Неточные совпадения
— Положим, какой-то неразумный ridicule [
смешное] падает на этих людей, но я никогда
не видел в этом ничего, кроме несчастия, и всегда сочувствовал ему», сказал себе Алексей Александрович,
хотя это и
было неправда, и он никогда
не сочувствовал несчастиям этого рода, а тем выше ценил себя, чем чаще
были примеры жен, изменяющих своим мужьям.
— Нет, вы
не хотите, может
быть, встречаться со Стремовым? Пускай они с Алексеем Александровичем ломают копья в комитете, это нас
не касается. Но в свете это самый любезный человек, какого только я знаю, и страстный игрок в крокет. Вот вы увидите. И, несмотря на
смешное его положение старого влюбленного в Лизу, надо видеть, как он выпутывается из этого
смешного положения! Он очень мил. Сафо Штольц вы
не знаете? Это новый, совсем новый тон.
— Я думаю то же, — сказал Грушницкий. — Он любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей наговорил, что другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в
смешную сторону. Я, разумеется, его
не вызвал, потому что это
было его дело; да
не хотел и связываться…
— И, кроме того, Иноков пишет невозможные стихи, просто, знаете,
смешные стихи. Кстати, у меня накопилось несколько аршин стихотворений местных поэтов, —
не хотите ли посмотреть? Может
быть, найдете что-нибудь для воскресных номеров. Признаюсь, я плохо понимаю новую поэзию…
Три группы людей, поднимавших колокол, охали, вздыхали и рычали. Повизгивал блок, и что-то тихонько трещало на колокольне, но казалось, что все звуки гаснут и вот сейчас наступит торжественная тишина. Клим почему-то
не хотел этого, находя, что тут
было бы уместно языческое ликование, буйные крики и даже что-нибудь
смешное.
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них
смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем
не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня
хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я
не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
— Нет,
не нахожу
смешным, — повторил он ужасно серьезно, —
не можете же вы
не ощущать в себе крови своего отца?.. Правда, вы еще молоды, потому что…
не знаю… кажется,
не достигшему совершенных лет нельзя драться, а от него еще нельзя принять вызов… по правилам… Но, если
хотите, тут одно только может
быть серьезное возражение: если вы делаете вызов без ведома обиженного, за обиду которого вы вызываете, то тем самым выражаете как бы некоторое собственное неуважение ваше к нему,
не правда ли?
— Вы на меня
не сердитесь, я дура, ничего
не стою… и Алеша, может
быть, прав, очень прав, что
не хочет к такой
смешной ходить.
— Да, несмотря на то, что все такие. Один вы и
будьте не такой. Вы и в самом деле
не такой, как все: вы вот теперь
не постыдились же признаться в дурном и даже в
смешном. А нынче кто в этом сознается? Никто, да и потребность даже перестали находить в самоосуждении.
Будьте же
не такой, как все;
хотя бы только вы один оставались
не такой, а все-таки
будьте не такой.
Посередине кабака Обалдуй, совершенно «развинченный» и без кафтана, выплясывал вперепрыжку перед мужиком в сероватом армяке; мужичок, в свою очередь, с трудом топотал и шаркал ослабевшими ногами и, бессмысленно улыбаясь сквозь взъерошенную бороду, изредка помахивал одной рукой, как бы желая сказать: «куда ни шло!» Ничего
не могло
быть смешней его лица; как он ни вздергивал кверху свои брови, отяжелевшие веки
не хотели подняться, а так и лежали на едва заметных, посоловелых, но сладчайших глазках.
Вечером явился квартальный и сказал, что обер-полицмейстер велел мне на словах объявить, что в свое время я узнаю причину ареста. Далее он вытащил из кармана засаленную итальянскую грамматику и, улыбаясь, прибавил: «Так хорошо случилось, что тут и словарь
есть, лексикончика
не нужно». Об сдаче и разговора
не было. Я
хотел было снова писать к обер-полицмейстеру, но роль миниатюрного Гемпдена в Пречистенской части показалась мне слишком
смешной.
