Неточные совпадения
Не чувствуя движения своих
ног, Ласка напряженным галопом, таким, что при каждом прыжке она могла
остановиться, если встретится необходимость, поскакала направо прочь от дувшего с востока предрассветного ветерка и повернулась
на ветер.
Василий указал
на метку
ногой, и Левин пошел, как умел, высевать землю с семенами. Ходить было трудно, как по болоту, и Левин, пройдя леху, запотел и,
остановившись, отдал севалку.
Я до того растерялся, что, вместо того чтобы танцевать, затопал
ногами на месте, самым странным, ни с тактом, ни с чем не сообразным образом, и, наконец, совершенно
остановился.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события;
на первом углу она
остановилась почти без сил; ее
ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось
на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула
ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль,
останавливалась облегченно вздохнуть.
Кочегар
остановился, но расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он стоял в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже упал грудью
на снег, упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул
ноги и зарыл лицо в снег.
Уроки Томилина становились все более скучны, менее понятны, а сам учитель как-то неестественно разросся в ширину и осел к земле. Он переоделся в белую рубаху с вышитым воротом,
на его голых, медного цвета
ногах блестели туфли зеленого сафьяна. Когда Клим, не понимая чего-нибудь, заявлял об этом ему, Томилин, не сердясь, но с явным удивлением,
останавливался среди комнаты и говорил почти всегда одно и то же...
Он
остановился на углу, оглядываясь: у столба для афиш лежала лошадь с оторванной
ногой, стоял полицейский, стряхивая перчаткой снег с шинели, другого вели под руки, а посреди улицы — исковерканные сани, красно-серая куча тряпок, освещенная солнцем; лучи его все больше выжимали из нее крови, она как бы таяла...
В ту же минуту, из ворот, бородатый мужик выкатил пустую бочку; золотой конь взметнул головой, взвился
на задние
ноги, ударил передними по булыжнику, сверкнули искры, — Иноков
остановился и нелепо пробормотал...
Было почти приятно смотреть, как Иван Дронов, в кургузенькой визитке и соломенной шляпе, спрятав руки в карманы полосатых брюк, мелкими шагами бегает полчаса вдоль стены, наклонив голову, глядя под
ноги себе, или вдруг, точно наткнувшись
на что-то,
остановится и щиплет пальцами светло-рыжие усики.
Схватив револьвер, он выбежал в переднюю, сунул
ноги в ботики, надел пальто и, выскочив
на крыльцо кухни,
остановился.
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не в силах
остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его не уставится в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола, теряя туфли с босых
ног; садясь
на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не падает вперед, головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
— Черт побери — слышите? — спросил Правдин, ускоряя шаг, но, свернув за угол,
остановился, поднял
ногу и, спрятав ее под пальто, пробормотал, держась за стену, стоя
на одной
ноге: — Ботинок развязался.
Въехали в рощу тонкоствольной, свинцовой ольхи, в кислый запах болота, гниющей листвы, под бричкой что-то хряснуло, она запрокинулась назад и набок, вытряхнув Самгина. Лошади тотчас
остановились. Самгин ударился локтем и плечом о землю, вскочил
на ноги, сердито закричал...
Он встал, пошел дальше, взволнованно повторяя стихи,
остановился пред темноватым квадратом, по которому в хаотическом беспорядке разбросаны были странные фигуры фантастически смешанных форм: человеческое соединялось с птичьим и звериным, треугольник с лицом, вписанным в него, шел
на двух
ногах.
Из-за границы Варавка вернулся помолодевшим, еще более насмешливо веселым; он стал как будто легче, но
на ходу топал
ногами сильнее и часто
останавливался перед зеркалом, любуясь своей бородой, подстриженной так, что ее сходство с лисьим хвостом стало заметней.
У дуги шел, обнажив лысую голову, широкоплечий, бородатый извозчик, часть вожжей лежала
на плече его, он смотрел под
ноги себе, и все люди,
останавливаясь, снимали пред ним фуражки, шляпы.
— Не мы виноваты в этом, а природа! И хорошо сделала. Иначе если
останавливаться над всеми явлениями жизни подолгу — значит надевать путы
на ноги… значит жить «понятиями»… Природу не переделаешь!
— Довольно, прошу вас, довольно. Вы вчера просили триста рублей, вот они… — Он положил передо мной
на стол деньги, а сам сел в кресло, нервно отклонился
на спинку и забросил одну
ногу за другую. Я
остановился в смущении.
