Неточные совпадения
Она стала думать о том, как в Москве надо на нынешнюю
зиму взять
новую квартиру, переменить мебель в гостиной и сделать шубку старшей дочери.
Петербург — сырой город, но в доме центральное отопление, и
зимою новая мебель, наверно, будет сохнуть, трещать по ночам, а кроме того,
новая мебель не нравилась ему по формам.
— Вот видишь ли! — продолжал Обломов. — А встанешь на
новой квартире утром, что за скука! Ни воды, ни угольев нет, а
зимой так холодом насидишься, настудят комнаты, а дров нет; поди бегай, занимай…
Там он опять рубит и сплавляет лес или с двумя егерями разрезывает его вдоль и поперек, не то объезжает тройки, купленных на ярмарке
новых лошадей или залезет
зимой в трущобу леса и выжидает медведя, колотит волков.
Вот я думал бежать от русской
зимы и прожить два лета, а приходится, кажется, испытать четыре осени: русскую, которую уже пережил, английскую переживаю, в тропики придем в тамошнюю осень. А бестолочь какая: празднуешь два Рождества, русское и английское, два
Новые года, два Крещенья. В английское Рождество была крайняя нужда в работе — своих рук недоставало: англичане и слышать не хотят о работе в праздник. В наше Рождество англичане пришли, да совестно было заставлять работать своих.
Гольд рассказывал мне о том, как в верховьях реки Санда-Ваку
зимой он поймал двух соболей, которых выменял у китайцев на одеяло, топор, котелок и чайник, а на оставшиеся деньги купил китайской дрели, из которой сшил себе
новую палатку.
В 1910 году,
зимой, я вернулся в Хабаровск и тотчас поехал на станцию Корфовскую, чтобы навестить дорогую могилку. Я не узнал места — все изменилось: около станции возник целый поселок, в пригорьях Хехцира открыли ломки гранита, начались порубки леса, заготовка шпал. Мы с А.И. Дзюлем несколько раз принимались искать могилу Дерсу, но напрасно. Приметные кедры исчезли, появились
новые дороги, насыпи, выемки, бугры, рытвины и ямы…
Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали
зимою в крытых сукном тулупах, а все мелкое чиновничество носило просто нагольные; теперь же и заседатель и подкоморий отсмалили себе
новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою.
В первом пункте разрабатывалась громадная россыпь Дерниха, вскрытая разрезом еще с
зимы, а во втором заложена была
новая шахта Рублиха.
Он быстро возвращался назад без тужурки, в одной рубахе навыпуск, подпоясанный шнурочком, или
зимой без пальто, в легоньком костюмчике, или вместо
новой, только что купленной фуражки — в крошечном жокейском картузике, чудом державшемся у него на макушке.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий
новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а
зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Скотину он тоже закармливает с осени. Осенью она и сена с сырцой поест, да и тело скорее нагуляет. Как нагуляет тело, она уж
зимой не много корму запросит, а к весне, когда кормы у всех к концу подойдут, подкинешь ей соломенной резки — и на том бог простит. Все-таки она до
новой травы выдержит, с целыми ногами в поле выйдет.
— А может быть, и ничего нет. Подозрительных симптомов решительно никаких! Это так… вы засиделись слишком долго здесь в этом болотистом климате. Ступайте на юг: освежитесь, наберитесь
новых впечатлений и посмотрите, что будет. Лето проживите в Киссингене, возьмите курс вод, а осень в Италии,
зиму в Париже: уверяю вас, что накопления слизей, раздражительности… как не бывало!
Прошла осень, прошла
зима, и наступила снова весна, а вместе с нею в описываемой мною губернии совершились важные события: губернатор был удален от должности, — впрочем, по прошению; сенаторская ревизия закончилась, и сенатор — если не в одном экипаже, то совершенно одновременно — уехал с m-me Клавской в Петербург, после чего прошел слух, что
новым губернатором будет назначен Крапчик, которому будто бы обещал это сенатор, действительно бывший последнее время весьма благосклонен к Петру Григорьичу; но вышло совершенно противное (Егор Егорыч недаром, видно, говорил, что граф Эдлерс — старая остзейская лиса): губернатором, немедля же по возвращении сенатора в Петербург, был определен не Петр Григорьич, а дальний родственник графа Эдлерса, барон Висбах, действительный статский советник и тоже камергер.
Зима приближилась — Руслан
Свой путь отважно продолжает
На дальний север; с каждым днем
Преграды
новые встречает...
В конце
зимы другие двадцать человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не были крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу на
новые места: продавали лишний скот, хлеб, дворы, избы, всякую лишнюю рухлядь.
