Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось,
не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают.
Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Городничий. Мотает или
не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и
больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Да нас дирал Шалашников
Больней — я
не поморщился
С заводского дранья.
— Ты стой пред ним без шапочки,
Помалчивай да кланяйся,
Уйдешь — и дело кончено.
Старик
больной, расслабленный,
Не помнит ничего!
Поля совсем затоплены,
Навоз возить — дороги нет,
А время уж
не раннее —
Подходит месяц май!»
Нелюбо и на старые,
Больней того на новые
Деревни им глядеть.
Что с великаном поделает
Хилый,
больной человек?
Нужны тут силы железные,
Нужен
не старческий век!
Стародум. Мой друг! Ошибаешься. Тщетно звать врача к
больным неисцельно. Тут врач
не пособит, разве сам заразится.
Брат лег и ― спал или
не спал ― но, как
больной, ворочался, кашлял и, когда
не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго
не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
После помазания
больному стало вдруг гораздо лучше. Он
не кашлял ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде
не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он
не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы
не ошибиться, возбуждении.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о
больном, заговоры о том, чтоб отвлечь его от работы, которая была ему запрещена, и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «моя Кити»,
не хотевшего без нее ложиться спать.
Он
не мог теперь никак примирить свое недавнее прощение, свое умиление, свою любовь к
больной жене и чужому ребенку с тем, что теперь было, то есть с тем, что, как бы в награду зa всё это, он теперь очутился один, опозоренный, осмеянный, никому
не нужный и всеми презираемый.
Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью, писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это письмо
больному. Сергей Иванович писал, что
не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату
больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру
больного и, зайдя так, чтоб ему
не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить с ним.
— Да
не ходите, — проговорил сердито
больной, — я сам…
Туман, застилавший всё в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили
больное сердце. Она
не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним в его доме. Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
Княгиня видела, что Кити читает по вечерам французское Евангелие, которое ей подарила госпожа Шталь, чего она прежде
не делала; что она избегает светских знакомых и сходится с
больными, находившимися под покровительством Вареньки, и в особенности с одним бедным семейством
больного живописца Петрова.
Вернувшись домой после трех бессонных ночей, Вронский,
не раздеваясь, лег ничком на диван, сложив руки и положив на них голову. Голова его была тяжела. Представления, воспоминания и мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал
больной и перелил через ложку, то белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича на полу пред кроватью.
Только один
больной не выражал этого чувства, а, напротив, сердился за то, что
не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни.
Левин уже давно сделал замечание, что, когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая хватило
не надолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые
больные места.
Он у постели
больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал
не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде
не испытывал.
Предсказание Марьи Николаевны было верно.
Больной к ночи уже был
не в силах поднимать рук и только смотрел пред собой,
не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
Но
больной, хотя и, казалось, был равнодушен к этому,
не сердился, а только стыдился, вообще же как будто интересовался тем, что она над ним делала.
— Ты сказал, чтобы всё было, как было. Я понимаю, что это значит. Но послушай: мы ровесники, может быть, ты больше числом знал женщин, чем я. — Улыбка и жесты Серпуховского говорили, что Вронский
не должен бояться, что он нежно и осторожно дотронется до
больного места. — Но я женат, и поверь, что, узнав одну свою жену (как кто-то писал), которую ты любишь, ты лучше узнаешь всех женщин, чем если бы ты знал их тысячи.
Левин ничего
не ответил. Выйдя в коридор, он остановился. Он сказал, что приведет жену, но теперь, дав себе отчет в том чувстве, которое он испытывал, он решил, что, напротив, постарается уговорить ее, чтоб она
не ходила к
больному. «За что ей мучаться, как я?» подумал он.
Ему и в голову
не приходило подумать, чтобы разобрать все подробности состояния
больного, подумать о том, как лежало там, под одеялом, это тело, как, сгибаясь, уложены были эти исхудалые голени, кострецы, спина и нельзя ли как-нибудь лучше уложить их, сделать что-нибудь, чтобы было хоть
не лучше, но менее дурно.
Сам
больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой рубашке с белым воротником около неестественно тонкой шеи и с новым выражением надежды,
не спуская глаз, смотрел на Кити.
— Нынче кончится, посмотрите, — сказала Марья Николаевна хотя и шопотом, но так, что
больной, очень чуткий, как замечал Левин, должен был слышать ее. Левин зашикал на нее и оглянулся на
больного. Николай слышал; но эти слова
не произвели на него никакого впечатления. Взгляд его был всё тот же укоризненный и напряженный.