— Завтра мне мой счет чтоб
был готов: я ни минуты
не хочу оставаться в этом
смешном и глупом доме.
Дарья Васильевна с первого взгляда мне
не очень понравилась, да и заметил я, что она с Александрой Ивановной недружелюбно обходилась; но впоследствии я убедился, что она
была тоже добрая,
хотя и
смешная женщина.
Чтобы объяснить эти слова Клеопатры Петровны, я должен сказать, что она имела довольно странный взгляд на писателей; ей как-то казалось, что они непременно должны
были быть или люди знатные, в больших чинах, близко стоящие к государю, или, по крайней мере, очень ученые, а тут Вихров, очень милый и дорогой для нее человек, но все-таки весьма обыкновенный,
хочет сделаться писателем и пишет; это ей решительно казалось заблуждением с его стороны, которое только может сделать его
смешным, а она
не хотела видеть его нигде и ни в чем
смешным, а потому, по поводу этому, предполагала даже поговорить с ним серьезно.
Но почему же теперь ты с какой-то радостью беспрерывно намекаешь мне, что я еще
смешной мальчик и вовсе
не гожусь
быть мужем; мало того, ты как будто
хочешь осмеять, унизить, даже как будто очернить меня в глазах Наташи.
Князь сидел молча и с какой-то торжествующе иронической улыбкой смотрел на Алешу. Точно он рад
был, что сын выказывает себя с такой легкомысленной и даже
смешной точки зрения. Весь этот вечер я прилежно наблюдал его и совершенно убедился, что он вовсе
не любит сына,
хотя и говорили про слишком горячую отцовскую любовь его.
— Какие бы они ни
были люди, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — а все-таки ему
не следовало поднимать носа. Гордость
есть двух родов: одна благородная — это желание
быть лучшим, желание совершенствоваться; такая гордость — принадлежность великих людей: она подкрепляет их в трудах, дает им силу поборать препятствия и достигать своей цели. А эта гордость — поважничать перед маленьким человеком — тьфу! Плевать я на нее
хочу; зачем она? Это гордость глупая,
смешная.
Я начинал понимать, в чем
было дело, и
хотел тоже рассказать
смешное, но все робко смотрели или старались
не смотреть на меня в то время, как я говорил, и анекдот мой
не вышел.
— То
есть, видишь ли, она
хочет назначить тебе день и место для взаимного объяснения; остатки вашего сентиментальничанья. Ты с нею двадцать лет кокетничал и приучил ее к самым
смешным приемам. Но
не беспокойся, теперь уж совсем
не то; она сама поминутно говорит, что теперь только начала «презирать». Я ей прямо растолковал, что вся эта ваша дружба
есть одно только взаимное излияние помой. Она мне много, брат, рассказала; фу, какую лакейскую должность исполнял ты всё время. Даже я краснел за тебя.
—
Смешной ты человек!.. Научи его я?.. Коли я и сама
не сумела того, что
хотела… Наука тут одна:
будь посмелей! Смелость города берет,
не то что нашу сестру пленяет.
Мне
не нравилось, как все они говорят; воспитанный на красивом языке бабушки и деда, я вначале
не понимал такие соединения несоединимых слов, как «ужасно смешно», «до смерти
хочу есть», «страшно весело»; мне казалось, что
смешное не может
быть ужасным, веселое —
не страшно и все люди
едят вплоть до дня смерти.
Эти слова скучно слушать, и они раздражают: я
не терплю грязи, я
не хочу терпеть злое, несправедливое, обидное отношение ко мне; я твердо знаю, чувствую, что
не заслужил такого отношения. И солдат
не заслужил. Может
быть — он сам
хочет быть смешным…
— Ну, нет. А давеча, когда вы сконфузились — и отчего ж? оттого, что споткнулись при входе!.. Какое право вы имели выставлять на смех вашего доброго, вашего великодушного дядю, который вам сделал столько добра? Зачем вы
хотели свалить на него
смешное, когда сами
были смешны? Это
было дурно, стыдно! Это
не делает вам чести, и, признаюсь вам, вы
были мне очень противны в ту минуту, — вот вам!
