Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он
не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по
моде.
Я отвечал, что много есть людей, говорящих то же самое; что есть, вероятно, и такие, которые говорят правду; что, впрочем, разочарование, как все
моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его донашивают, и что нынче те, которые больше всех и
в самом деле скучают, стараются скрыть это несчастие, как порок. Штабс-капитан
не понял этих тонкостей, покачал головою и улыбнулся лукаво...
— Мне совестно наложить на вас такую неприятную комиссию, потому что одно изъяснение с таким человеком для меня уже неприятная комиссия. Надобно вам сказать, что он из простых, мелкопоместных дворян нашей губернии, выслужился
в Петербурге, вышел кое-как
в люди, женившись там на чьей-то побочной дочери, и заважничал. Задает здесь тоны. Да у нас
в губернии, слава богу, народ живет
не глупый:
мода нам
не указ, а Петербург —
не церковь.
Только местами вдруг высовывался какой-нибудь
не виданный землею чепец или даже какое-то чуть
не павлиное перо
в противность всем
модам, по собственному вкусу.
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой
в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам
моды на целую неделю город, мысли
не о том, что делается
в ее доме и
в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Но нет: я думаю, ты все был бы тот же, хотя бы даже воспитали тебя по
моде, пустили бы
в ход и жил бы ты
в Петербурге, а
не в захолустье.
Но куклы даже
в эти годы
Татьяна
в руки
не брала;
Про вести города, про
модыБеседы с нею
не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою
в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она
в горелки
не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
Тут был, однако, цвет столицы,
И знать, и
моды образцы,
Везде встречаемые лица,
Необходимые глупцы;
Тут были дамы пожилые
В чепцах и
в розах, с виду злые;
Тут было несколько девиц,
Не улыбающихся лиц;
Тут был посланник, говоривший
О государственных делах;
Тут был
в душистых сединах
Старик, по-старому шутивший:
Отменно тонко и умно,
Что нынче несколько смешно.
Как он, она была одета
Всегда по
моде и к лицу;
Но,
не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть
не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
Латынь из
моды вышла ныне:
Так, если правду вам сказать,
Он знал довольно по-латыни,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить vale,
Да помнил, хоть
не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться
не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли;
Но дней минувших анекдоты,
От Ромула до наших дней,
Хранил он
в памяти своей.
Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромной зале всё дрожало,
Паркет трещал под каблуком,
Тряслися, дребезжали рамы;
Теперь
не то: и мы, как дамы,
Скользим по лаковым доскам.
Но
в городах, по деревням
Еще мазурка сохранила
Первоначальные красы:
Припрыжки, каблуки, усы
Всё те же; их
не изменила
Лихая
мода, наш тиран,
Недуг новейших россиян.
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале; и всех выше
И нос и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Никто б
не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до ног
Никто бы
в ней найти
не мог
Того, что
модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (
Не могу…
Но та, сестры
не замечая,
В постеле с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И ничего
не говорит.
Хоть
не являла книга эта
Ни сладких вымыслов поэта,
Ни мудрых истин, ни картин,
Но ни Виргилий, ни Расин,
Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека,
Ни даже Дамских
Мод Журнал
Так никого
не занимал:
То был, друзья, Мартын Задека,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов.
— Жалостно и обидно смотреть. Я видела по его лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил
не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь
в моде заграничный товар, все лавки полны им, а эти изделия
не берут». Так он сказал. Он говорил еще много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить
в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
Павел Петрович ни одного вечера
не проводил дома, славился смелостию и ловкостию (он ввел было гимнастику
в моду между светскою молодежью) и прочел всего пять-шесть французских книг.
— Зря ты, Клим Иванович, ежа предо мной изображаешь, — иголочки твои
не страшные,
не колют. И напрасно ты возжигаешь огонь разума
в сердце твоем, — сердце у тебя
не горит, а — сохнет. Затрепал ты себя — анализами, что ли,
не знаю уж чем! Но вот что я знаю: критически мыслящая личность Дмитрия Писарева, давно уже лишняя
в жизни, вышла из
моды, — критика выродилась
в навязчивую привычку ума и — только.
— Вы —
не в духе? — осведомился Туробоев и, небрежно кивнув головою, ушел, а Самгин, сняв очки, протирая стекла дрожащими пальцами, все еще видел пред собою его стройную фигуру, тонкое лицо и насмешливо сожалеющий взгляд модного портного на человека, который одет
не по
моде.