В ту же осень двадцать тягол отправились в Бугурусланский уезд, взяв с собою сохи, бороны и семянной ржи; на любых местах взодрали они девственную почву, обработали двадцать десятин озимого посеву, то есть переломали непареный залог и посеяли рожь под борону; потом подняли
нови еще двадцать десятин для ярового сева, поставили несколько изб и воротились на
зиму домой.
Из-под него выглянула обнаженная, мокрая, теплая земля, отдохнувшая за
зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды
нового материнства.
— Оно, коли еще подпорки поставить,
новый накатник настлать, — перебил ее муж, с спокойным, деловым выраженьем: — да кой-где перемёты переменить, так, может, как-нибудь пробьемся зиму-то. Прожить можно, только избу всю подпорками загородишь — вот чтò; а тронь ее, так щепки живой не будет; только поколи стоит, держится, — заключил он, видимо весьма довольный тем, что он сообразил это обстоятельство.
Зима прошла, и наступила весна; все зазеленело и расцвело, открылось множество
новых живейших наслаждений: светлые воды реки, мельница, пруд, грачовая роща и остров, окруженный со всех сторон старым и
новым Бугурусланом, обсаженный тенистыми липами и березами, куда бегал я по нескольку раз в день, сам не зная зачем; я стоял там неподвижно, как очарованный, с сильно бьющимся сердцем, с прерывающимся дыханием…
Уныло и длительно заскрипят стволы и ветви дерев, и на открытой опушке тоскливо зашуршит сгорающий, свернувшийся дубовый лист — до
новой весны всю долгую
зиму он будет цепляться за ненужную жизнь, крепиться безнадежно и не падать.
Опера-фарс «Орфей в аду», поставленная на русской петербургской сцене
зимою, предшествовавшею открытию в столице здания суда, представляла общественное мнение одетым в ливрею, дающую ему вид часовой будки у генеральского подъезда; но близок час, когда дирекция театров должна будет сшить для актрисы Стрельской, изображающей «общественное мнение»,
новую одежду.
Осень и
зиму Петр разъезжал из Москвы к Переяславлю-Залесскому, где строились у него
новые суда.
Зима проходила. Солнце подымалось все выше и выше и все сильнее пригревало петербургские улицы и кровли: повсюду из труб шумела вода, и талый лед с громом выкатывался из них. Показались дрожки, гремевшие по кое-где обнаженной мостовой с
новым, воскресшим для уха звуком.
В
Новой Праге, где дивизионный штаб совмещался с полковым штабом принца Альберта Прусского полка, юнкерская команда состояла из юнкеров всех четырех полков дивизии, и командиром ее был поручик полка принца Петра Ольденбургского Крит. Немца этого нельзя было назвать иначе, как человеком хорошим и ревностным служакой. Юнкера размещались кто как мог на наемных квартирах, и через день в 8 часов утра всю
зиму появлялись в манеже на учениях.
— Нынче наряжайтесь, барышни, наряднее: у вас
зимой будет
новый кавалер.
Зиму прожил я незаметно, как один светлый день; объявила мне Ольга, что беременна она, —
новая радость у нас. Тесть мой угрюмо крякает, тёща смотрит на жену мою жалостливо и всё что-то нашёптывает ей. Затевал я своё дело начать, думал пчельник устроить, назвать его, для счастья, Ларионовым, разбить огород и заняться птицеловством — всё это дела для людей безобидные.
Так прошло два месяца, пришла
зима с своими холодами и метелями, и я, несмотря на то, что он был со мной, начинала чувствовать себя одинокою, начинала чувствовать, что жизнь повторяется, а нет ни во мне, ни в нем ничего
нового, а что, напротив, мы как будто возвращаемся к старому.
О, нам еще можно было сговориться. Мы только страшно отвыкли в
зиму друг от друга, но разве нельзя было опять приучиться? Почему, почему мы бы не могли сойтиться и начать опять
новую жизнь? Я великодушен, она тоже — вот и точка соединения! Еще бы несколько слов, два дня, не больше, и она бы всё поняла.
И, помимо высказанного, «
Зима, крестьянин торжествуя», под видом стихов были басни, которые, под видом стихов — проза и которые я в каждой
новой хрестоматии неизменно читала — последними.
Купили двадцать десятин земли, и на высоком берегу, на полянке, где раньше бродили обручановские коровы, построили красивый двухэтажный дом с террасой, с балконами, с башней и со шпилем, на котором по воскресеньям взвивался флаг, — построили в какие-нибудь три месяца и потом всю
зиму сажали большие деревья, и, когда наступила весна и всё зазеленело кругом, в
новой усадьбе были уже аллеи, садовник и двое рабочих в белых фартуках копались около дома, бил фонтанчик, и зеркальный шар горел так ярко, что было больно смотреть.
