Неточные совпадения
«Я ничего
не открыл. Я только узнал то, что я знаю. Я
понял ту
силу, которая
не в одном прошедшем дала мне жизнь, но теперь дает мне жизнь. Я освободился от обмана, я узнал хозяина».
— Я боюсь, что она сама
не понимает своего положения. Она
не судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она
не в силах будет ничего сказать, она только ниже опустит голову.
Она знала, что никогда он
не будет
в силах понять всей глубины ее страданья; она знала, что за его холодный тон при упоминании об этом она возненавидит его.
— Да, да… — сказал Степан Аркадьич,
не в силах отвечать, так как слезы подступали ему к горлу. — Да, да. Я
понимаю вас, — наконец выговорил он.
Поняв чувства барина, Корней попросил приказчика прийти
в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович
понял, что он
не в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого
не велел принимать и
не вышел обедать.
Вы
не так
понимаете; я даже думал, что если уж принято, что женщина равна мужчине во всем, даже
в силе (что уже утверждают), то, стало быть, и тут должно быть равенство.
Не то чтоб он
понимал, но он ясно ощущал, всею
силою ощущения, что
не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем бы то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям
в квартальной конторе, и будь это всё его родные братья и сестры, а
не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже ни
в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты
не испытывал подобного странного и ужасного ощущения.
В последнее время она стала все чаще и больше разговаривать с своею старшей девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще
не понимала, но зато очень хорошо
поняла, что нужна матери, и потому всегда следила за ней своими большими умными глазками и всеми
силами хитрила, чтобы представиться все понимающею.
— Я вас
не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я
не понимаю, как можно
не признавать принсипов, правил!
В силу чего же вы действуете?
Одинцова ему нравилась: распространенные слухи о ней, свобода и независимость ее мыслей, ее несомненное расположение к нему — все, казалось, говорило
в его пользу; но он скоро
понял, что с ней «
не добьешься толку», а отвернуться от нее он, к изумлению своему,
не имел
сил.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула
в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил
в нем
не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто
не носит. Самгин
понимал, что
не в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее слово за собою. Глядя
в окно, он сказал...
Я
в живописи ничего
не понимаю, а
силу везде
понимаю.
В течение пяти недель доктор Любомудров
не мог с достаточной ясностью определить болезнь пациента, а пациент
не мог
понять, физически болен он или его свалило с ног отвращение к жизни, к людям? Он
не был мнительным, но иногда ему казалось, что
в теле его работает острая кислота, нагревая мускулы, испаряя из них жизненную
силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение нервов.
В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые лица, фразы.
— Для того, чтоб хорошо
понять,
не следует торопиться верить;
сила познания —
в сомнении.
— Совершенно ясно, что культура погибает, потому что люди привыкли жить за счет чужой
силы и эта привычка насквозь проникла все классы, все отношения и действия людей. Я —
понимаю: привычка эта возникла из желания человека облегчить труд, но она стала его второй природой и уже
не только приняла отвратительные формы, но
в корне подрывает глубокий смысл труда, его поэзию.
— Я ненавижу поповское православие, мой ум направлен на слияние всех наших общин — и сродных им —
в одну. Я — христианство
не люблю, — вот что! Если б люди твоей… касты, что ли, могли
понять, что такое христианство,
понять его воздействие на
силу воли…
И все-таки он был поражен, даже растерялся, когда, шагая
в поредевшем хвосте толпы, вышел на Дворцовую площадь и увидал, что люди впереди его становятся карликами.
Не сразу можно было
понять, что они падают на колени, падали они так быстро, как будто невидимая
сила подламывала им ноги. Чем дальше по направлению к шоколадной массе дворца, тем более мелкими казались обнаженные головы людей; площадь была вымощена ими, и
в хмурое, зимнее небо возносился тысячеголосый рев...
— Однако — и убийство можно
понять. «Запрос
в карман
не кладется», — как говорят. Ежели стреляют
в министра, я
понимаю, что это запрос, заявление, так сказать: уступите, а то — вот! И для доказательства
силы — хлоп!
— Революция с подстрекателями, но без вождей… вы
понимаете? Это — анархия. Это —
не может дать результатов, желаемых разумными
силами страны. Так же как и восстание одних вождей, — я имею
в виду декабристов, народовольцев.
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина,
не в силах остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его
не уставится
в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола, теряя туфли с босых ног; садясь на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было
понять, почему он
не падает вперед, головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
—
Не брани меня, Андрей, а лучше
в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек
не сошел с языка. Все знаю, все
понимаю, но
силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один
не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
Она
понимала, что если она до сих пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца и вести удачно войну, то этим обязана была вовсе
не своей
силе, как
в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но
в открытом поле перевес был
не на ее стороне, и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок пространства и минуту времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.
Сама Агафья Матвеевна
не в силах была
не только пококетничать с Обломовым, показать ему каким-нибудь признаком, что
в ней происходит, но она, как сказано, никогда
не сознавала и
не понимала этого, даже забыла, что несколько времени назад этого ничего
не происходило
в ней, и любовь ее высказалась только
в безграничной преданности до гроба.
Он чувствовал, что и его здоровый организм
не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума, воли, нерв. Он
понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся
силы в этих скрытых от глаз борьбах души со страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.
«Нет, это
не ограниченность
в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие природы, ее лучшие
силы, положенные прямо
в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать
в себе эту красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить
в нее, быть искренним,
понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой
силой, если
не выше
силы ума, то хоть наравне с нею.