Кити, поспешно затворившая дверь за Левиным,
не смотрела в ту сторону; но
больной застонал, и она быстро направилась к нему.
Вернувшись от
больного на ночь в свои два нумера, Левин сидел, опустив голову,
не зная, что делать.
Быть в комнате
больного было для него мучительно,
не быть еще хуже.
Больной удержал в своей руке руку брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и,
не в силах ничего выговорить, вышел из комнаты.
Больной страдал всё больше и больше, в особенности от пролежней, которые нельзя уже было залечить, и всё больше и больше сердился на окружающих, упрекая их во всем и в особенности за то, что ему
не привозили доктора из Москвы.
Знаменитый доктор,
не старый еще, весьма красивый мужчина, потребовал осмотра
больной.
Те мечты и воспоминания о матери, которые после свидания с нею сделали его
больным, теперь уже
не занимали его.
С рукой мертвеца в своей руке он сидел полчаса, час, еще час. Он теперь уже вовсе
не думал о смерти. Он думал о том, что делает Кити, кто живет в соседнем нумере, свой ли дом у доктора. Ему захотелось есть и спать. Он осторожно выпростал руку и ощупал ноги. Ноги были холодны, но
больной дышал. Левин опять на цыпочках хотел выйти, но
больной опять зашевелился и сказал...
Выходя от Алексея Александровича, доктор столкнулся на крыльце с хорошо знакомым ему Слюдиным, правителем дел Алексея Александровича. Они были товарищами по университету и, хотя редко встречались, уважали друг друга и были хорошие приятели, и оттого никому, как Слюдину, доктор
не высказал бы своего откровенного мнения о
больном.
— Ах, она гадкая женщина! Кучу неприятностей мне сделала. — Но он
не рассказал, какие были эти неприятности. Он
не мог сказать, что он прогнал Марью Николаевну за то, что чай был слаб, главное же, за то, что она ухаживала за ним, как за
больным. ― Потом вообще теперь я хочу совсем переменить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние ― последнее дело, я его
не жалею. Было бы здоровье, а здоровье, слава Богу, поправилось.
— Ах, напротив, я ничем
не занята, — отвечала Варенька, но в ту же минуту должна была оставить своих новых знакомых, потому что две маленькие русские девочки, дочери
больного, бежали к ней.
Больной ничего
не сказал.
Когда он входил к
больному, глаза и внимание его бессознательно застилались, и он
не видел и
не различал подробностей положения брата.
Всё это знал Левин, и ему мучительно, больно было смотреть на этот умоляющий, полный надежды взгляд и на эту исхудалую кисть руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую пустую грудь, которые уже
не могли вместить в себе той жизни, о которой
больной просил.
После страшной боли и ощущения чего-то огромного, больше самой головы, вытягиваемого из челюсти,
больной вдруг,
не веря еще своему счастию, чувствует, что
не существует более того, что так долго отравляло его жизнь, приковывало к себе всё внимание, и что он опять может жить, думать и интересоваться
не одним своим зубом.
Более же всего он боялся, чтобы
больной не рассердился.
Алексей Александрович
не знал, что его друг Лидия Ивановна, заметив, что здоровье Алексея Александровича нынешний год нехорошо, просила доктора приехать и посмотреть
больного.
Левин
не одобрял этого всего; он
не верил, чтоб из этого вышла какая-нибудь польза для
больного.
— Ну, и почему-то Анна Павловна сказала, что он
не хочет оттого, что вы тут. Разумеется, это было некстати, но из-за этого, из-за вас вышла ссора. А вы знаете, как эти
больные раздражительны.
Княгиня шла впереди нас с мужем Веры и ничего
не видала: но нас могли видеть гуляющие
больные, самые любопытные сплетники из всех любопытных, и я быстро освободил свою руку от ее страстного пожатия.
У него был злой язык: под вывескою его эпиграммы
не один добряк прослыл пошлым дураком; его соперники, завистливые водяные медики, распустили слух, будто он рисует карикатуры на своих
больных, —
больные взбеленились, почти все ему отказали.
— Напротив; был один адъютант, один натянутый гвардеец и какая-то дама из новоприезжих, родственница княгини по мужу, очень хорошенькая, но очень, кажется,
больная…
Не встретили ль вы ее у колодца? — она среднего роста, блондинка, с правильными чертами, цвет лица чахоточный, а на правой щеке черная родинка: ее лицо меня поразило своей выразительностию.
Инспектор врачебной управы вдруг побледнел; ему представилось бог знает что:
не разумеются ли под словом «мертвые души»
больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и в других местах от повальной горячки, против которой
не было взято надлежащих мер, и что Чичиков
не есть ли подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия.