Неточные совпадения
Но так как возраст берет свое, то большая часть французской молодежи отбывает юность артистическим периодом, то
есть живет, если нет денег,
в маленьких
кафе с маленькими гризетками
в quartier Latin, [Латинском квартале (фр.).] и
в больших
кафе с большими лоретками, если
есть деньги.
За двадцать лет я, может
быть, раза три бывал
в кафе.
Коля провел князя недалеко, до Литейной,
в одну кафе-биллиардную,
в нижнем этаже, вход с улицы. Тут направо,
в углу,
в отдельной комнатке, как старинный обычный посетитель, расположился Ардалион Александрович, с бутылкой пред собой на столике и
в самом деле с «Indеpendance Belge»
в руках. Он ожидал князя; едва завидел, тотчас же отложил газету и начал
было горячее и многословное объяснение,
в котором, впрочем, князь почти ничего не понял, потому что генерал
был уж почти что готов.
— Не забудьте, Лазер, накормить девушек обедом и сведите их куда-нибудь
в кинематограф. Часов
в одиннадцать вечера ждите меня. Я приеду поговорить. А если кто-нибудь
будет вызывать меня экстренно, то вы знаете мой адрес: «Эрмитаж». Позвоните. Если же там меня почему-нибудь не
будет, то забегите
в кафе к Рейману или напротив,
в еврейскую столовую. Я там
буду кушать рыбу-фиш. Ну, счастливого пути!
Знает ли он, что вот этот самый обрывок сосиски, который как-то совсем неожиданно вынырнул из-под груды загадочных мясных фигурок,
был вчера ночью обгрызен
в Maison d'Or [«Золотом доме» (ночной ресторан)] генерал-майором Отчаянным
в сообществе с la fille Kaoulla? знает ли он, что
в это самое время Юханцев, по сочувствию, стонал
в Красноярске, а члены взаимного поземельного кредита восклицали: «Так вот она та пропасть, которая поглотила наши денежки!» Знает ли он, что вот этой самой рыбьей костью (на ней осталось чуть-чуть мясца) русский концессионер Губошлепов ковырял у себя
в зубах, тщетно ожидая
в кафе Риш ту же самую Кауллу и мысленно ропща: сколько тыщ уж эта шельма из меня вымотала, а все только одни разговоры разговаривает!
Если, по обстоятельствам, вам придется где-нибудь остаться одному, то я
буду ожидать вас
в ближайшем
кафе, и вы уплатите за мою консоммацию.
Оказывается, что адюльтер совершил не он, а Жюль, а он, Альфред, ни у тетушки, ни
в театре, ни
в кафе не
был… где же он, однако,
был?
Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и
в глаза и за глаза;
была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные
кафе, но
в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество.
Однако
было желание сидеть — именно с ним —
в этом
кафе, которое мне понравилось.
Кончилось тем, что я назначила ему полчаса, а он усадил меня за столик
в соседнем
кафе, и я, за выпитый там стакан шоколада, выслушала столько любезностей, что этот шоколад
был мне одно мучение.
Шагая
в ногу, как солдаты, мы обогнули
в молчании несколько углов и вышли на площадь. Филатр пригласил зайти
в кафе. Это
было так странно для моего состояния, что я согласился. Мы заняли стол у эстрады и потребовали вина. На эстраде сменялись певицы и танцовщицы. Филатр стал снова развивать тему о трещине на стекле, затем перешел к случаю с натуралистом Вайторном, который, сидя
в саду, услышал разговор пчел. Я слушал довольно внимательно.
Возвратясь
в Ниццу, Вера Сергеевна со скуки вспомнила об этом знакомстве и как-то послала просить Долинского побывать у них когда-нибудь запросто. Нестор Игнатьевич на другой же день пошел к Онучиным.
В пять месяцев это
был его первый выход
в чужой дом.
В эти пять месяцев он один никуда не выходил, кроме кофейни,
в которой он изредка читал газеты, и то Дорушка обыкновенно ждала его где-нибудь или на бульваре, или тут же
в кафе.
С тех пор Нестор Игнатьевич вел студенческую жизнь
в Латинском квартале Парижа, то
есть жил бездомовником и отличался от прочих, истинных студентов только разве тем, что немножко чаще их просиживал вечера дома за книгою и реже таскался по ресторанам,
кафе и балам Прадо.
Долинский зашел
в кафе,
выпи/ два грога и, возвратясь домой, заснул крепким сном.
