Неточные совпадения
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к
обыденным теням
жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
Письма Сони были наполняемы самою
обыденною действительностью, самым простым и ясным описанием всей обстановки каторжной
жизни Раскольникова.
— А! Это расплата за Прометеев огонь! Мало того что терпи, еще люби эту грусть и уважай сомнения и вопросы: они — переполненный избыток, роскошь
жизни и являются больше на вершинах счастья, когда нет грубых желаний; они не родятся среди
жизни обыденной: там не до того, где горе и нужда; толпы идут и не знают этого тумана сомнений, тоски вопросов… Но кто встретился с ними своевременно, для того они не молот, а милые гости.
В ожидании какого-нибудь серьезного труда, какой могла дать ей
жизнь со временем, по ее уму и силам, она положила не избегать никакого дела, какое представится около нее, как бы оно просто и мелко ни было, — находя, что, под презрением к мелкому,
обыденному делу и под мнимым ожиданием или изобретением какого-то нового, еще небывалого труда и дела, кроется у большей части просто лень или неспособность, или, наконец, больное и смешное самолюбие — ставить самих себя выше своего ума и сил.
И потому чистая Истина христианства была приспособлена к
обыденной человеческой
жизни и искажена, было исправлено дело Христа, как говорит Великий Инквизитор у Достоевского.
Привычка может быть борьбой с чуждостью в плане
обыденной внешней
жизни.
Искусство было для меня всегда погружением в иной мир, чем этот
обыденный мир, чем моя собственная постылая
жизнь.
Я стал философом, пленился «теорией», чтобы отрешиться от невыразимой тоски
обыденной «
жизни».
И в
обыденной, и в исторической
жизни слишком многое казалось мне или незначительным, или возмущающим.
В этот день я уносил из гимназии огромное и новое впечатление. Меня точно осияло. Вот они, те «простые» слова, которые дают настоящую, неприкрашенную «правду» и все-таки сразу подымают над серенькой
жизнью, открывая ее шири и дали. И в этих ширях и далях вдруг встают, и толпятся, и движутся знакомые фигуры,
обыденные эпизоды, будничные сцены, озаренные особенным светом.
В основе знания самого высшего лежит знание житейское,
обыденное, знание как
жизнь.
Характеристическая черта гения Пушкина — разнообразие. Не было почти явления в природе, события в
обыденной и общественной
жизни, которые бы прошли мимо его, не вызвав дивных и неподражаемых звуков его лиры; и поэтому простор и свобода, для всякого человека бесценные, для него были сверх того могущественнейшими вдохновителями. В нашем же тесном и душном заточении природу можно было видеть только через железные решетки, а о живых людях разве только слышать.
Лихонин находился в том одновременно расслабленном и приподнятом настроении, которое так знакомо каждому человеку, которому случалось надолго выбиться из сна. Он как будто бы вышел из пределов
обыденной человеческой
жизни, и эта
жизнь стала для него далекой и безразличной, но в то же время его мысли и чувства приобрели какую-то спокойную ясность и равнодушную четкость, и в этой хрустальной нирване была скучная и томительная прелесть.
Я не мистик; в предчувствия и гаданья почти не верю; однако со мною, как, может быть, и со всеми, случилось в
жизни несколько происшествий, довольно необъяснимых. Например, хоть этот старик: почему при тогдашней моей встрече с ним, я тотчас почувствовал, что в тот же вечер со мной случится что-то не совсем
обыденное? Впрочем, я был болен; а болезненные ощущения почти всегда бывают обманчивы.
Но ежели даже такая женщина, как княжна Оболдуй-Тараканова, не может дать себе надлежащего отчета ни в том, что она охраняет, ни в том, что отрицает, то что же можно ждать от того несметного легиона обыкновенных женщин, из которого, без всякой предвзятой мысли, но с изумительным постоянством, бросаются палки в колеса человеческой
жизни? Несколько примеров, взятых из
обыденной жизненной практики, лучше всего ответят на этот вопрос.
Я начал вслушиваться, всматриваться и мало-помалу вполне допустил завладеть собой мелочам
обыденной, чередовой
жизни.
