Неточные совпадения
— Если вы спрашиваете моего
совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если
в ней
осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
Старушка очень полюбила
Совет разумный и благой;
Сочлась — и тут же положила
В Москву отправиться зимой.
И Таня слышит новость эту.
На суд взыскательному свету
Представить ясные черты
Провинциальной простоты,
И запоздалые наряды,
И запоздалый склад речей;
Московских франтов и Цирцей
Привлечь насмешливые взгляды!..
О страх! нет, лучше и верней
В глуши лесов
остаться ей.
— Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потому даже невесты еще не видал; я только намеревался. Ну, а теперь у меня уж есть невеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бы непременно вас взял и сейчас к ним повез, — потому я вашего
совета хочу спросить. Эх, черт! Всего десять минут
остается. Видите, смотрите на часы; а впрочем, я вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то,
в своем то есть роде, — куда вы? Опять уходить?
Хотя я не совсем был с ним согласен, однако ж чувствовал, что долг чести требовал моего присутствия
в войске императрицы. Я решился последовать
совету Зурина: отправить Марью Ивановну
в деревню и
остаться в его отряде.
— О, вернулся еще вчера, я сейчас у него была… Я именно и пришла к вам
в такой тревоге, у меня руки-ноги дрожат, я хотела вас попросить, ангел мой Татьяна Павловна, так как вы всех знаете, нельзя ли узнать хоть
в бумагах его, потому что непременно теперь от него
остались бумаги, так к кому ж они теперь от него пойдут? Пожалуй, опять
в чьи-нибудь опасные руки попадут? Я вашего
совета прибежала спросить.
У него много здравого смысла; ему хорошо знаком и помещичий быт, и крестьянский, и мещанский;
в трудных случаях он мог бы подать неглупый
совет, но, как человек осторожный и эгоист, предпочитает
оставаться в стороне и разве только отдаленными, словно без всякого намерения произнесенными намеками наводит своих посетителей — и то любимых им посетителей — на путь истины.
Вечером после ужина мы держали
совет. Решено было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад вернемся по реке Лянчихезе. На это путешествие нужно было употребить 3 суток. Стрелки и казаки с лошадьми
останутся в фанзе и будут ожидать нашего возвращения.
Весь следующий день мы провели
в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню и далее на Иман. На
совете решено было
остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
В тот же вечер по
совету гольда все имущество было перенесено
в лодку, а сами мы
остались ночевать на берегу.
— Помилуйте, я ваш вопрос очень ценю и понимаю. Никакого состояния покамест я не имею и никаких занятий, тоже покамест, а надо бы-с. А деньги теперь у меня были чужие, мне дал Шнейдер, мой профессор, у которого я лечился и учился
в Швейцарии, на дорогу, и дал ровно вплоть, так что теперь, например, у меня всего денег несколько копеек
осталось. Дело у меня, правда, есть одно, и я нуждаюсь
в совете, но…
Вследствие этого я просил исправника кому следует написать, что я приехал
в Марьино по
совету медиков пользоваться воздухом, что
останусь здесь, пока будет хорошая погода.
— Вы очень зло отвечаете, — проговорил Лаптев после короткой паузы. — Я всегда уважаю докторов, за исключением тех случаев, когда они выходят из пределов своей специальности. Впрочем,
в данном случае докторские
советы должны принести двойную пользу, и мне
остается только пожалеть, что я совершенный профан
в медицине.
— К городничему-с? Счастливо
оставаться, сударь! дай бог любовь да
совет!
в карточки сыграете — с выигрышем поздравить приду!..
«Поверь! — старуха продолжала, —
Людмилу мудрено сыскать;
Она далеко забежала;
Не нам с тобой ее достать.
Опасно разъезжать по свету;
Ты, право, будешь сам не рад.
Последуй моему
совету,
Ступай тихохонько назад.