Рославлеву нетрудно
было понять настоящий смысл этой фразы; он отвечал вежливо, что, кажется, видел его однажды
в «Французском
кафе», и, не продолжая разговора, расположился молча на другом стуле.
Однажды я вышел из
кафе, когда не
было еще семи часов, — я ожидал приятеля, чтобы идти вместе
в театр, но он не явился, прислав подозрительную записку, — известно, какого рода, — а один я не любил посещать театр. Итак, это дело расстроилось. Я спустился к нижней аллее и прошел ее всю, а когда хотел повернуть к городу, навстречу мне попался старик
в летнем пальто, котелке, с тросточкой, видимо, вышедший погулять, так как за его свободную руку держалась девочка лет пяти.
— Славный вы человек, мистер Астлей, — сказал я (меня, впрочем, ужасно поразило: откуда он знает?), — и так как я еще не
пил кофе, да и вы, вероятно, его плохо
пили, то пойдемте к воксалу
в кафе, там сядем, закурим, и я вам все расскажу, и… вы тоже мне расскажете.
Довольно! Здесь опять начинается необыкновенное, и я умолкаю. Сейчас
буду пить шампанское, а потом пойду
в кафе, там сегодня играют какие-то «знаменитые» мандолинисты из Неаполя. Топпи соглашается лучше
быть застреленным, чем идти со мною: его до сих пор мучает совесть. Но это хорошо, что я
буду один.
Тогда из студенческих
кафе одним из самых бойких
было Кафе молодой Франции, и теперь еще существующее, хотя и
в измененном виде.
Студента вы всегда могли отличить по его молодости, манере одеваться, прическе, тону, жестам. Но никаких внешних отличий на нем не
было. Тогда не видно
было и тех беретов, которые теперь студенты носят как свой специальный «головной убор». Все
кафе, пивные, ресторанчики бывали полны молодежи, и вся она где-нибудь да значилась как учащаяся. Но средний, а особенно типичный студент, проводил весь свой день где угодно, но только не
в аудиториях.
Все эти члены тогдашней оппозиции обходились с Гамбеттой как с равным, хотя он
был еще тогда только газетный репортер и адвокат с очень малой практикой. Но он уже приобрел известность оратора на сходках молодежи Латинского квартала. Его красноречие уже лилось рекой, всего чаще
в тогдашнем Cafe Procope — древнем
кафе (еще из XVIII века), теперь уже там не существующем.
Истинным духовным удовольствием
были для всех, кто пользовался его обществом, те беседы, которые так согревались и скрашивались его искрометным умом, особенно за столом
в ресторане или
в кафе за стаканом грога.
В дообеденный час он приехал один к Promenade
в фаэтоне и прошел
в книжный магазин, который тогда помещался
в том флигеле кургауза, где
была сначала читальня, а теперь временно кафе-ресторан.
В этих
кафе распевали обыкновенно слепые певцы сегедильи, аккомпанируя себе на гитарах и мандолинах. Женский пол, сидевший
в таких
кафе, принадлежал к миру проституции и «котировался» за чудовищную плату
в один реал, то
есть в 25 сантимов. Что это
были бы за отвратительные пьяные мегеры у нас, а эти несчастные «muchachas» поражали тем, как они прилично вели себя и какого
были приятного вида. И их кавалеры сидели, вместо водки, за каким-нибудь прохладительным или много — стаканом легкого белого вина.
И мы с Наке, взявши себе
в учителя испанского языка молодого студента, ходили с ним всюду, вплоть до самых простонародных
кафе, куда ходят агвадоры, то
есть носильщики воды — очень популярный тогда класс рабочих, так как водоснабжение Мадрида
было еще
в первобытном виде и на дом воду доставляли поденщики, носившие ее
в небольших бочках, которые они носили на одном плече.
Студента вы всегда могли отличить по его молодости, манере одеваться, прическе, тону, жестам. Но никаких внешних отличий на нем не
было. Тогда не видно
было и тех беретов; которые теперь студенты носят как свой специальный «головной убор». Все
кафе, пивные, ресторанчики бывали полны молодежи, и вся она где-нибудь да значилась как учащаяся. Но средний, особенно типичный студент, проводил весь свой день где угодно, но только не
в аудиториях.
Этот катар нажит
был, конечно, от ресторанной дешевой еды и от той привычки, какую приобретаешь
в Париже к разным"consommations"
в кафе, то
есть к разного рода бурде, вроде наливок из черной смородины, крыжовника и т. д.
