Мне было совестно выступать на суд этих диких, ничем не стесняющихся дочерей аула, но не
плясать на свадьбе — значило обидеть невесту и, скрепя сердце, я решилась.
Неточные совпадения
— Мы ведь тут, каналья ты этакая, живем одною семьей, а я у них, как посаженый отец
на свадьбе… Ты, ангел мой, еще не знаешь исправника Полупьянова. За глаза меня так навеличивают. Хорош мальчик, да хвалить некому… А впрочем, не попадайся, ежели что — освежую… А русскую хорошо
пляшешь? Не умеешь? Ах ты, пентюх!.. А вот постой, мы Харитину в круг выведем. Вот так девка: развей горе веревочкой!
— Вот, — говорит, — и хорошо! Теперь
на свадьбе хоть сидеть тебе и нельзя, зато
плясать будешь больше…
3-й мужик. Только сделай: и замуж отдадим и
на свадьбу, скажем,
плясать приду. Хоть отродясь не плясывал,
плясать буду!
И пошло пированье в дому у Патапа Максимыча, и пошли у него столы почетные. Соезжалося
на свадьбу гостей множество. Пировали те гости неделю целую, мало показалось Патапу Максимычу, другой прихватили половину. И сколь ни бывало пиров и столов по заволжским лесам, про такие, что были
на свадьбе Василья Борисыча, слыхом никто не слыхал, никто даже во снах не видал. Во всю ширь разгулялся старый тысячник и
на старости лет согрешил —
плясать пошел
на радостях.
— Ай да Петряй! Клевашный [Проворный, сметливый, разумный.] парень! — говорил молодой лесник, Захаром звали, потряхивая кудрями. — Вот, брат, уважил так уважил… За этот горох я у тебя, Петряйко,
на свадьбе так нарежусь, что целый день песни играть да
плясать не устану.
Теперь, может быть, у брата
на свадьбе поют и
пляшут…
— Нет, буду
плясать на балу, Маро. Рука пройдет, заживет до
свадьбы, — смеюсь я. — И ты будешь
плясать, Маро, лезгинку
на нашем балу
плясать будешь!
— У-у, глупая джанночка! Ты моя подруга будешь, самая близкая… Сестра будешь…
На свадьбе моей лезгинку
плясать будешь. У-у, красавица моя, лань быстроглазая! душечка!
Я боялась лишиться моей бойкой черноглазой подруги, но желание присутствовать
на ее
свадьбе,
плясать удалую лезгинку, которую я исполняла в совершенстве, а главное — возможность уехать
на несколько дней в горы, где я не была ни разу со дня смерти деды и где меня видели в последний раз маленьким шестилетним ребенком — вот что меня обрадовало!
Молва о московитском музыканте переходила по горам и долинам;
на семейных праздниках,
на свадьбах мне первому был почет; все возрасты слушали меня с удовольствием; старость весело притопывала мне меру; юность то
плясала под мою игру, то горько задумывалась.