Под Киевом,
в уединенье,
В своем наследственном селенье
Останься лучше без забот:
От нас Людмила не уйдет».
— Призвали на
совет старших дочерей Арины Васильевны, и под председательством старухи Бактеевой и ее дочери Курмышевой, особенно горячо хлопотавшей за майора, положено было: предоставить улаживание этого дела родной бабушке, потому что она внучке всех ближе, но таким образом, чтоб супруга Степана Михайловича и ее дочери
остались в стороне, как будто они ничего не знают и ничему не причастны.
Нашлась, однако, одна добрая душа, вдова Аксинья Степановна, по второму мужу Нагаткина, которая заступилась за Софью Николавну; но на нее так прогневались, что выгнали вон из комнаты и окончательно исключили из семейного
совета, и тут же получила она вдобавок к прежнему прозвищу «простоты сердечной» новое оскорбительное прозвище, которое и сохранилось при ней до глубокой старости; но добрая душа
осталась, однако, навсегда благорасположенною к невестке и гонимою за то
в семье.
Элиза Августовна не проронила ни одной из этих перемен; когда же она, случайно зашедши
в комнату Глафиры Львовны во время ее отсутствия и случайно отворив ящик туалета, нашла
в нем початую баночку rouge végétal [румян (фр.).], которая лет пятнадцать покоилась рядом с какой-то глазной примочкой
в кладовой, — тогда она воскликнула внутри своей души: «Теперь пора и мне выступить на сцену!»
В тот же вечер,
оставшись наедине с Глафирой Львовной, мадам начала рассказывать о том, как одна — разумеется, княгиня — интересовалась одним молодым человеком, как у нее (то есть у Элизы Августовны) сердце изныло, видя, что ангел-княгиня сохнет, страдает; как княгиня, наконец, пала на грудь к ней, как к единственному другу, и живописала ей свои волнения, свои сомнения, прося ее
совета; как она разрешила ее сомнения, дала
советы; как потом княгиня перестала сохнуть и страдать, напротив, начала толстеть и веселиться.
Они осуждены уж светом;
А впрочем, я б могла их подарить
советом —
Сказала бы ему: что женщины ценят
Настойчивость
в мужчине,
Хотят, чтоб он сквозь тысячу преград
К своей стремился героине.
А ей бы пожелала я
Поменьше строгости и скромности поболе!
Прощайте, мосье Шприх, обедать ждет меня
Сестра — а то б
осталась с вами доле.
— Пожалуй, они
в самом деле дом сожгут! Что с них возьмешь? — повторял он сам с собой,
оставшись один; а потом, по всегдашнему обыкновению, послал позвать к себе на
совет Феодосия Иваныча.
Ходячая газета исчезла, Марья Александровна затрепетала от волнения, но
совет полковницы был чрезвычайно ясен и практичен. Медлить было нечего, да и некогда. Но
оставалось еще самое главное затруднение. Марья Александровна бросилась
в комнату Зины.
Сам же он всякий день, поутру, уезжал
в гимназический
совет,
в котором был ученым секретарем, и
оставался там очень подолгу.
Один кто-то, движимый состраданием, решился по крайней мере помочь Акакию Акакиевичу добрым
советом, сказавши, чтоб он пошел не к квартальному, потому что хоть и может случиться, что квартальный, желая заслужить одобрение начальства, отыщет каким-нибудь образом шинель, но шинель всё-таки
останется в полиции, если он не представит законных доказательств, что она принадлежит ему; а лучше всего, чтобы он обратился к одному значительному лицу, что значительное лицо, спишась и снесясь с кем следует, может заставить успешнее идти дело.
Каренин. Я бы просил вас
оставаться в рамках исполнения своих обязанностей. А
советы свои оставить. Можем мы уйти? (Подходит к Лизе. Она встает и берет его за руку.)
