, даже Анисье, которой отдавала отчет в каждой
копейке.
На другой день милая болтовня и ласковая шаловливость Ольги не могли развеселить его.
На ее настойчивые вопросы он должен был отозваться головною болью и терпеливо позволил себе вылить
на семьдесят пять
копеек одеколону
на голову.
— Вот, сорок
копеек на пустяки бросать! — заметила она. — Лучше подождем, не будет ли из города оказии туда. Ты вели узнавать мужикам.
— Верочкины и Марфенькины счеты особо: вот смотри, — говорила она, — не думай, что
на них хоть
копейка твоя пошла. Ты послушай…
— Сам давал по десяти и по двадцати пяти просителям.
На крючок! Только несколько
копеек, умоляет поручик, просит бывший поручик! — загородила нам вдруг дорогу высокая фигура просителя, может быть действительно отставного поручика. Любопытнее всего, что он весьма даже хорошо был одет для своей профессии, а между тем протягивал руку.
За альбом я взял семь рублей девяносто пять
копеек барыша
на два рубля пять
копеек затраченного капитала.
Несмотря
на ужасные петербургские цены, я определил раз навсегда, что более пятнадцати
копеек на еду не истрачу, и знал, что слово сдержу.
В конце Обуховского проспекта, у Триумфальных ворот, я знал, есть постоялые дворы, где можно достать даже особую комнатку за тридцать
копеек;
на одну ночь я решился пожертвовать, только чтоб не ночевать у Версилова.
Этот вопрос об еде я обдумывал долго и обстоятельно; я положил, например, иногда по два дня сряду есть один хлеб с солью, но с тем чтобы
на третий день истратить сбережения, сделанные в два дня; мне казалось, что это будет выгоднее для здоровья, чем вечный ровный пост
на минимуме в пятнадцать
копеек.
Я вошел тут же
на Петербургской,
на Большом проспекте, в один мелкий трактир, с тем чтоб истратить
копеек двадцать и не более двадцати пяти — более я бы тогда ни за что себе не позволил.
Снесли мы куцавейку,
на заячьем меху была, продали, пошла она в газету и вот тут-то публиковалась: приготовляет, дескать, изо всех наук и из арифметики: „Хоть по тридцати
копеек, говорит, будут платить“.
Я описал мои два опыта; в Петербурге, как известно уже, я сделал третий — сходил
на аукцион и, за один удар, взял семь рублей девяносто пять
копеек барыша.
Ответ ясный: потому что ни один из них, несмотря
на все их хотенье, все-таки не до такой степени хочет, чтобы, например, если уж никак нельзя иначе нажить, то стать даже и нищим; и не до такой степени упорен, чтобы, даже и став нищим, не растратить первых же полученных
копеек на лишний кусок себе или своему семейству.
Но у нас она дает пир, как бедняк, отдающий все до
копейки на пышный праздник, который в кои-то веки собрался дать: после он обречет себя
на долгую будничную жизнь,
на лишения.
Нет, не отделяет в уме ни
копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде
на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился
на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
— Теперь, если хотите, обратитесь к адвокату. Нужно найти повод к кассации. Это всегда можно найти.
На Дворянскую, — отвечал он извозчику, — 30
копеек, никогда больше не плачу.
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50
копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла
на нары и стала есть калач.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели
на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей
копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.