Неточные совпадения
А Дунаев слушал, подставив ухо на голос оратора так, как будто Маракуев стоял очень далеко от него; он сидел на диване, свободно развалясь, положив руку на широкое плечо угрюмого соседа своего, Вараксина. Клим отметил, что они часто и даже в самых
пламенных местах речей Маракуева перешептываются, аскетическое лицо слесаря сурово морщится, он сердито шевелит усами; кривоносый Фомин шипит на них, толкает Вараксина локтем, коленом, а Дунаев, усмехаясь, подмигивает Фомину веселым
глазом.
Р. была одна из тех скрытно-страстных женских натур, которые встречаются только между блондинами, у них
пламенное сердце маскировано кроткими и тихими чертами; они бледнеют от волнения, и
глаза их не искрятся, а скорее тухнут, когда чувства выступают из берегов.
Высокого роста, почти атлетического сложения, с широким, как у Бетховена, лбом, опутанным небрежно-художественно черными с проседью волосами, с большим мясистым ртом страстного оратора, с ясными, выразительными, умными, насмешливыми
глазами, он имел такую наружность, которая среди тысяч бросается в
глаза — наружность покорителя душ и победителя сердец, глубоко-честолюбивого, еще не пресыщенного жизнью, еще
пламенного в любви и никогда не отступающего перед красивым безрассудством…
Неведомов между тем усадил свою спутницу рядом с собой и по временам, несмотря на свои мягкие голубые
глаза, взглядывал на нее каким-то
пламенным тигром.
Даже в эту страшную минуту я любил этого человека, но вместе с тем инстинктивно чувствовал, что вот сейчас он бешеным насилием разобьет мою любовь вдребезги, что затем, пока я буду жить, в его руках и после, навсегда, навсегда в моем сердце вспыхнет та же
пламенная ненависть, которая мелькнула для меня в его мрачных
глазах.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет с каждым мгновением. В голове у него сделалось знакомое чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он увидел, что Бек-Агамалов, не сводя
глаз с женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг
пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
Она взяла его за руку и — опять полилась нежная,
пламенная речь, мольбы, слезы. Он ни взглядом, ни словом, ни движением не обнаружил сочувствия, — стоял точно деревянный, переминаясь с ноги на ногу. Его хладнокровие вывело ее из себя. Посыпались угрозы и упреки. Кто бы узнал в ней кроткую, слабонервную женщину? Локоны у ней распустились,
глаза горели лихорадочным блеском, щеки пылали, черты лица странно разложились. «Как она нехороша!» — думал Александр, глядя на нее с гримасой.
Ревность для него была, по давнишнему Шекспиру, «чудовищем с зелеными
глазами», любовь — упоительной и
пламенной, верность — так непременно до гробовой доски.
Ему подали металлическую кружку, к которой он припал
пламенными губами и, жадно глотая клюковное питье, смотрел на всех воспаленными
глазами.
Час от часу билось сильнее сердце
пламенного юноши, кровь волновалась в его жилах, но усталость взяла свое:
глаза его сомкнулись, мечты облеклись в одежду истины, и сновидение перенесло Юрия в первопрестольный град царства Русского.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких,
пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои
глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
Она полулежит на диване,
глаза ее зажмурены, а его голос гремит и дрожит, и в ушах ее бессвязно раздаются какие-то страстные,
пламенные слова.
В отношении же дам своих они вели себя несколько различно: Бахтиаров молчал и даже иногда зевал, но зато рекой разливался Масуров: он говорил даме, что очень любит женские
глаза, что взгляд женщины для него невыносим, что он знал одну жидовочку и… тут он рассказал такую историю про жидовку, что дама не знала — сердиться на него или смеяться; в промежутках разговора Масуров обращался к Бахтиарову и спрашивал его вслух, знает ли он романс: «Ах, не глядите на меня, вы,
пламенные очи», и в заключение объявил своей даме, что он никогда не забудет этой мазурки и запечатлел ее в сердце.