— Нет, ей-богу, ты подумай, — лежит мужчина
в постели с женой и упрекает ее, зачем она французской революцией
не интересуется! Там была какая-то мадам, которая интересовалась, так ей за это голову отрубили, — хорошенькая карьера, а? Тогда такая парижская
мода была — головы рубить, а он все их сосчитал и рассказывает, рассказывает… Мне казалось, что он меня хочет запугать этой… головорубкой, как ее?
— Ведь у нас
не произносят: Нестор, а — Нестер, и мне пришлось бы подписывать рассказы Нестерпимов. Убийственно. К тому же теперь
в моде производить псевдонимы по именам жен: Верин, Валин, Сашин, Машин…
— Так. Казалось бы — дело
не купеческое. Но, кажется, это входит
в моду. Сочувствуют.
Она, как женщина,
не хотела быть смешною
в своем платье и поняла, что каждая женщина должна иметь свой костюм, чего тысячи и сотни тысяч женщин никогда
не поймут — только бы одеться по
моде.
Одет он был
в какой-то коричневый пиджак, очевидно от лучшего портного, но уже поношенный, сшитый примерно еще третьего года и совершенно уже вышедший из
моды, так что из светских достаточных людей таких уже два года никто
не носил.
Но убранство комнат также
не отличалось особым комфортом: мебель была кожаная, красного дерева, старой
моды двадцатых годов; даже полы были некрашеные; зато все блистало чистотой, на окнах было много дорогих цветов; но главную роскошь
в эту минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол, хотя, впрочем, и тут говоря относительно: скатерть была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две бутылки вина, две бутылки великолепного монастырского меду и большой стеклянный кувшин с монастырским квасом, славившимся
в околотке.
Говорю сие
не в осуждение, ибо продолжали меня любить и весело ко мне относиться; но
в том, что
мода действительно
в свете царица немалая,
в этом все же надо сознаться.
— Быть невеселым, это как кому угодно, — сказал Бьюмонт: — но скучать, по моему мнению, неизвинительно, Скука
в моде у наших братьев, англичан; но мы, американцы,
не знаем ее.
Моды нигде
не соблюдаются с таким уважением, как
в Петербурге, это доказывает незрелость нашего образования: наши платья чужие.
Так как
в то время существовала
мода подстригать деревья (
мода эта проникла
в Пошехонье… из Версаля!), то тени
в саду почти
не существовало, и весь он раскинулся на солнечном припеке, так что и гулять
в нем охоты
не было.
— Хорошие-то французы, впрочем,
не одобряют. Я от Егорова к Сихлерше [Известный
в то время магазин
мод.] забежал, так она так-таки прямо и говорит: «Поверите ли, мне даже француженкой называться стыдно! Я бы, говорит, и веру свою давно переменила, да жду, что дальше будет».
В семидесятых годах формы у студентов еще
не было, но все-таки они соблюдали
моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по
моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда — верх щегольства — плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.
После убийства Александра II, с марта 1881 года, все московское дворянство носило год траур и парикмахеры на них
не работали. Барские прически стали носить только купчихи, для которых траура
не было. Барских парикмахеров за это время съел траур. А с 1885 года французы окончательно стали добивать русских мастеров, особенно Теодор, вошедший
в моду и широко развивший дело…
Лучший табак, бывший
в моде, назывался «Розовый». Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко
в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко
в землю под церковным строением на Сретенке. После его смерти осталось несколько бутылок табаку и рецепт, который настолько своеобразен, что нельзя его
не привести целиком.
Нынешний Евграф Огибенин являлся последним словом купеческого прогресса, потому что держал себя совсем на господскую ногу: одевался по последней
моде, волосы стриг под гребенку, бороду брил, усы завивал и
в довершение всего остался старым холостяком, чего
не случалось
в купечестве, как стояло Заполье.
Парижский сатанизм модерн, который был одно время
в моде и которого коснулся Гюисманс
в период своего декадентства, даже
не страшен, слишком жалок и ничтожен.
Они зорко следили за
модой и направлением мыслей, и если местная администрация
не верила
в сельское хозяйство, то они тоже
не верили; если же
в канцеляриях делалось модным противоположное направление, то и они тоже начинали уверять, что на Сахалине, слава богу, жить можно, урожаи хорошие, и только одна беда — народ нынче избаловался и т. п., и при этом, чтобы угодить начальству, они прибегали к грубой лжи и всякого рода уловкам.
Не дивись, мой друг! на свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое
в моде. Надеюсь, что и ты много увидишь дурындиных. Если
не женитьбою всегда они отличаются, то другим чем-либо. А без дурындиных свет
не простоял бы трех дней.