С самого начала, когда я сел на корабль, Гез стал соображать, каким образом ему от меня отделаться, удержав деньги. Он строил разные планы. Так, например, план — объявить, что «Бегущая по волнам» отправится из Дагона в Сумат. Гез думал, что я
не захочу далекого путешествия и высажусь в первом порту. Однако такой план мог сделать его
смешным. Его настроение после отплытия из Лисса стало очень скверным, раздражительным. Он постоянно твердил: «
Будет неудача с этим проклятым Гарвеем».
— То
есть ревности,
хотите вы сказать? Эх, молодой человек, молодой человек, стыдно вам финтить и лукавить, стыдно
не понять, какое горькое горе говорит теперь моими устами. Нет,
не в одинаковом мы положении с вами! Я, я, старый,
смешной, вполне безвредный чудак… а вы!
И
хотя мне, как мужчине, позволительны некоторые вольности, но
смешным я
быть не хочу.
— Это она прислала булки.
Смешная, право, к чему скрываться? Я тоже
была смешной и глупой, а вот ушла оттуда и уже никого
не боюсь, думаю и говорю вслух, что
хочу, — и стала счастливой. Когда жила дома, и понятия
не имела о счастье, а теперь я
не поменялась бы с королевой.
Васильков. Тогда мог бы и я надеяться заслужить ее расположение. А теперь
быть приятным я
не могу, а
быть смешным не хочу.
Надежда Федоровна
хотела рассказать про Кирилина и про то, как она вчера вечером встретилась на пристани с молодым, красивым Ачмиановым и как ей пришла в голову сумасшедшая,
смешная мысль отделаться от долга в триста рублей, ей
было очень смешно, и она вернулась домой поздно вечером, чувствуя себя бесповоротно падшей и продажной. Она сама
не знала, как это случилось. И ей хотелось теперь поклясться перед Марьей Константиновной, что она непременно отдаст долг, но рыдания и стыд мешали ей говорить.
— После отхода поезда, с которым уехал мой купец, — говорил Бенни, — я, признаюсь, долго думал: зачем же этот человек взманивал меня, зачем он меня вез и что это такое он теперь сделал? Я ничего этого
не мог себе разрешить и чувствовал только, что, вероятно, еще ни один революционер в мире
не был поставлен в такое
смешное, глупое и досадное положение, в какое поставлен
был я. Я
был жалок самому себе и самого себя ненавидел; но возвращаться
не хотел. Меня словно что-то роковое неодолимо тянуло в Россию.
После чаю воротились в комнату; тут Гоголь, для той же цели, принялся рассказывать всякий вздор и пустяки об водяном лечении Присница, чему дамы очень смеялись,
хотя, правду сказать, тут ничего
не было смешного, потому что слышалось тяжелое принуждение, которое делал себе Гоголь.
—
Не правда ли, какая
смешная встреча? Да еще
не конец; я вам
хочу рассказать о себе; мне надобно высказаться; я, может
быть, умру,
не увидевши в другой раз товарища-художника… Вы, может
быть,
будете смеяться, — нет, это я глупо сказала, — смеяться вы
не будете. Вы слишком человек для этого, скорее вы сочтете меня за безумную. В самом деле, что за женщина, которая бросается с своей откровенностью к человеку, которого
не знает; да ведь я вас знаю, я видела вас на сцене: вы — художник.
Правда, меня
не любили товарищи за тяжелый характер и, может
быть, за
смешной характер,
хотя часто бывает ведь так, что возвышенное для вас, сокровенное и чтимое вами в то же время смешит почему-то толпу ваших товарищей.
— Опять горячий! Нет, ничего я
не хочу горячего, черт побери! Пришейте мне что-нибудь, но только такое, чтобы
не было оно ни горячее, ни тяжелое, ни
смешное.
Клементьев. Я
хотел сказать, что прежде она
была довольно забавна, но все же
не доходила до такой щепетильности, какая заботит Вас. Или вы выставляете
смешнее, чем она в самом деле, или вы слишком испортили ее этою заботливостью угодить ей во всяком вздоре.