Что же касается до
обыденной жизненной практики, то, кроме профессоров, читающих с кафедры лекции государственного права, да школьников, обязанных слушать эти лекций, вряд ли кто-нибудь думает о той высшей правде, осуществлением которой служит государство и служению которой должна быть всецело посвящена
жизнь обывателей.
Шли в Сибирь, шли в солдаты, шли в работы на заводы и фабрики; лили слезы, но шли… Разве такая солидарность со злосчастием мыслима, ежели последнее не представляется
обыденною мелочью
жизни? И разве не правы были жестокие сердца, говоря: „Помилуйте! или вы не видите, что эти люди живы? А коли живы — стало быть, им ничего другого и не нужно“…
С каждым днем все менее и менее смущали меня
обыденные явления моей новой
жизни.
С возвращением в Уфу к
обыденной, праздной, городской
жизни, вероятно, всё бы это усилилось; но тяжкое, страдальческое положение уже действительно умирающего отца поглотило все тревоги, наполнило собою ум и чувства Софьи Николавны, и она предалась вся безраздельно, согласно закону своей нравственной природы, чувству дочерней любви.
Действительно, влияние высоких мыслей и чувств на
жизнь практическую,
обыденную, до сих пор представляется не особенно решительным…
С течением времени, однако, такого рода исключительно созерцательная
жизнь начала ему заметно понадоедать: хоть бы сходить в театр, думал он, посмотреть, например, «Коварство и любовь» [«Коварство и любовь» — трагедия немецкого поэта И.Ф.Шиллера (1759—1805).]; но для этого у него не было денег, которых едва доставало на
обыденное содержание и на покупку книг; хоть бы в гости куда-нибудь съездить, где есть молодые девушки, но, — увы! — знакомых он не имел решительно никого.
Народная поэзия, как видно, долго держалась своего естественного, простого характера, выражая сочувствие к
обыденным страданиям и радостям и инстинктивно отвращаясь громких подвигов и величавых явлений
жизни, славных и бесполезных.
Толпа и уличная
жизнь, шум, движение, новость предметов, новость положения — вся эта мелочная
жизнь и
обыденная дребедень, так давно наскучившая деловому и занятому петербургскому человеку, бесплодно, но хлопотливо всю
жизнь свою отыскивающему средств умириться, стихнуть и успокоиться где-нибудь в теплом гнезде, добытом трудом, пóтом и разными другими средствами, — вся эта пошлая проза и скука возбудила в нем, напротив, какое-то тихо-радостное, светлое ощущение.
Грандиозность происходящего не вмешается в непосредственное сознание участников, а катастрофическому чувству
жизни упрямо (и по-своему даже правомерно) противится
обыденное, «дневное» сознание с его привязанностью к «месту» [«Любовь к месту» (amor loci) как синоним мещанства С. Н. Булгаков подробно анализирует и критикует в брошюре «Война и русское самосознание» (М., 1915).].
«Что такое живая
жизнь, я не знаю. Знаю только, что это должно быть нечто ужасно простое, самое
обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того простое, что мы никак не можем поверить, чтобы оно было так просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая».
Вспомним, что говорит у Достоевского Версилов про живую
жизнь: «Я знаю только, что это должно быть ужасно простое, самое
обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до того простое, что мы никак не можем поверить, чтоб оно было так просто, и естественно проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая».
И вот то и дело приходят неожиданные вести: «Свидригайлов застрелился!», «Ставрогин повесился!», «Крафт застрелился!», «Смердяков повесился!» Дух беспощадного самоистребления носится над этим миром неудержимо разваливающейся
жизни. Романы Достоевского кишат самоубийствами, словно самоубийство — это нечто самое
обыденное, естественное и необходимое в
жизни людей.
Что это? Какое чудо случилось на наших глазах? Ведь мы присутствовали сейчас всего только при родах женщины — при чем-то самом низменном,
обыденном и голобезобразном! Это — неприличие, это — стыд. От чистых детей это нужно скрывать за аистами и капустными листами. Но коснулась темной обыденности живая
жизнь — и вся она затрепетала от избытка света; и грубый, кровавый, оскорбительно-животный акт преобразился в потрясающее душу мировое таинство.