Вечер закончился тем, что
в час нашего вечернего чая подали пиво
в изящных стаканах и Дюма стал расхваливать этот"напиток богов". Пиво
было венское, которое победило парижан на выставке 1867 года — так называемое дрейеровское"Le Gerbier". А мюнхенское захватило
кафе и пивные бульваров уже позднее,
в 80-х и особенно
в 90-х годах.
Вы могли изо дня
в день видеть, как студент отправлялся сначала
в cremerie, потом
в пивную, сидел там до завтрака, а между завтраком и обедом опять
пил разные напитки, играл на бильярде,
в домино или
в карты, целыми часами сидел у
кафе на тротуаре с газетой или
в болтовне с товарищами и женщинами. После обеда он шел на бал к Бюллье, как кратко называли прежнюю"Closerie des Lilas", там танцевал и дурачился, а на ночь отправлялся с своей"подругой"к себе
в отельчик или к этой подруге.
Как только студент имел побольше от родителей, он непременно обзаводился подругой, которую тут же,
в Латинском квартале, выбирал из тех якобы"гризеток", которыми полна
была жизнь
кафе и бульвара St. Michel, а
в особенности — публичных балов.
Стэнлей
был очень целомудрен. И его завели нарочно
в один гостеприимный дом,"без классических языков", уверив его, что идут
в кафе.
В нижней зале
было еще пусто
в ожидании прихода"барышень". Он все ходил и осматривался. Эта пустота и отделка дома начали приводить его
в недоумение. И он не выдержал и все спрашивал...
— Конечно, — согласился он, — что ж! Вы думаете, я, как парижский лавочник или limonadier [хозяин
кафе (фр.).], забастую с рентой и
буду ходить
в домино играть, или по-российски
в трех каретах
буду ездить, или палаццо выведу на Комском озере и там хор музыкантов, балет, оперу заведу? Нет, дорогой Иван Алексеевич, не так я на это дело гляжу-с!.. Силу надо себе приготовить… общественную… политическую…
В своей личной жизни Ленин любил порядок и дисциплину,
был хороший семьянин, любил сидеть дома и работать, не любил бесконечных споров
в кафе, к которым имела такую склонность русская радикальная интеллигенция.
Его слово «простенькое» невольно навело меня на мысль не идти
в простенькое
кафе, а идти
в Швейцергоф, туда, где
были те, которые его слушали.
Катковский лицей
в первые годы своего существования, то
есть в конце шестидесятых годов, помещался
в Москве, на Большой Дмитровке,
в том самом доме, где ныне огромный электрический фонарь освещает по вечерам вход
в один из разнузданных московских кафе-шантанов, известный под именем «Salon de Variete», или, попросту говоря языком московских «саврасов», «салошки».
В кишиневском «Эльдорадо» — так назывался кафе-шантан — играл густо напомаженный еврей-тапер
в розовом галстуке, и под звуки его музыки
пели надорванными голосами разные дульсинеи-арфянки
в сильно декольтированных яркого цвета платьях, с очень короткими юбками.
На сцене шла новая оперетка, и кроме того приманкой служила «парижская дива», начавшая, как утверждали злые языки, свою карьеру
в полпивных Латинского квартала, перешедшая оттуда
в заурядный парижский кафе-шантан, с подмостков которого прямо и попала на сцену «Аквариума»
в качестве «парижской знаменитости», имя которой крупными буквами
было напечатано на афишах.
Фебуфис вскоре же прислал первые письма на имя Пика. Как
в жизни и
в искусстве, так и
в письмах своих он стремился
быть более красивым, чем натуральным и искренним, но тем не менее письма его чрезвычайно нравились Пику и тем из их товарищей, которые имели сродные свойства самодовлеющих художественных натур воспоминаемого времени. Стоило молодой буфетчице
кафе, куда адресовалась корреспонденция маленького Пика, показать конверт, надписанный на его имя, как все вскричали...
Устроив у себя
в мастерской все опять как
было, по-старому, Фебуфис пошел, по обыкновению, вечером
в кафе, где сходились художники, и застал там
в числе прочих скульптора, занимавшего помещение под его мастерскою. Они повидались дружески, как всегда
было прежде, но скульптор скоро начал подшучивать над демократическими убеждениями Фебуфиса и рассказал о возне, которую он слышал у него
в мастерской.
Молодые люди ударили по рукам, и офицер откланялся и ушел, а Фебуфис, проводив его, отправился
в кафе, где провел несколько часов с своими знакомыми и весело шутил с красивыми служанками, а когда возвратился вечером домой, то нашел у себя записку,
в которой
было написано...