Неточные совпадения
— О моралист! Но ты пойми, есть две женщины: одна настаивает только на своих правах, и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать; а другая жертвует тебе всем и
ничего не требует. Что тебе делать? Как поступить? Тут
страшная драма.
Что? Что такое
страшное я видел во сне? Да, да. Мужик — обкладчик, кажется, маленький, грязный, со взъерошенною бородой, что-то делал нагнувшись и вдруг заговорил по-французски какие-то странные слова. Да, больше
ничего не было во сне, ― cказал он себе. ― Но отчего же это было так ужасно?» Он живо вспомнил опять мужика и те непонятные французские слова, которые призносил этот мужик, и ужас пробежал холодом по его спине.
— Ты больна и раздражена, — сказал он; — поверь, что ты преувеличиваешь ужасно. Тут нет
ничего такого
страшного.
Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему всё, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему
ничего зa ту
страшную вину, которою она была пред ним виновата.
Как он ни горячился, называл их мошенниками, разбойниками, грабителями проезжающих, намекнул даже на
Страшный суд, но кузнецов
ничем не пронял: они совершенно выдержали характер — не только не отступились от цены, но даже провозились за работой вместо двух часов целых пять с половиною.
Ничего не было в нем ровно: ни злодейского, ни доброго, и что-то
страшное являлось в сем отсутствии всего.
Глаза maman были открыты, но она
ничего не видела… О, никогда не забуду я этого
страшного взгляда! В нем выражалось столько страдания!..
Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке. Она не смела
ничего говорить; но услыша о таком
страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, — и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ее горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах.
Притом в чертах Андрия
ничего не было
страшного: он был очень хорош собою.
— Вы сумасшедший, — выговорил почему-то Заметов тоже чуть не шепотом и почему-то отодвинулся вдруг от Раскольникова. У того засверкали глаза; он ужасно побледнел; верхняя губа его дрогнула и запрыгала. Он склонился к Заметову как можно ближе и стал шевелить губами,
ничего не произнося; так длилось с полминуты; он знал, что делал, но не мог сдержать себя.
Страшное слово, как тогдашний запор в дверях, так и прыгало на его губах: вот-вот сорвется; вот-вот только спустить его, вот-вот только выговорить!
После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять
страшная идея убийства поразила ее. В переменившемся тоне его слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей
ничего еще не было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули в ее сознании. И опять она не поверила: «Он, он убийца! Да разве это возможно?»
— А теперь за все углы смотрю спокойно, потому что знаю: и за тем углом, который считают самым
страшным, тоже
ничего нет.
—
Ничего я не воображала, а продолжался какой-то
страшный сон, — объяснила она.
На Невском стало еще
страшней; Невский шире других улиц и от этого был пустынней, а дома на нем бездушнее, мертвей. Он уходил во тьму, точно ущелье в гору. Вдали и низко, там, где должна быть земля, холодная плоть застывшей тьмы была разорвана маленькими и тусклыми пятнами огней. Напоминая раны, кровь, эти огни не освещали
ничего, бесконечно углубляя проспект, и было в них что-то подстерегающее.
2-го сентября, ночью часа в два, задул жесточайший ветер: порывы с гор, из ущелий, были
страшные. В три часа ночи, несмотря на луну,
ничего не стало видно, только блистала неяркая молния, но без грома, или его не слыхать было за ветром.
Она не была особенно красива, была верна ему, и, казалось, не говоря уже о том, что она этим отравляла жизнь мужу и сама
ничего, кроме
страшных усилий и усталости, не получала от такой жизни, — она всё-таки старательно вела ее.
— Скажите, пожалуйста, за что ненавидит меня эта дама? — спрашивала Зося доктора Сараева, указывая на Хину. — Она просто как-то шипит, когда увидит меня… У нее делается такое
страшное лицо, что я не шутя начинаю бояться ее. А между тем я решительно
ничего ей не сделала.
А Дмитрий Федорович, которому Грушенька, улетая в новую жизнь, «велела» передать свой последний привет и заказала помнить навеки часок ее любви, был в эту минуту,
ничего не ведая о происшедшем с нею, тоже в
страшном смятении и хлопотах.
Смирение любовное —
страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет
ничего.