Вокруг искусства людьми, которые более потребители, чем творцы, создается отвратительная снобическая атмосфера, которая свидетельствует о рабстве человека, об утрате свободы духа вследствие душевных усложнений и уточнений, вследствие найденной возможности жить пассивными отражениями, при сознании большей высоты и значительности этой
жизни, чем
жизнь обыденных людей, человеческих масс.
И это освобождение противоположно духовной свободе, которая порождает трагизм
жизни и острое сознание бездны, отделяющей наш
обыденный мир от мира божественного.
Внесение в нашу религиозную веру и в наше отношение к Богу религиозного страха есть внесение категории
обыденной природной
жизни мира в высшую сферу, в которой она неприменима.
Принципиальная ложь и лицемерие
обыденной социальной морали, распространенные и на самую интимную
жизнь людей, забывают и о душе людей, и о Божьем духе.
И она вызывает в нас невыразимый ужас не только потому, что она есть зло, но и потому, что в ней есть глубина и величие, потрясающие наш
обыденный мир, превышающие силы, накопленные в нашей
жизни этого мира и соответствующие лишь условиям
жизни этого мира.
— Ну, во-от! Не правда, что?.. Серые,
обыденные люди для вас не существуют, они для вас — вот тут, под диваном… Милый мой, дорогой!
Жизнь жива серыми, тусклыми людьми, ее большое дело творится из малого, скучного и ничтожного!
Как тогда билось сердце в один такт с огромным всенародным сердцем, как сладок был свист пуль над ухом на Каменном мосту, как незабываем этот подъем над
обыденною, маленькою
жизнью!
Льюис — автор"Физиологии
обыденной жизни", как я сейчас сказал, не был уже в то время редактором основанного им"Fortnightly Review".
Профессиональным писателем он совсем не смотрел, и только его разговор, даже касаясь предметов
обыденных, мелких подробностей заграничной
жизни, облекался в очень литературную форму, полон был замечаний, тонко продуманных и хорошо выраженных; но и тогда уже для того, кто ищет в крупных литературных деятелях подъема высших интересов, отзывчивости на жгучие вопросы времени, Гончаров не мог быть человеком, способным увлекать строем своей беседы.
Юрка упоенно жил теперь пылом новой напряженной борьбы, так неожиданно открывшейся перед ним в
обыденной, казалось, и такой скучной
жизни.
Все было приготовлено для встречи вотчинника, и
жизнь с первого же дня приезда пошла своей
обыденной колеей, как шла и в московских хоромах.
В доме начали просыпаться.
Жизнь, со своею ежедневной сутолокой, вошла в свою
обыденную колею.
Жизнь подобна многоводной реке, всегда ровно катящей свои волны, хотя под ними ежедневно гибнет несколько
жизней. Эта гибель для нее безразлична. Бревно и труп она с одинаковым равнодушием несет в море. Море — это вечность.
Жизнь других наших московских героев, за описанное нами время, не представляла ничего выходящего из
обыденной рамки. Они жили в том же тесном кружке и делились теми же им одним понятными и дорогими интересами. Самоубийство Хрущева, конечно, достигло до дома фон Зееманов, и вся «петербургская колония», как шутя называл Андрей Павлович Кудрин себя, супругов фон Зееманов и Зарудина, искренно пожалела молодого человека.
Праздничная поэзия
жизни — долг человека, во имя которого должны быть принесены жертвы
жизнью обыденной, ее благами и ее спокойствием.
Он раскрывает человеческую природу, исследует ее не в устойчивой середине, не в бытовой,
обыденной ее
жизни, не в нормальных и нормированных формах ее существования, а в подсознательном, в безумии и преступлении.
Конкордия Васильевна была еще совершенным ребенком, страсть, этот стимул энергичных поступков женщины, ведущий ее зачастую одинаково и к исторической славе, и на скамью подсудимых, а в
обыденных рамках
жизни, заставляющий ее действовать наперекор всем и всему, очертя голову, еще не просыпались в ней.