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них
ногами, ветви хлещут в лицо, лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно
на кочку, то
останавливается в недоумении перед лежащим по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Не
останавливаясь, рабочие пошли, торопясь и наступая друг другу
на ноги, дальше к соседнему вагону и стали уже, цепляясь мешками за углы и дверь вагона, входить в него, как другой кондуктор от двери станции увидал их намерение и строго закричал
на них.
Несмотря
на неожиданность и важность разговора нынче вечером с Симонсоном и Катюшей, он не
останавливался на этом событии: отношение его к этому было слишком сложно и вместе с тем неопределенно, и поэтому он отгонял от себя мысль об этом. Но тем живее вспоминал он зрелище этих несчастных, задыхающихся в удушливом воздухе и валявшихся
на жидкости, вытекавшей из вонючей кадки, и в особенности этого мальчика с невинным лицом, спавшего
на ноге каторжного, который не выходил у него из головы.
— Ну, хорошо, я попытаюсь сделать, — сказала она и легко вошла в мягко капитонированную коляску, блестящую
на солнце лаком своих крыльев, и раскрыла зонтик. Лакей сел
на козлы и дал знак кучеру ехать. Коляска двинулась, но в ту же минуту она дотронулась зонтиком до спины кучера, и тонкокожие красавицы, энглизированные кобылы, поджимая затянутые мундштуками красивые головы,
остановились, перебирая тонкими
ногами.
— Мы ведь нынче со старухой
на две половины живем, — с улыбкой проговорил Бахарев,
останавливаясь в дверях столовой передохнуть. — Как же, по-современному… Она ко мне
на половину ни
ногой. Вот в столовой сходимся, если что нужно.
По лестнице в это время поднимались Половодовы. Привалов видел, как они
остановились в дверях танцевальной залы, где их окружила целая толпа знакомых мужчин и женщин; Антонида Ивановна улыбалась направо и налево, отыскивая глазами Привалова. Когда оркестр заиграл вальс, Половодов сделал несколько туров с женой, потом сдал ее с рук
на руки какому-то кавалеру, а сам, вытирая лицо платком, побрел в буфет. Заметив Привалова, он широко расставил свои длинные
ноги и поднял в знак удивления плечи.
Процессия
останавливается, гробик опускают
на паперть к
ногам его.
Такой большой переход трудно достался старику. Как только мы
остановились на бивак, он со стоном опустился
на землю и без посторонней помощи не мог уже подняться
на ноги.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под
ноги. Вдруг он
остановился и, не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил
на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег
на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
Он не докончил фразы,
остановился на полуслове, затем попятился назад и, нагнувшись к земле, стал рассматривать что-то у себя под
ногами. Я подошел к нему. Дерсу озирался, имел несколько смущенный вид и говорил шепотом...
Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел им попотчевать кабана, затесавшегося
на баштан, и
остановился перед могилкою. Свечка погасла,
на могиле лежал камень, заросший травою. «Этот камень нужно поднять!» — подумал дед и начал обкапывать его со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко
ногами в землю, пихнул он его с могилы. «Гу!» — пошло по долине. «Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело».
— Эге! влезла свинья в хату, да и лапы сует
на стол, — сказал голова, гневно подымаясь с своего места; но в это время увесистый камень, разбивши окно вдребезги, полетел ему под
ноги. Голова
остановился. — Если бы я знал, — говорил он, подымая камень, — какой это висельник швырнул, я бы выучил его, как кидаться! Экие проказы! — продолжал он, рассматривая его
на руке пылающим взглядом. — Чтобы он подавился этим камнем…
Продавец помолчал, посмотрел
на него с
ног до головы и сказал с спокойным видом, не
останавливаясь и не выпуская из рук узды...
И, не дожидаясь ответа, он начал шагать из угла в угол, постукивая палкой, слегка волоча левую
ногу и, видимо, весь отдаваясь проверке
на себе психологического вопроса. Потом опять
остановился против меня и сказал...
Калитка отворяется, и во двор въезжает верхом
на вороной высокой лошади молодой человек в черкеске, папахе и с серебряным большим кинжалом
на поясе. Великолепная вороная лошадь-степняк, покачиваясь
на тонких сухих
ногах, грациозно подходит
на середину двора и
останавливается. Молодой человек с опухшим красным лицом и мутными глазами сонно смотрит
на старика в халате.
