Неточные совпадения
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье,
в особенности; но оттого ли, что
в словах его было более личной веры
в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы испугались и опять всем
обществом пали на колени.
— Вы ошибаетесь опять: я вовсе не гастроном: у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а
спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку
в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело. То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или радоваться, и притом грусть
в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична…
Впрочем, если слово из улицы
попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего
общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят
в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски
в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу
в русском вкусе.
Ты мне теперь не поверишь, но я тебе говорю: мы вот с тобой
попали в женское
общество, и нам было приятно; но бросить подобное
общество — все равно что
в жаркий день холодною водой окатиться.
Перед обедом
общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке;
в половине одиннадцатого Анна Сергеевна уходила к себе
в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась
спать.
Замолчит побежденный Илья Иванович, и опять все
общество погрузится
в дремоту. Илюша, завалившись за спину матери, тоже дремлет, а иногда и совсем
спит.
Между ними была пара живых фазанов, которые, вероятно,
в первый раз
попали в такое демократическое
общество.
Обычаи здесь патриархальные: гости пообедают, распростятся с хозяином и отправятся домой
спать, и хозяин ляжет, а вечером явятся опять и садятся за бостон до ужина.
Общество одно. Служащие, купцы и жены тех и других видятся ежедневно и… живут все
в больших ладах.
Приехав
в Петербург и остановившись у своей тетки по матери, графини Чарской, жены бывшего министра, Нехлюдов сразу
попал в самую сердцевину ставшего ему столь чуждого аристократического
общества. Ему неприятно было это, а нельзя было поступить иначе. Остановиться не у тетушки, а
в гостинице, значило обидеть ее, и между тем тетушка имела большие связи и могла быть
в высшей степени полезна во всех тех делах, по которым он намеревался хлопотать.
Этим, конечно, Хиония Алексеевна ничего не хотела сказать дурного о Привалове, который стоит выше всех этих сплетен и разных толков, но ведь
в провинции ему покажется страшно скучно, и он может увлечься, а если
попадет в такое
общество…
Когда Чаадаев возвратился, он застал
в России другое
общество и другой тон. Как молод я ни был, но я помню, как наглядно высшее
общество пало и стало грязнее, раболепнее с воцарения Николая. Аристократическая независимость, гвардейская удаль александровских времен — все это исчезло с 1826 годом.
— Никакого. С тех пор как я вам писал письмо,
в ноябре месяце, ничего не переменилось. Правительство, чувствующее поддержку во всех злодействах
в Польше, идет очертя голову, ни
в грош не ставит Европу,
общество падает глубже и глубже. Народ молчит. Польское дело — не его дело, — у нас враг один, общий, но вопрос розно поставлен. К тому же у нас много времени впереди — а у них его нет.
Вместе с министерством Голицына
пали масонство, библейские
общества, лютеранский пиетизм, которые
в лице Магницкого
в Казани и Рунича
в Петербурге дошли до безграничной уродливости, до диких преследований, до судорожных плясок, до состояния кликуш и бог знает каких чудес.
Об застое после перелома
в 1825 году мы говорили много раз. Нравственный уровень
общества пал, развитие было перервано, все передовое, энергическое вычеркнуто из жизни. Остальные — испуганные, слабые, потерянные — были мелки, пусты; дрянь александровского поколения заняла первое место; они мало-помалу превратились
в подобострастных дельцов, утратили дикую поэзию кутежей и барства и всякую тень самобытного достоинства; они упорно служили, они выслуживались, но не становились сановитыми. Время их прошло.
Мудрено, кажется,
пасть далее этих летучих мышей, шныряющих
в ночное время середь тумана и слякоти по лондонским улицам, этих жертв неразвития, бедности и голода, которыми
общество обороняет честных женщин от излишней страстности их поклонников… Конечно,
в них всего труднее предположить след материнских чувств. Не правда ли?
Работала она
в спальне, которая была устроена совершенно так же, как и
в Малиновце. Около осьми часов утра
в спальню подавался чай, и матушка принимала вотчинных начальников: бурмистра и земского, человека грамотного, служившего
в конторе писарем. Последнюю должность обыкновенно занимал один из причетников, нанимавшийся на общественный счет. Впрочем, и бурмистру жалованье уплачивалось от
общества, так что на матушку никаких расходов по управлению не
падало.
Он
попадает из столицы
в небольшой губернский город, очаровывает все
общество, которое сам открыто презирает, говорит дерзости губернским магнатам и производит более или менее забавные дебоши.