В зале уже танцевали польку. Перед
глазами Владимира Сергеича промелькнула Марья Павловна с Петром Алексеичем, которого он до того мгновения не заметил; она казалась бледной и даже печальной; потом пронеслась Надежда Алексеевна, вся светлая и радостная, с каким-то маленьким, кривоногим, но
пламенным артиллеристом; на второй тур она пошла со Стельчинским. Стельчинский, танцуя, сильно встряхивал волосами.
Настали какие-то светлые, праздничные, ликующие дни, и сияние их озаряло даже подземелье Гамбринуса. Приходили студенты, рабочие, приходили молодые, красивые девушки. Люди с горящими
глазами становились на бочки, так много видевшие на своем веку, и говорили. Не все было понятно в этих словах, но от той
пламенной надежды и великой любви, которая в них звучала, трепетало сердце и раскрывалось им навстречу.
К Ваньковским ездила еще одна дама, некто Лизавета Николаевна Пионова, и ездила почти каждый день, рыжая, рябая, с огромным ртом, влажными серыми
глазами и, по-видимому, очень хитрая: к Марье Виссарионовне она обнаруживала
пламенную дружбу, а от Ивана Кузьмича приходила в восторг и всегда про него говорила: «Чудный человек!
И мы неслись под
пламенные звуки,
И — боже мой — как дивно хороша
Она была! и крепко наши руки
Сжимались, — и навстречу к ней душа
Моя неслась в томленьи новой муки.
«И я тебя люблю! — едва дыша,
Я повторял. — Что нам людская злоба!
Взгляни в
глаза мне; твой, — я твой до гроба...
Лицо
пламенного человеколюбца то и дело вспыхивает брезгливою ненавистью, губы злобно подергиваются,
глаза начинают подмигивать с нехорошею улыбкою.
Сверкающая красота ее померкла;
глаза, вместо прежнего
пламенного, обдающего жаром взгляда, смотрят только тревожно, остро и подозрительно; у углов губ пролегла тонкая морщинка; под
глазами заметны темноватые круги, и вся кожа, так недавно вызывавшая у старого Бодростина комплименты ее свежести и аромату, подцветилась желтоватым янтарным отливом.
Прежний вельможа, простояв тридцать лет под ветром и
пламенным солнцем, изнемождил в себе вид человеческий.
Глаза его совсем обесцветились, изгоревшее тело его все почернело и присохло к остову, руки и ноги его иссохли, и отросшие ногти загнулись и впились в ладони, а на голове остался один клок волос, и цвет этих волос был не белый, и не желтый, и даже не празелень, а голубоватый, как утиное яйцо, и этот клок торчал на самой середине головы, точно хохол на селезне.
Лима. Вряд, помню только, что он не стар, черноволос, с
глазами пламенными, как наш юг.
Уже ничто не было ему страшно: ни
пламенное, неистовое лицо и сверкающие
глаза жены, ни рев бури, ни гром, ни резкий, отвратительный голос из горшка.
Густав и Луиза не говорили ни слова; но, смотря друг на друга
глазами, выражавшими упоение счастия и
пламенной любви, жали друг другу руки и забывали весь мир.
С одним либеральничала, с другим была
пламенная патриотка, готовая выцарапать
глаза тому, кто в ее присутствии осмелился бы отозваться дурно о ее дорогом отечестве.
Голова его спустилась на грудь; черные длинные волосы пали в беспорядке на прекрасное, разгоревшееся лицо и образовали над ним густую сеть, сквозь которую
глаза бросали отблеск
пламенной и сумрачной души.
Конечно, мало; но он видел в
глазах ее красоту душевную,
пламенную любовь к нему, что-то непостижимое, неразгаданное, может быть, свое прошедшее в мире ином, доземельном, может быть, свое будущее, свое второе я, с которым он составит одно в той обители, которых сын божий назначил многие в дому отца своего.
Одни
глаза обнаруживали в нем жизнь, и жизнь мощную,
пламенную.