— Естем до живего доткнентным! (Я оскорблен до последней степени!) — раскраснелся вдруг маленький пан как рак и живо, в
страшном негодовании, как бы не желая больше
ничего слушать, вышел из комнаты. За ним, раскачиваясь, последовал и Врублевский, а за ними уж и Митя, сконфуженный и опешенный. Он боялся Грушеньки, он предчувствовал, что пан сейчас раскричится. Так и случилось. Пан вошел в залу и театрально встал пред Грушенькой.
— Об этом после, теперь другое. Я об Иване не говорил тебе до сих пор почти
ничего. Откладывал до конца. Когда эта штука моя здесь кончится и скажут приговор, тогда тебе кое-что расскажу, все расскажу.
Страшное тут дело одно… А ты будешь мне судья в этом деле. А теперь и не начинай об этом, теперь молчок. Вот ты говоришь об завтрашнем, о суде, а веришь ли, я
ничего не знаю.
Кредитки произвели, казалось, на штабс-капитана
страшное впечатление: он вздрогнул, но сначала как бы от одного удивления:
ничего подобного ему и не мерещилось, и такого исхода он не ожидал вовсе.
Внутреннее устройство фанзы
ничем не отличалось от фанз прочих туземцев. На стене висел бубен с колотушкой, пояс с погремушками, шаманская юбка с рисунками и деревянная маска, отороченная мехом медведя. Шаман надевает ее во время камлания для того, чтобы
страшным видом запугать черта.
— Для того, кто имеет ее, они страшны, а для того, кто не имеет ее, в них нет
ничего не только
страшного, даже важного.
На другое утро хозяйка Рахметова в
страшном испуге прибежала к Кирсанову: «батюшка — лекарь, не знаю, что с моим жильцом сделалось: не выходит долго из своей комнаты, дверь запер, я заглянула в щель; он лежит весь в крови; я как закричу, а он мне говорит сквозь дверь: «
ничего, Аграфена Антоновна».
Роковой день приближался, все становилось
страшнее и
страшнее. Я смотрел на доктора и на таинственное лицо «бабушки» с подобострастием. Ни Наташа, ни я, ни наша молодая горничная не смыслили
ничего; по счастию, к нам из Москвы приехала, по просьбе моего отца, на это время одна пожилая дама, умная, практическая и распорядительная. Прасковья Андреевна, видя нашу беспомощность, взяла самодержавно бразды правления, я повиновался, как негр.
— Как? — сказал Хомяков, несколько удивленный. — Вы можете принимать эти
страшные результаты свирепейшей имманенции, и в вашей душе
ничего не возмущается?
Тут Григорий Григорьевич еще вздохнул раза два и пустил
страшный носовой свист по всей комнате, всхрапывая по временам так, что дремавшая на лежанке старуха, пробудившись, вдруг смотрела в оба глаза на все стороны, но, не видя
ничего, успокоивалась и засыпала снова.
А на другой день
ничего не бывало, навязывается сызнова: расскажи ей
страшную сказку, да и только.
Нет
ничего безнадежнее и
страшнее этой пустоты скуки.
Владельцы этих дворцов возмущались
страшным соседством, употребляли все меры, чтобы уничтожить его, но ни речи, гремевшие в угоду им в заседаниях думы, ни дорого стоящие хлопоты у администрации
ничего сделать не могли.
Учитель Прелин оказался не
страшным. Молодой красивый блондин с синими глазами спросил у меня, что я знаю, и, получив ответ, что я не знаю еще
ничего, пригласил придти к нему на дом, Я сел на место, ободренный и покоренный его ласковым и серьезным взглядом.
Ей сделалось и обидно и стыдно за него, за то, что он
ничего не понимает, что он мог обедать с своими банковскими, когда она здесь мучилась одна, что и сейчас он пришел в это
страшное место с праздничным хмелем в голове.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости, не останавливающейся ни перед чем.
Ничего подобного раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь
страшною силой, как хорошая паровая машина.
— Да, — продолжает он, — так она и заснула на пороге, выстудила горницу беда как, я весь дрожу, чуть не замерз, а стащить ее — силы не хватает. Уж сегодня утром говорю ей: «Что ты какая
страшная пьяница?» А она говорит: «
Ничего, потерпи немножко, я уж скоро помру!»