Стало быть, если, как говорят, представителей
общества, живущих
в Петербурге, только пять, то охранение доходов каждого из них обходится ежегодно казне
в 30 тысяч, не говоря уже о том, что из-за этих доходов приходится, вопреки задачам сельскохозяйственной колонии и точно
в насмешку над гигиеной, держать более 700 каторжных, их семьи, солдат и служащих
в таких ужасных ямах, как Воеводская и Дуйская
пади, и не говоря уже о том, что, отдавая каторжных
в услужение частному
обществу за деньги, администрация исправительные цели наказания приносит
в жертву промышленным соображениям, то есть повторяет старую ошибку, которую сама же осудила.
Какие молодцы
попадали сюда на службу уже после реформы 1884 г., видно из приказов о смещении с должностей, о предании суду или из официальных заявлений о беспорядках по службе, доходивших «до наглого разврата» (приказ № 87-й 1890 г.), или из анекдотов и рассказов, вроде хотя бы рассказа о каторжном Золотареве, человеке зажиточном, который водил компанию с чиновниками, кутил с ними и играл
в карты; когда жена этого каторжника заставала его
в обществе чиновников, то начинала срамить его за то, что он водит компанию с людьми, которые могут дурно повлиять на его нравственность.
Старался его уговорить, чтоб возвратился
в Петербург, старался ему доказать, что малые и частные неустройства
в обществе связи его не разрушат, как дробинка,
падая в пространство моря, не может возмутить поверхности воды.
Генерал, хотя и был
в опале и чувствовал, что сам виноват, но все-таки надолго надулся; жаль ему было Афанасия Ивановича: «такое состояние и ловкий такой человек!» Недолго спустя генерал узнал, что Афанасий Иванович пленился одною заезжею француженкой высшего
общества, маркизой и легитимисткой, что брак состоится, и что Афанасия Ивановича увезут
в Париж, а потом куда-то
в Бретань.
Давно все знали
в Москве, что и
в Петербурге политическая возбужденность совсем
упала,
в обществе начался критический разбор либерализма, но еще
в Москве не знали хорошо, во что ударились рассеянные остатки петербургских псевдолибералов.
Вместе с этим Николай Степанович
попал через Горностаева
в члены нескольких ученых
обществ и вошел
в кружок чиновной аристократии с либерально-консервативным направлением, занимавшей
в это время видные места
в департаментской иерархии.
Это я сделал, когда романтизировал, хотел быть благодетелем человечества, филантропическое
общество основать…
в такую тогда колею
попал.
В сущности, Вачегин был глупый и несуразный мужик, но его
общество выбрало впридачу Кожину и Семенычу на том основании, что Вачегин уж постоит на своем, благо господь
пастью его наградил.
Майзель и Тетюев
нападали на несправедливость действия кукарского заводоуправления по отношению к крестьянскому
обществу в том смысле, что заводоуправление то допускало напрасные послабления, то устраивало бесполезные прижимки...
Лаптев по-прежнему ухаживал за Лушей, посылал букеты и говорил свои армейские комплименты; но этот избалованный набоб не умел
попасть в тон, и Луша всегда скучала
в его
обществе.
— Да, ничего… скверная, — отвечал Прейн, стараясь
попасть в тон Луши. — Скажите, пожалуйста, мне показалось давеча, что я встретил вас
в обществе mademoiselle Эммы, вон
в той аллее, направо, и мне показалось, что вы гуляли с ней под руку и разговаривали о чем-то очень тихо. Конечно, это не мое дело, но мне показалось немного подозрительно: и время такое раннее для уединенных прогулок, и говорили вы тихо, и mademoiselle Эмма все оглядывалась по сторонам…
Одним словом, ежели
общество еще не совсем
упало духом, то благодаря только тому, что ему известно было, что на страже этого кавардака стоит человек, который
в обиду не выдаст.
Попав не
в свое
общество, такой господин обыкновенно начинает робко, но уступите ему на волосок, и он тотчас же перескочит на дерзости.
Хрипач имел вид человека, который
попал не
в свое место, но ловко и мужественно скрывает это. От мадеры он отказался: он не привык
в этот час пить вино. Разговаривал о городских новостях, о предстоящих переменах
в составе окружного суда. Но слишком заметно было, что он и Передонов вращаются
в здешнем
обществе в различных кругах.
— Ну, братику, мы
попали в небольшое, но избранное
общество, — шепнул мне Пепко, отводя
в сторону. — От скуки челюсти свело… Недостает еще отца дьякона, гитары и домашней наливки, которая пахнет кошкой.
Девушка наскоро выпила стакан чаю и начала прощаться. Она поняла, кажется,
в какое милое
общество попала, особенно когда появилась Мелюдэ. Интересно было видеть, как встретились эти две девушки, представлявшие крайние полюсы своего женского рода. Мелюдэ с нахальством трактирной гетеры сделала вид, что не замечает Анны Петровны. Я постарался увести медичку.