Только истинные охотники могут оценить всю прелесть этой картины, когда собака, беспрестанно
останавливаясь, подойдет, наконец, вплоть к самому вальдшнепу, поднимет
ногу и, дрожа, как в лихорадке, устремив страстные, очарованные, как будто позеленевшие глаза
на то место, где сидит птица, станет иссеченным из камня истуканом, умрет
на месте, как выражаются охотники.
Все, что я писал о избиении сих последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим криком или писком, похожим
на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время своего летания около собаки или стрелка часто
останавливаются неподвижно в воздухе, вытянув
ноги и трясясь
на одном месте.
Заяц не ходит, а только прыгает, он даже не может стоять вдруг
на всех четырех
ногах; как скоро он
останавливается на своем бегу, то сейчас присядет
на задние
ноги, так они длинны.
Монета зазвенела у самых
ног старого Кандыбы. Стук колес смолк, видимо, проезжающие
остановились, чтобы посмотреть, найдут ли слепые монету. Кандыба сразу нашел ее, и
на лице появилось довольное выражение.
Я не видел, куда показывал Ноздрин, и, поднявшись
на ноги, пошел за ним следом. Едва мы сделали несколько шагов, как теперь он наткнулся
на второй гроб, прикрытый сверху корьем. Представив себе мысленно, как расположено кладбище, я взял еще правее, но снова гроб преградил мне дорогу. Тогда я
остановился, чтобы сообразить, куда держать направление.
На песке, около самой воды, лежали оба лося и в предсмертных судорогах двигали еще
ногами. Один из них подымал голову. Крылов выстрелил в него и тем положил конец его мучениям. Когда я подошел к животным, жизнь оставила их. Это были две самки; одна постарше, другая — молодая. Удачная охота
на лосей принудила нас
остановиться на бивак раньше времени.
Старики отправились, подпираясь палками, — плохо уж ходили старые
ноги. Проходя мимо кабака Рачителихи, старый Коваль
остановился, покрутил своею сивою головой и вопросительно посмотрел
на свата.
…В Нижнем все благополучно. Туда назначен губернатором Александр Николаевич Муравьев и просит, чтоб я у него
остановился. Брат Николай уже меня ждет
на дачу. Все они ждут, а мы ни с места, и, кажется, придется ждать зимы,
нога моя шалит.
Нагибаясь над покойниками и освещая их оплывшим и каплющим огарком, он переходил от одного к другому. Наконец он
остановился около трупа,
на ноге которого было написано чернилами большими черными цифрами: 217.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега
на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или
ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец,
остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
Они сначала проехали одну улицу, другую, потом взобрались
на какую-то гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви, спустились потом по косогору в овраг и
остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его
ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, — потом они несколько времени были в совершенном мраке.
По канцелярии суетливо бегал низенький лысый человечек
на коротких
ногах, с длинными руками и выдвинутой вперед челюстью. Не
останавливаясь, он говорил тревожным и трескучим голосом...
— Взять их! — вдруг крикнул священник,
останавливаясь посреди церкви. Риза исчезла с него,
на лице появились седые, строгие усы. Все бросились бежать, и дьякон побежал, швырнув кадило в сторону, схватившись руками за голову, точно хохол. Мать уронила ребенка
на пол, под
ноги людей, они обегали его стороной, боязливо оглядываясь
на голое тельце, а она встала
на колени и кричала им...
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки
на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула
на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали
ноги и глаза. Слышала, как под окном
остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг
остановился и с трудом пришел в себя. По его спине, по рукам и
ногам, под одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы
на голове шевелились, глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением глядел
на хорошо знакомые ему ворота,
на жидкий фруктовый сад за ними и
на белый крошечный флигелек в глубине сада.
Против обыкновения, Слива почти не обратил
на него внимания и не выкинул ни одной из своих штучек. Только когда Ромашов
остановился в шаге от него, с почтительно приложенной рукой к козырьку и сдвинутыми вместе
ногами, он сказал, подавая ему для пожатия свои вялые пальцы, похожие
на пять холодных сосисок...
Он шел теперь вдоль свекловичного поля. Низкая толстая ботва пестрела путаными белыми и черными пятнами под
ногами. Простор поля, освещенного луной, точно давил Ромашова. Подпоручик взобрался
на небольшой земляной валик и
остановился над железнодорожной выемкой.