Монархиня основала также и для мещанского состояния училище, которого питомцы приготовляются быть хорошими, добронравными хозяйками, искусными
в рукодельях и на всю жизнь
остаются под особенною защитою Опекунского
Совета [Нередко самые лучшие учреждения, уже не будучи одушевляемы деятельным надзиранием первого творца их, мало-помалу теряют всю пользу; но Сиротский Дом и Воскресенское Училище девиц имели счастие найти новую Покровительницу
в Ее Величестве Вдовствующей Императрице, Марии Федоровне, Которая оживляет их Своим попечением.].
По необыкновенному счастью, я нашел свою прекрасную шубу, висящую на той же вешалке: хозяин дрянной шубы, которую я надел вместо своей, видно еще не кончил своих дел и
оставался почти уже
в опустевшей зале Опекунского
совета.
Мигом команда моя разбежалась,
Только на лодке две пары
осталось —
Сильно измокли, ослабли;
в мешок
Я их поклал — и домой приволок.
За ночь больные мои отогрелись,
Высохли, выспались, плотно наелись;
Вынес я их на лужок; из мешка
Вытряхнул, ухнул — и дали стречка!
Я проводил их всё тем же
советом:
„Не попадайтесь зимой!“
Я их не бью ни весною, ни летом,
Шкура плохая, — линяет косой...
В комнату вошел мой ямщик, и у него с хозяином пошли переговоры и
советы. Оба еще раз обратились ко мне, прося
остаться. Но я настаивал. Мужики о чем-то шептались, перебирали разные имена, возражали друг другу, спорили.
Он исчез
в дверях, а я
остался опять один с своею тоскою. Я начал резюмировать разговор, который мы сейчас вели, — и вдруг покраснел. «Что я такое сейчас говорил? какие такие
советы насчет десятирублевой бумажки подавал? — мучительно спрашивал я себя. — Господи! да неужто ж холопство имеет такую втягивающую силу!»
Он
оставался членом Государственного
совета, президентом Российской академии и получал все прежние свои оклады, следовательно мог жить
в довольстве.
Не у нас ли впервые раздался
Слух (то было
в тридцатых годах),
Что
в Совете вопрос обсуждался:
Есть ли польза
в железных путях?
«Что ж, признали?» — до новостей лаком,
Я спросил у туза-старика.
—
Остается покрытая лаком
Резолюция
в тайне пока...
— Опять я к тебе с прежними
советами, с теми же просьбами, — начала Манефа, садясь возле Фленушки. — Послушайся ты меня, Христа ради, прими святое иночество. Успокоилась бы я на последних днях моих, тотчас бы благословила тебя на игуменство, и все бы тогда было твое… Вспомнить не могу, как ты после меня
в белицах
останешься — обидят тебя,
в нуждах,
в недостатках станешь век доживать беззащитною… Послушайся меня, Фленушка, ради самого Создателя, послушайся…
— Не
в свахи, а вместо матери, — перервала ее Дуня. — Не привел Господь матушке меня выростить. Не помню ее, по другому годочку
осталась. А от тебя, Грунюшка, столь много добра я видела, столько много хороших
советов давала ты мне, что я на тебя как на мать родную гляжу. Нет, уж если Бог велит, ты вместо матери будь.
Марунич уговорил
остаться за себя Глеголу, а сам начал собираться: надел полушубок, валенки, большую косматую папаху и рукавицы. Затем он собрал всех ездовых собак на один длинный ремень и с ружьем
в руках отправился
в лес. Собаки бежали вразброд, путаясь между деревьями, и мешали ему итти. Сопровождаемый остротами и ироническими
советами, он скоро скрылся
в лесу.
Меня не смутило и то, что я отправляюсь на такой юг летом и рискую попасть на большие жары и
оставаться в Мадриде
в духоте городской жизни. Но молодость брала свое. Не смущало меня и то, что я не имел никаких добавочных средств для этой поездки. И тут Наке явился «мужем
совета». Выхлопотывая себе даровой проезд, он и мне выправил безденежный билет до Мадрида. Сам он уехал раньше меня за несколько дней. А меня что-то тогда задержало.
