Неточные совпадения
— Мне в «
Норме», — продолжала Мари после второго уже акта, — по преимуществу, нравится она сама; я как-то ужасно ей сочувствую и
понимаю ее.
Есть в предыдущем поколении и другие исключения из определенной нами
нормы. Это, например, те, суровые прежде, мудрецы, которые
поняли наконец, что надо искать источник мудрости в самой жизни, и вследствие того сделались в сорок лет шалунами, жуирами и стали совершать подвиги, приличные только двадцатилетним юношам, — да, если правду сказать, так и тем неприличные. Но об исключениях такого рода распространяться не стоит.
И таких предписаний, — исходящих как бы от самой природы и от знающего тайны ее знахаря, строгих и точных, совершенно напоминающих по форме своей
нормы любого права и, однако, столь отличных от них по существу, — так много записано и рассеяно в устном предании, что приходится считаться с этим древним и вечно юным правом, отводить ему почетное место, помнить, что забывать и изгонять народную обрядность — значит навсегда отказаться
понять и узнать народ.
Теперь только Пьер
понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную
норму.
«Теперь только Пьер
понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобно тому спасательному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную
норму».
Этика закона и
нормы не
понимает еще творческого характера нравственного акта, и потому неизбежен переход к этике творчества, этике истинного призвания и назначения человека.
Кантовская этика закона противополагает себя принципу эвдемонизма, счастья как цели человеческой жизни, но под счастьем и эвдемонизм
понимает отвлеченную
норму добра и совсем не интересуется счастьем живой неповторимой индивидуальной человеческой личности.
Она не увидела в Св. писании предписаний о творчестве, а понятны для нее были прежде всего предписания и
нормы, она не вникла в смысл притч, не
поняла призыва к человеческой свободе, хотела знать лишь откровенное, а не сокровенное.
Евангелие невозможно
понять как
норму и закон.
Этика законническая, нормативная, для которой свобода есть лишь условие выполнения
нормы добра, не
понимает трагизма нравственной жизни.
И потому свободу она должна
понимать как первоисточник, как внутреннюю творческую энергию, а не как способность следовать
нормам и осуществлять заданную цель.
— Я из всего этого не вижу никакого выхода. Умерло непосредственное чувство, — умерло все. Его нельзя заменить никаким божеством, никакими философскими категориями и
нормами, никакими «я
понял». Раз же это так, то, конечно, вы в сущности правы: для чего оставаться жить? Не для того же, в самом деле, чтоб бичевать себя и множить число «лишних людей»…