Я принялся
было за это дело с обычною мне горячностью, но скоро увидел, что играю тут
смешную роль: никто из актеров
не хотел меня слушать и
не обращал внимания на мои права, потому что заведовавший тогда репертуарною частью кн.
Анна Петровна. Отгони от себя бесов, Мишель!
Не отравляйся… Ведь к тебе женщина пришла, а
не зверь… Лицо постное, на глазах слезы… Фи! Если тебе это
не нравится, то я уйду…
Хочешь? Я уйду, и всё останется по-старому… Идет? (Хохочет.) Дуралей! Бери, хватай, хапай!.. Что тебе еще? Выкури всю, как папиросу, выжми, на кусочки раздроби…
Будь человеком! (Тормошит его.)
Смешной!
— Ну, я насчет галантерейностей
не мастер! Это все рутина-с!.. Я, извините, забываю все, что в вас эта барская закваска сидит. Я
хотел только спросить, чего это вы так ухмыляетесь, на меня глядючи? Изволили вы найти в моих словах что-нибудь
смешное и несообразное? Любопытно
было бы знать, что именно?
— Вот это ловко! — воскликнул Лопатин и так заразительно весело засмеялся, что все невольно улыбались,
хотя, казалось, в словах Лопатина и
не было ничего
смешного.
— С ума ты спятил? — вскрикнул Смолокуров и так вскрикнул, что все, сколько ни
было в лавке народу, обернулись на такого сердитого покупателя. — По двугривенному
хочешь за дрянь брать, — нимало тем
не смущаясь, продолжал Марко Данилыч. — Окстись, братец!.. Эк что вздумал!.. Ты бы уж лучше сто рублев запросил, еще бы
смешней вышло… Шутник ты, я вижу, братец ты мой… Да еще шутник-от какой… На редкость!
Над человеком стоит «темная, наглая и бессмысленно-вечная сила». Человек глубоко унижен ею. «
Смешному человеку» снится, что он убивает себя и воскресает после смерти. «А, стало
быть,
есть и за гробом жизнь! И если надо
быть снова и жить опять по чьей-то неустранимой воле, то
не хочу, чтоб меня победили и унизили!»
После такого сна
смешной человек
не захочет идти по доступному ему пути, а вечно
будет рваться на путь, для него закрытый.
«
Есть ли мучение на этой новой земле? — спрашивает
смешной человек. — На нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение! Мы иначе
не умеем любить. Я
хочу, я жажду, в сию минуту, целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту землю, которую я оставил, и
не хочу,
не принимаю жизни ни на какой иной».
Вот и вся раскольничья политика. А между тем
было время, когда требовалось иметь
не малую отвагу, чтобы решиться дать приют в доме такому опасному сектанту, как старец Малахия… И это
смешное и слепое время
было не очень давно, а между тем оно уже так хорошо позабыто, что теперь «крайняя правая фракция» пружится, чтобы Волга-матушка вспять побежала, а они бы могли начать лгать сначала. Раки, которые «перешепчутся», приходят в «пустотел», а люди, которые
хотят пятиться, как раки, придут к пустомыслию.
—
Смешная ты, Маша,
смешная! Да если б тебе сегодня
не пришел на ум этот человек, если бы ты
не захотела узнать: приезжал ли он сюда или нет, ты
была бы
не женщина, а урод. Разве мы можем делать такие переходы, вот как в сказках говорится:"Тяп-ляп, да и вышел корабль". Ты вжилась в эту жизнь. Тебе, помимо твоей воли, еще долго
будут представляться и люди, и целые картины. Это твой искус, Маша. Или они привлекут тебя опять, или ты с ними навеки простишься. Но сразу этого
быть не может, да и
не должно!
Лучше, чем все, чем даже жена его, он знал цену этой
смешной и маленькой опытности, обманчивому спокойствию, которое после каждого счастливого возвращения на землю точно отнимало память о прежних чужих несчастьях и делало близких людей излишне уверенными, излишне спокойными, — пожалуй, даже жестокими немного; но
был он человек мужественный и
не хотел думать о том, что расслабляет волю и у короткой жизни отнимает последний ее смысл.