— Я как-нибудь, через брата, или соберусь с
силами и сама отвечу на эти письма, дам
понять,
в каком я положении, отниму всякие надежды на свидание. А теперь мне нужно пока дать ему знать только, чтоб он
не ходил
в беседку и
не ждал напрасно…
Нехлюдов вспомнил всё, что он видел вчера, дожидаясь
в сенях, и
понял, что наказание происходило именно
в то время, как он дожидался, и на него с особенной
силой нашло то смешанное чувство любопытства, тоски, недоумения и нравственной, переходящей почти
в физическую, тошноты, которое и прежде, но никогда с такой
силой не охватывало его.
Розовский, очевидно,
не в силах был
понять того, что его ожидало, и, как будто торопясь, пошел, почти побежал вперед всех по коридору.
Хотя, к несчастию,
не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв во множестве таких случаев и что пожертвовать, например, из своей кипучей юностью жизни пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку, хотя бы для того только, чтобы удесятерить
в себе
силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, — такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем
не по
силам.
— Изыди, отче! — повелительно произнес отец Паисий, —
не человеки судят, а Бог. Может, здесь «указание» видим такое, коего
не в силах понять ни ты, ни я и никто. Изыди, отче, и стадо
не возмущай! — повторил он настойчиво.
Затем предоставлено было слово самому подсудимому. Митя встал, но сказал немного. Он был страшно утомлен и телесно, и духовно. Вид независимости и
силы, с которым он появился утром
в залу, почти исчез. Он как будто что-то пережил
в этот день на всю жизнь, научившее и вразумившее его чему-то очень важному, чего он прежде
не понимал. Голос его ослабел, он уже
не кричал, как давеча.
В словах его послышалось что-то новое, смирившееся, побежденное и приникшее.
«Сам видел,
в руках у них видел три тысячи как одну копеечку, глазами созерцал, уж нам ли счету
не понимать-с!» — восклицал Трифон Борисович, изо всех
сил желая угодить «начальству».
— Знаю, что наступит рай для меня, тотчас же и наступит, как объявлю. Четырнадцать лет был во аде. Пострадать хочу. Приму страдание и жить начну. Неправдой свет пройдешь, да назад
не воротишься. Теперь
не только ближнего моего, но и детей моих любить
не смею. Господи, да ведь
поймут же дети, может быть, чего стоило мне страдание мое, и
не осудят меня! Господь
не в силе, а
в правде.
Мужик бьет ее, бьет с остервенением, бьет, наконец,
не понимая, что делает,
в опьянении битья сечет больно, бесчисленно: «Хоть ты и
не в силах, а вези, умри, да вези!» Клячонка рвется, и вот он начинает сечь ее, беззащитную, по плачущим, по «кротким глазам».
Главное
в том, что ничего-то он
не мог разгадать из ее намерений; выманить же лаской или
силой не было тоже возможности:
не далась бы ни за что, а только бы рассердилась и отвернулась от него вовсе, это он ясно тогда
понимал.
— Да, могу благодарить моего создателя, — сказала Марья Алексевна: — у Верочки большой талант учить на фортепьянах, и я за счастье почту, что она вхожа будет
в такой дом; только учительница-то моя
не совсем здорова, — Марья Алексевна говорила особенно громко, чтобы Верочка услышала и
поняла появление перемирия, а сама, при всем благоговении, так и впилась глазами
в гостей: —
не знаю,
в силах ли будет выйти и показать вам пробу свою на фортепьянах. — Верочка, друг мой, можешь ты выйти, или нет?
После Июньских дней я видел, что революция побеждена, но верил еще
в побежденных,
в падших, верил
в чудотворную
силу мощей,
в их нравственную могучесть.
В Женеве я стал
понимать яснее и яснее, что революция
не только побеждена, но что она должна была быть побежденной.
Мы ничего
не понимали в них, но видели, что
сила на стороне матушки и что
в то же время она чем-то кровно обидела отца.
— Э!
не говори! Есть что-то,
понимаешь,
в натуре такое… Я
не говорю, что непременно там нечистая
сила или что-нибудь такое сверхъестественное… Может быть, магнетизм… Когда-нибудь наука дойдет…
Умный старик
понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее
в гимназию
не было
сил. Ведь только и свету было
в окне, что одна Устенька. Да и она тосковать будет
в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего
не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже
не лучше. Один совет — отправить Устеньку
в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.
Он
понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что
в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости,
не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного раньше
не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион
понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною
силой, как хорошая паровая машина.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы
не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, —
в них скрыта животворящая
сила, и никто
не имеет права скрывать эту
силу. Деньги должны работать, как всякая
сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
Именно это и
понимал Стабровский,
понимал в ней ту энергичную сибирскую женщину, которая
не удовлетворится одними словами, которая для дела пожертвует всем и будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут была своя поэзия, — поэзия
силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
— Да, поди-ка, и сам-от господь
не всегда
в силе понять, где чья вина…
— Это — ерунда; такая
сила —
не сила! Настоящая
сила —
в быстроте движения; чем быстрей, тем сильней, —
понял?
Гносеология рефлектирует над категориями, но
не в силах понять источник категорий и причину ограниченности нашего знания.
Ни философия позитивная, ни философия критическая
не в силах понять происхождения и значения времени и пространства, законов логики и всех категорий, так как исходит
не из первичного бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания,
не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
И до сих пор мир
не понимает, почему Христос
не пришел
в силе и славе, почему
не явил Своей божественной мощи, почему так бессильна религия Христа
в истории, почему христианство получает удар за ударом и
не удается,
не устраивает этого мира.
И
не хочет
понять самой простой истины: что
не нужно усыплять
в человеке его внутренние
силы и связывать ему руки и ноги, если хотят, чтоб он мог успешно бороться с своими врагами.
Но если это так трудно и совершенно даже невозможно
понять, то неужели я буду отвечать за то, что
не в силах был осмыслить непостижимое?