Неточные совпадения
Почти
бегом бежала я
Через деревню, — чудилось,
Что с песней
парни гонятся
И девицы за мной.
Как только пить надумали,
Влас сыну-малолеточку
Вскричал: «
Беги за Трифоном!»
С дьячком приходским Трифоном,
Гулякой, кумом старосты,
Пришли его сыны,
Семинаристы: Саввушка
И Гриша,
парни добрые,
Крестьянам письма к сродникам
Писали; «Положение»,
Как вышло, толковали им,
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
Только что перед этим он сочинил повесть под названием: «Сатурн, останавливающий свой
бег в объятиях Венеры», в которой, по выражению критиков того времени, счастливо сочеталась нежность Апулея с игривостью
Парни.
— Добивай! — кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько
парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало — кнуты, палки, оглоблю — и
бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.
Два
парня из толпы достают еще по кнуту и
бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый
бежит с своей стороны.
Открывались окна в домах, выглядывали люди, все — в одну сторону, откуда еще доносились крики и что-то трещало, как будто ломали забор.
Парень сплюнул сквозь зубы, перешел через улицу и присел на корточки около гимназиста, но тотчас же вскочил, оглянулся и быстро, почти
бегом, пошел в тихий конец улицы.
Когда судно приставало к городу и он шел на рынок, по — волжскому на базар, по дальним переулкам раздавались крики
парней; «Никитушка Ломов идет, Никитушка Ломов идет!» и все
бежали да улицу, ведущую с пристани к базару, и толпа народа валила вслед за своим богатырем.
Напротив, из пивной, на минуту выскакивает курчавый, испитой, бельмистый
парень, услужающий, и
бежит в соседний трактир.
И старший рабочий, с рыжей бородой, свалявшейся набок, и с голубыми строгими глазами; и огромный
парень, у которого левый глаз затек и от лба до скулы и от носа до виска расплывалось пятно черно-сизого цвета; и мальчишка с наивным, деревенским лицом, с разинутым ртом, как у птенца, безвольным, мокрым; и старик, который, припоздавши,
бежал за артелью смешной козлиной рысью; и их одежды, запачканные известкой, их фартуки и их зубила — все это мелькнуло перед ним неодушевленной вереницей — цветной, пестрой, но мертвой лентой кинематографа.
Вот стороной дороги
бегут две потные косматые лошади в хомутах с захлестнутыми за шлеи постромками, и сзади, свесив длинные ноги в больших сапогах по обеим сторонам лошади, у которой на холке висит дуга и изредка чуть слышно побрякивает колокольчиком, едет молодой
парень, ямщик, и, сбив на одно ухо поярковую шляпу, тянет какую-то протяжную песню.
Парень проворно надернул на себя штанишки, рубашку и, все-таки не надев кафтана и захватив его только в руки,
побежал на улицу.
— Видите ли, у нас все как-то так выходило — она в тюрьме — я на воле, я на воле — она в тюрьме или в ссылке. Это очень похоже на положение Саши, право! Наконец ее сослали на десять лет в Сибирь, страшно далеко! Я хотел ехать за ней даже. Но стало совестно и ей и мне. А она там встретила другого человека, — товарищ мой, очень хороший
парень! Потом они
бежали вместе, теперь живут за границей, да…
— Займитесь им, отвезите к нам! Вот платок, завяжите лицо!.. — быстро говорила Софья и, вложив руку
парня в руку матери,
побежала прочь, говоря: — Скорее уходите, арестуют!..
Вы лежа едете в вашем покойном тарантасе; маленькие обывательские лошадки
бегут бойко и весело, верст по пятнадцати в час, а иногда и более; ямщик, добродушный молодой
парень, беспрестанно оборачивается к вам, зная, что вы платите прогоны, а пожалуй, и на водку дадите.
Не по нраву ей, что ли, это пришлось или так уж всем естеством баба пагубная была — только стала она меня оберегаться. На улице ли встретит — в избу хоронится, в поле завидит — назад в деревню
бежит. Стал я примечать, что и
парни меня будто на смех подымают; идешь это по деревне, а сзади тебя то и дело смех да шушуканье."Слышь, мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться хотела!"Ну и я все терпел; терпел не от робости, а по той причине, что развлекаться мне пустым делом не хотелось.
На его счастье, жила в этом городе колдунья, которая на кофейной гуще будущее отгадывала, а между прочим умела и"рассуждение"отнимать.
Побежал он к ней, кричит: отымай! Видит колдунья, что дело к спеху, живым манером сыскала у него в голове дырку и подняла клапанчик. Вдруг что-то из дырки свистнуло… шабаш! Остался наш
парень без рассуждения…
На его счастье, жила в том городе волшебница, которая на кофейной гуще будущее отгадывала, а между прочим умела и"рассуждение"отнимать.