Мать, озабоченная, чтобы ребенок
остался в живых, чутко прислушивалась ко всем
советам кумушек Петербургской стороны.
— Я искал благороднейших по твоему
совету и решительно не нашел. Мне
оставалось или с моими злодеяниями возвратиться
в отечество под плаху, или принять то, что мне предложено.
Благодаря добрым
советам своего любимца, эта поездка для Анны Иоанновны была очень удачна. Впрочем, герцогиня недолго
оставалась при русском дворе: малое внимание, оказанное Бирону, заставило ее ускорить свой отъезд
в Митаву.
Собрался
совет и на нем положили, чтобы архипастырь
остался блюсти столицу,
в которой господствовало необычное смятение: все дела пресеклись, суды, приказы, лавки и караульни опустели. Ударить челом царю и «плакаться» избрано было посольство,
в числе которого поехал
в Александровскую слободу и князь Никита Прозоровский.
Хоть и чужой ей был народ, среди которого она жила, она успела полюбить его. И теперь только стала раздумывать королева, как мало заботилась она о том народе, который так доверчиво просил ее
остаться царствовать
в стране после смерти ее мужа. Только теперь вспомнила, что сама никогда не спрашивала у народа, счастлив ли он, доволен ли, и во всем верила своим сановникам. Неужели же ей последовать теперь
советам этих сановников и идти с мечом на тех, которые ее хотели иметь своей королевой?
Я не поставила их вам
в вину, вы знаете это: мы, несмотря ни на что,
остались друзьями, и если теперь вам нужно мое содействие или
совет — я готова.
Он хотел
остаться в строю и только по настоятельному
совету врачей и командующего армией уехал
в Ляоян.
Варвара Ивановна между тем по
совету отца, князя Ивана Андреевича Прозоровского, а главным образом и самого Кржижановского, которому, видимо, далеко не улыбалась обуза
в виде разведенной жены, готовящаяся связать его по рукам и ногам, возвратилась к мужу и упросила его помириться.
В январе 1780 года Суворов подал
в этом смысле заявление, и дело
осталось без дальнейшего движения.
Мнение, высказанное «особой», хотя и не
в такой ясно определенной форме, слышала она и от других лиц, к которым обращалась за
советом, но «настойчивая старушка»
оставалась при своем особом мнении и всеми силами старалась найти себе союзников и помощников
в деле расстройства не нравящегося, скажем более, ужасающего ее брака племянника ее Глебушки с Дарьей Николаевной Ивановой.
Алпатыч приехал
в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и
советами переехать
в Москву во вздвиженский дом, который
остался цел и требовал только небольших починок.
Кутузов занимал небольшой дворянский за́мок около Остралиц.
В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного
совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному
совету.
В 8-м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при
совете,
остался в комнате.
Акт, сохранившийся
в бумагах покойного Пеликана, кончается на том, что мы могли из него выбрать и сообщить; но на нем есть еще чрезвычайно любопытная пометка, сделанная собственною рукою Евгения Венцеславовича 8-го декабря 1878 года. Из этой надписи видно, что покойному председателю медицинского
совета описанное загадочное событие пяти смертей
оставалось необъяснимым до 1878 года, т. е.
в течение ровно двадцати пяти лет.
Но это только говорили, а
в сущности и те, которые ехали и те, которые
оставались (несмотря на то, что еще не было
совета в Филях, на котором решено было оставить Москву) — все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно будет сдана и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество.
Да это и
в течение целых двадцати пяти лет
оставалось тайною даже для такого лица, как председатель медицинского
совета, которому
в интересах науки нельзя было не заботиться, чтобы уяснить рассказанный случай. И председатель медицинского
совета описанным происшествием
в воронежском сумасшедшем доме интересовался, — только втуне.