Ревнив он будет, тем лучше: более удовольствия
в украденных утехах; с первой ночи приучить его можно
не следовать глупой старой
моде с женою спать вместе.
Наливки там, вишневки разные — а
не понимают того, что на это есть шампанское!» «А за столом-то какое невежество: молодец
в поддевке прислуживает либо девка!» «Я, — говорит, —
в здешнем городе только и вижу невежество да необразование; для того и хочу
в Москву переехать, и буду там
моду всякую подражать».
На этом основании критика предположила, что «Бедность
не порок» написана Островским с той целью, чтобы показать, какие вредные последствия производит
в купеческой семье отступление от старых обычаев и увлечение новой
модой…
Из всей комедии ясно, что Гордей Карпыч стал таким грубым, страшным и нелепым
не с тех пор только, как съездил
в Москву и перенял новую
моду.
К тому времени был
в ужасной
моде и только что прогремел
в высшем свете прелестный роман Дюма-фиса «La dame aux camеlias», [«Дама с камелиями» (фр.).] поэма, которой, по моему мнению,
не суждено ни умереть, ни состариться.
В одной одежде была полная перемена: всё платье было другое, сшитое
в Москве и хорошим портным; но и
в платье был недостаток: слишком уж сшито было по
моде (как и всегда шьют добросовестные, но
не очень талантливые портные) и, сверх того, на человека, нисколько этим
не интересующегося, так что при внимательном взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и нашел бы чему улыбнуться.
Михалевич упомянул о музыке; она,
не чинясь, села за фортепьяно и отчетливо сыграла несколько шопеновских мазурок, тогда только что входивших
в моду.
Настроенный вечером и
не желая петь перед Лаврецким, но чувствуя прилив художнических ощущений, он пустился
в поэзию: прочел хорошо, но слишком сознательно и с ненужными тонкостями, несколько стихотворений Лермонтова (тогда Пушкин
не успел еще опять войти
в моду) — и вдруг, как бы устыдясь своих излияний, начал, по поводу известной «Думы», укорять и упрекать новейшее поколение; причем
не упустил случая изложить, как бы он все повернул по-своему, если б власть у него была
в руках.
— Лучше
не надо… Она тут земскою учительшей, а Вася-то у ней
в помощниках. Это он так, временно… Лавку открывает, потребительская называется, чтобы напротив солдату Артему: сами сложатся, кто хочет, накупят товару и продают. Везде по заводам эта самая
мода прошла, а торгующим прямой зарез…
Она
не принимала
в расчет рутинной силы среды и
не опасалась страшного вреда от шутов и дураков, приставших к ней по страсти к
моде.
Пока
не было гостей, он с Исай Саввичем потихоньку разучивали «pas d'Espagne» [Падеспань (франц.)] — танец, начинавший входить
в то время
в моду.
— Вот я вам и предлагаю, господин Горизонт, —
не найдется ли у вас невинных девушек? Теперь на них громадный спрос. Я с вами играю
в открытую. За деньгами мы
не постоим. Теперь это
в моде. Заметьте, Горизонт, вам возвратят ваших клиенток совершенно
в том же виде,
в каком они были. Это, вы понимаете, — маленький разврат,
в котором я никак
не могу разобраться…
В такое время, когда прелестнейшие женщины
в мире забывают предания de la vieille courtoisie franГaise, pour fraterniser avec la soldatesque, [старинной французской учтивости ради братания с солдатней (франц.)] когда весь мир звучит любезными, но отнюдь
не запечатленными добродетелью мотивами из «La fille de m-me Angot», [«Дочери мадам Анго» (франц.)] когда
в наиболее высокопоставленных салонах танцуют кадрили под звуки «ah, j'ai un pied qui r'mue», когда все «
моды и робы», турнюры и пуфы, всякий бант, всякая лента, всякая пуговица на платье, все направлено к тому, чтобы мужчина,
не теряя времени на праздные изыскания, смотрел прямо туда, куда нужно смотреть, —
в такое время, говорю я, некогда думать об aperГus, [отвлеченностях (франц.)] а нужно откровенно, franchement, [чистосердечно (франц.)] сказать себе: «хватай, лови, пей, ешь и веселись!»
Хотя нынче и
в моде родителей
не почитать, но я таковой
моды не признаю, и правила мои на этот счет очень тверды.
Но и
в самые черные дни своего существования они
не могли расстаться с своим европейским костюмом, с теми
модами, какие существовали
в дни их юности…