Я знал много рассказов о нехороших людях, нехороших
обществах и боялся
попасть в эти
общества, частью потому, что не любил их, чувствовал к ним отвращение, частью же потому, что боялся быть обиженным.
Туалеты дам отличались изысканным щегольством; на кавалерах были сюртуки с иголочки, но
в обтяжку и с перехватом, что не совсем обыкновенно
в наше время, панталоны серые с искоркой и городские, очень глянцевитые шляпы. Низенький черный галстук туго стягивал шею каждого из этих кавалеров, и во всей их осанке сквозило нечто воинственное. Действительно, они были военные люди; Литвинов
попал на пикник молодых генералов, особ высшего
общества и с значительным весом.
Смотря по различию талантов, и повести этого рода имели больше или меньше значения; но все они заключали
в себе тот недостаток, что
попадали лишь
в небольшую (сравнительно) часть
общества и не имели почтой никакого отношения к большинству.
«Враг
общества» сидел, но, должно быть, ему неловко стало сидеть, когда про него говорили, что он стоит, — он медленно поднялся на ноги, низко опустив голову. Его руки бессильно повисли вдоль туловища, и вся серая длинная фигура изогнулась, как бы приготовляясь нырнуть
в пасть правосудия…
Она вообще очень любила и
в постельке поваляться, и покушать — не столько хорошо и тонко, сколько много, — и погулять на чистом воздухе, и покупаться
в свежей воде, и быть
в многолюдном
обществе, а более всего — потанцевать до
упаду и до бешенства; может быть, потому, что Домна Осиповна считала себя очень грациозною
в танцах.
Способности Пигасова не выходили из разряда обыкновенных; терпением и настойчивостью он отличался, но особенно сильно было
в нем чувство честолюбия, желание
попасть в хорошее
общество, не отстать от других, назло судьбе.
Потом красавица жена, ему преданная и постоянно удивляющаяся его героизму и возвышенным чувствам; мимоходом под шумок, — внимание какой-нибудь графини из «высшего
общества»,
в которое он непременно
попадет через брак свой с Зиной, вдовой князя К., вице-губернаторское место, денежки, — одним словом, все, так красноречиво расписанное Марьей Александровной, еще раз перешло через его вседовольную душу, лаская, привлекая ее и, главное, льстя его самолюбию.
— Обратите внимание прежде всего на то, что вы
в порядочном и благовоспитанном
обществе, — продолжал Индюк. — Это что-нибудь значит… да… Многие считают за честь
попасть к нам на двор, но — увы! — это редко кому удается.
Наташа. Там, говорят, поскорее нужно составить
общество для помощи погорельцам. Что ж? Прекрасная мысль. Вообще нужно помогать бедным людям, это обязанность богатых. Бобик и Софочка
спят себе,
спят как ни
в чем не бывало. У нас так много народу везде, куда ни пойдешь, полон дом. Теперь
в городе инфлюэнца, боюсь, как бы не захватили дети.
Когда
общество тронулось, я,
в совершенном безразличии, пошел было за ним, но, когда его скрыла следующая дверь, я, готовый
упасть на пол и заснуть, бросился к дивану, стоявшему у стены широкого прохода, и сел на него
в совершенном изнеможении.
— Вы видите, — продолжал Поп, и его рука, лежавшая на столе, стала нервно дрожать. Моя рука тоже лежала на столе и так же задрожала, как рука Попа. Он нагнулся и, широко раскрыв глаза, произнес: — Вы понимаете? Клянусь, что Галуэй ее любовник, и мы даже не знаем, чем рисковал Ганувер,
попав в такое
общество. Вы видели золотую цепь и слышали, что говорилось при этом! Что делать?
Он не кончил нигде курса и рано
попал в дурное
общество.
«Вот если б эта люстра, — мелькнуло
в голове господина Голядкина, — вот если б эта люстра сорвалась теперь с места и
упала на
общество, то я бы тотчас бросился спасать Клару Олсуфьевну.
Ученые,
в крайнем развитии своем, заняли
в обществе место второго желудка животных, жующих жвачку:
в него никогда не
попадает свежая пища — одна пережеванная, такая, которую жуют из удовольствия жевать.
Результат всех заседаний состоит разве
в том, что на членов
общества жалуются соседи за ранние их собрания, говоря, что каретным стуком мешают многим
спать.
Но
в продолжение того времени, как литераторы тридцатых годов
опали и бредили библиографией или от нечего делать наблюдали свой собственный жизненный процесс, —
общество успело познакомиться со всеми этими предметами.
Тут всё
падает на неразвитость
общества, литература виновата лишь
в том, что явилась среди такой публики.