Будь это люди нормальные, с свободной волей и хоть с некоторой энергией, —
ничто не могло бы разлучить их, или по крайней мере разлука эта не обошлась бы без тяжелой и
страшной борьбы.
Словом, все дело велось в таком
страшном секрете, что
ничего нельзя было узнать, и притом продолжалось оно до самого возвращения казака Платова с тихого Дона к государю, и во все это время мастера ни с кем не видались и не разговаривали.
— Перестань, Женни, — произнесла чуть внятно Лиза, давясь мокротой. — Душит меня, — проговорила она еще тупее через несколько времени и тотчас же, делая над собою
страшное усилие, выговорила твердо: — С ними у меня общего… хоть ненависть… хоть неумение мириться с тем обществом, с которым все вы миритесь… а с вами…
ничего, — договорила она и захлебнулась.
— Глупо пугаться:
ничего нет
страшного, — отвечала она по-прежнему все шепотом. — Пошли скорей нанять мне тут где-нибудь комнату, возле тебя чтобы, — просила она Женни.
В обед пришла костоправка, старушка-однодворка. Стали будить Помаду, но он
ничего не слыхал. У него был глубокий обморок, вслед за которым почти непосредственно начался жестокий бред и
страшный пароксизм лихорадки.
И что он умрет, и я умру, и ты, Тамара, умрешь, — тоже в этом я не вижу
ничего ни
страшного, ни удивительного…
«Черт бы ее побрал, — размышлял Лихонин в минуты „коварных планов“. — Все равно, пусть даже между ними
ничего нет. А все-таки возьму и сделаю
страшную сцену ему и ей».
Но зато какая
страшная, голая,
ничем не убранная, откровенная правда в этом деловом торге о цене ночи, в этих десяти мужчинах в — вечер, в этих печатных правилах, изданных отцами города, об употреблении раствора борной кислоты и о содержании себя в чистоте, в еженедельных докторских осмотрах, в скверных болезнях, на которые смотрят так же легко и шутливо, так же просто и без страдания, как на насморк, в глубоком отвращении этих женщин к мужчинам,таком глубоком, что все они, без исключения, возмещают его лесбийским образом и даже ничуть этого не скрывают.
И
ничего не было для Верки
страшного в грядущей смерти.
И стало ей жалко и совестно, и совладела она с своим страхом великиим и с своим сердцем робкиим девичьим, и заговорила она голосом твердыим: «Нет, не бойся
ничего, мой господин добрый и ласковый, не испугаюсь я больше твоего вида
страшного, не разлучусь я с тобой, не забуду твоих милостей; покажись мне теперь же в своем виде давишнем; я только впервые испугалася».
У нас поднялась
страшная возня от частого вытаскиванья рыбы и закидыванья удочек, от моих восклицаний и Евсеичевых наставлений и удерживанья моих детских порывов, а потому отец, сказав: «Нет, здесь с вами
ничего не выудишь хорошего», — сел в лодку, взял свою большую удочку, отъехал от нас несколько десятков сажен подальше, опустил на дно веревку с камнем, привязанную к лодке, и стал удить.
Он сидел у себя дома и ждал меня, и был такой
страшный, худой, и сказал, что он два дня
ничего не ел и Азорка тоже, и очень на меня сердился и упрекал меня.
Другой бы забранил, а он, напротив, еще приголубит:"
Ничего, говорит, привыкнешь! нам спешить некуда!"И точно: потихоньку да помаленьку, я и сама наконец стала удивляться, что можно было находить в нем
страшного!
Майзель торжественно разостлал на траве макинтош и положил на нем свою громадную датскую собаку. Публика окружила место действия, а Сарматов для храбрости выпил рюмку водки. Дамы со страху попрятались за спины мужчин, но это было совершенно напрасно: особенно
страшного ничего не случилось. Как Сарматов ни тряс своей головой, собака не думала бежать, а только скалила свои вершковые зубы, когда он делал вид, что хочет взять макинтош. Публика хохотала, и начались бесконечные шутки над трусившим Сарматовым.
— Совсем
ничего нет
страшного, ненько, только стыдно за людей, что они пустяками занимаются.