Ну, и пока мы таким манером приятно с ним
зиму проводим, новокупленным нашим коровкам не так было, видно, весело: всю
зиму, по
новому изобретению, кормили их чем-то вроде пареных щепок, а под ноги стлали, вместо соломы, тоже по
новой выдумке, — ельнику.
С Петрова дня, воротясь из Саратова, Марко Данилыч принялся за стройку
новых строений: одно ставил для прядильщиков, другое для дельщиков, третье для лесопилов и плотников, что по
зимам рубили у него кусовые лодки, бударки и реюшки.
В летошном году везде был недород, своего хлеба до Масленицы не хватило, озими от голой
зимы померзли, весной яровые залило, на
новый урожай не стало никакой надежды.
«Пришел и к нам Господь с великой своей милостью, принес и нам, грешным, зиму-первопутку, отдохнет теперь Божий народ на
новой, гладенькой дорожке, отдохнут и наши лошадушки.
Действительно, это был он, мой пятилетний братишка, миниатюрный, как девочка, с отросшими за
зиму новыми кудрями, делавшими его похожим на херувима. В один миг я бросилась вперед, схватила его на руки, так, что щегольские желтые сапожки замелькали в воздухе да белая матроска далеко отлетела с головы…
— Лесник на
зиму приготовил, — заметил Хрящев, воззрившись. — Полсажня срубил, не ведая, что хозяева будут
новые. И дрова-то ольховые, — не больно поживился.
Зима, злая, темная, длинная, была еще так недавно, весна пришла вдруг, но для Марьи Васильевны, которая сидела теперь в телеге, не представляли ничего
нового и интересного ни тепло, ни томные, согретые дыханием весны прозрачные леса, ни черные стаи, летавшие в поле над громадными лужами, похожими на озера, ни это небо, чудное, бездонное, куда, кажется, ушел бы с такою радостью.
В те
зимы, о которых я заговорил здесь, его"Юдифь"явилась — после"Русалки"Даргомыжского — первой большой оперой, написанной музыкантом
новой формации.
И в первый же вечер, когда граф (еще в первую
зиму) пригласил к себе слушать действие какой-то
новой двухактной пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для нее), студиозус, уже мечтавший тогда о дороге писателя, позволил себе довольно-таки сильную атаку и на замысел пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
Нас рано стали возить в театр. Тогда все почти дома в городе были абонированы. В театре
зимой сидели в шубах и салопах, дамы в капорах. Впечатления сцены в том, кому суждено быть писателем, — самые трепетные и сложные. Они влекут к тому, что впоследствии развернется перед тобою как бесконечная область творчества; они обогащают душу мальчика все
новыми и
новыми эмоциями. Для болезненно-нервных детей это вредно; но для более нормальных это — великое бродило развития.
Тогдашняя дирекция держалась очень хорошей традиции; давать на Масленице в пятнадцать спектаклей лучшие наши пьесы старого репертуара и то, что шло самого ценного за
зиму из
новых вещей — драматических и балетных.
Я в
зиму 1865–1866 года видел много
новых пьес, посещал концерты, даже публичные балы.
Направляясь
зимой (это было под
Новый год) на французскую Ривьеру, я навестил в Женеве и Лозанне несколько эмигрантов, доживавших там свои дни.
Через три года папе стало совершенно невмоготу: весь его заработок уходил в имение, никаких надежд не было, что хоть когда-нибудь будет какой-нибудь доход; мама почти всю
зиму проводила в деревне, дети и дом были без призора. Имение, наконец, продали, — рады были, что за покупную цену, — со всеми
новыми постройками и вновь заведенным инвентарем.
— Съездить к ней, милый… предупредить… поговорить обо мне хорошенько… чтобы она меня выслушала. Я приготовлюсь. Может ли она со мной заняться? Хоть эту
зиму. А то я в консерваторию поступлю, авось примут и с
нового года.
Папаша заказал себе шубу, купил
новую шапку, стал лечиться минеральными водами и виноградом (
зимой?!?).
— Как? Вполне ясно, в войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались на месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а к нам подходят все
новые… Наступает
зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут
зимою запищат!
На станциях все были
новые, необычные картины. Везде был праздник очнувшегося раба, почувствовавшего себя полноценным человеком. На станции
Зима мы сошли пообедать. В зале I–II класса сидели за столом ремонтные рабочие с грубыми, мозолистыми руками. Они обедали, пили водку. Все стулья были заняты. Рабочие украдкою следили смеющимися глазами, как мы оглядывали зал, ища свободных стульев.
Достигнув болот и лесов пелымских, рассеяв толпы вогуличей и взяв пленников, Ермак старался узнать от них о пути с берегов верхней Тавды через Каменный пояс в Пермь, чтобы открыть
новое сообщение с Россией, менее опасное или трудное, но не мог проложить этой дороги в пустынях, грязных и топких летом, а
зимой засыпанных глубокими снегами.