Побежал он к ней: отымай! Та видит, что дело к спеху, живым манером отыскала у него в голове дырку и подняла клапанчик. Вдруг что-то оттуда свистнуло — и шабаш! Остался наш
парень без рассуждения.
И она еще долго ворожила над шляпою и, получив от Ершовой щедрые дары, велела ей отдать шляпу рыжему
парню, чтоб он отнес шляпу Передонову, отдал ее первому, кого встретит, а сам
бежал бы без оглядки.
Это был двадцатичетырехлетний
парень, кровь с молоком, молодец в полном смысле, и ростом и дородством, сын старинного усердного слуги, Бориса Петрова Хорева, умершего в пугачевщину от забот, как все думали, и сухоты при сохранении в порядке вверенных его управлению крестьян Нового Багрова, когда помещик
бежал с семьей в Астрахань.
—
Бегите, ребята, — шепнул дьяк двум крестьянским
парням, — ты на тот конец, а ты на этот; покараульте да приприте хорошенько околицу.
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног
парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся — волны рады, смеются,
бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди волн, — спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
Дюрок миролюбиво улыбнулся, продолжая молча идти, рядом с ним шагал я. Вдруг другой
парень, с придурковатым, наглым лицом, стремительно
побежал на нас, но, не добежав шагов пяти, замер как вкопанный, хладнокровно сплюнул и поскакал обратно на одной ноге, держа другую за пятку.
Беги, дурашка!» — звал
парень жеребеночка, оборотясь лицом к Настиной стене.
— Ишь, дядя Трифон, погляди-ка, как народ-то
бежит по горе, — произнес молодой
парень, схватившись за бока, — вон, вон, по горе… Небось дождем-то знатно пронимает…
Парень без шапки следом идёт и молчит. Прошли огороды, опустились в овраг, — по дну его ручей
бежит, в кустах тропа вьётся. Взял меня чёрный за руку, смотрит в глаза и, смеясь, говорит...
На Успенье, в одиннадцатом часу вечера, девушки и
парни, гулявшие внизу на лугу, вдруг подняли крик и визг и
побежали по направлению к деревне; и те, которые сидели наверху, на краю обрыва, в первую минуту никак не могли понять, отчего это.
На четвертой впереди ехал хозяин-ямщик и еще сзади — вприпрыжку
бежал пеший, молодой
парень лет двадцати трех, придерживаясь по временам за мое стремя.
— Еще
бежит, — молвил молодой
парень, приглядываясь вдаль и защищая ладонью глаза от солнечного света.
Шишкин торопливо вложил в нее требуемое оружие.
Парень уже держался за задок и на
бегу старался заскочить в тележку. Свитка хватил его кистенем в лоб, — тот вскрикнул и опрокинулся на дорогу. Остальные, не преследуя беглецов, раздумчиво остановились над ушибленным
парнем, который с посинелым лбом лежал без чувств поперек дороги.
В прохладной лавке с пустыми полками народу было много. Сидели, крутили папиросы, пыхали зажигалками. Желтели защитные куртки
парней призывного возраста, воротившихся из гор. Болгарин Иван Клинчев, приехавший из города, рассказал, что на базаре цена на муку сильно упала: буржуи
бегут, везут на пароходы все свои запасы, а дрягили, вместо того, чтобы грузить, волокут муку на базар.
— Проработает
парень двенадцать часов на заводе, выйдет, как собака, усталый, башка трещит, а
бежит на курсы, другой раз и перекусить не успеет.
— Батюшка… Сгноила
парню руку, да теперь и батюшка. Какой он работник без руки? Вот век целый и будешь с ним нянчиться. Небось как у самой прыщ на носу вскочит, так сейчас же в больницу
бежишь, а мальчишку полгода гноила. Все вы такие.
На пустыре Ананьева не было. Кузьма пошел до улице, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно старика.
Парень вернулся к избе, запер дверь в привинченные кольца висячим замком и положил ключ в расщелину одного из бревен — место, уговоренное с Петром Ананьевым, на случай совместного ухода из дому. Почти
бегом бросился он затем по улице и, не уменьшая шага, меньше чем через час был уже во дворе дома Салтыкова.
Услышав шум шагов, он насторожился, улыбка удовольствия появилась на его лице, он сделал даже несколько шагов по направлению приближающейся и вдруг очутился перед Дарьей Николаевной. Улыбка исчезла с лица
парня, он даже побледнел и сделал под первым впечатлением встречи движение, чтобы
бежать, но быстро сообразил, что это невозможно, сняв шапку, в пояс поклонился Салтыковой.
Брат Паши, Василий Антонов, молодой
парень, лет девятнадцати, находился поваренком в графской кухне. Он увидал в окно, что сестра его
побежала растрепанная по направлению к Волхову. «Что-нибудь, да не ладно!» — подумал он и погнался за ней.
Одного же из них, Григория Семенова, совсем извела ее красота дикая; сгинул
парень, ни за что пропал, с год уже как в
бегах числится.