Неточные совпадения
— Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив палец на
карте. И лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты
смотри.
Вошел, на рассвете, на станцию, — за ночь вздремнул, изломан, глаза заспаны, — взял кофею;
смотрю — Марфа Петровна вдруг садится подле меня, в руках колода
карт: «Не загадать ли вам, Аркадий Иванович, на дорогу-то?» А она мастерица гадать была.
— Одни из этих артистов просто утопают в
картах, в вине, — продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят, пересылают с места на место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно,
смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
Смотрите вы на все эти чудеса, миры и огни, и, ослепленные, уничтоженные величием, но богатые и счастливые небывалыми грезами, стоите, как статуя, и шепчете задумчиво: «Нет, этого не сказали мне ни
карты, ни англичане, ни американцы, ни мои учители; говорило, но бледно и смутно, только одно чуткое поэтическое чувство; оно таинственно манило меня еще ребенком сюда и шептало...
По дороге от Паарля готтентот-мальчишка, ехавший на вновь вымененной в Паарле лошади, беспрестанно исчезал дорогой в кустах и гонялся за маленькими черепахами. Он поймал две: одну дал в наш
карт, а другую ученой партии, но мы и свою сбыли туда же, потому что у нас за ней никто не хотел
смотреть, а она ползала везде, карабкаясь вон из экипажа, и падала.
Я отвык в три месяца от моря и с большим неудовольствием
смотрю, как все стали по местам, как четверо рулевых будто приросли к штурвалу, ухватясь за рукоятки колеса, как матросы полезли на марсы и как фрегат распустил крылья, а дед начал странствовать с юта к
карте и обратно.
Капитан и так называемый «дед», хорошо знакомый читателям «Паллады», старший штурманский офицер (ныне генерал), — оба были наверху и о чем-то горячо и заботливо толковали. «Дед» беспрестанно бегал в каюту, к
карте, и возвращался. Затем оба зорко
смотрели на оба берега, на море, в напрасном ожидании лоцмана. Я все любовался на картину, особенно на целую стаю купеческих судов, которые, как утки, плыли кучей и все жались к шведскому берегу, а мы шли почти посредине, несколько ближе к датскому.
Один оттолкнул рулевого, который давал шкуне рыскать, и начал править сам, другой
смотрел на
карту.
— «А под каким градусом лежит Пальма?» — «Подите
посмотрите сами на
карте».
— Ах, самую простую вещь, Сергей Александрыч…
Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за
картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда завидую своему мужу, который бежит из дому, чтобы провести время у Зоси. Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько не претендую на него…
Вот и
карты розданы. Взял дед свои в руки —
смотреть не хочется, такая дрянь: хоть бы на смех один козырь. Из масти десятка самая старшая, пар даже нет; а ведьма все подваливает пятериками. Пришлось остаться дурнем! Только что дед успел остаться дурнем, как со всех сторон заржали, залаяли, захрюкали морды: «Дурень! дурень! дурень!»
— А сказано так: «Человек, аще хощеши выиграть, первым делом загляни в чужие
карты, ибо свои
посмотреть всегда успеешь».
Я вышел из накуренных комнат на балкон. Ночь была ясная и светлая. Я
смотрел на пруд, залитый лунным светом, и на старый дворец на острове. Потом сел в лодку и тихо отплыл от берега на середину пруда. Мне был виден наш дом, балкон, освещенные окна, за которыми играли в
карты… Определенных мыслей не помню.
Командир «Байкала» не доверяет официальной
карте и
смотрит в свою собственную, которую сам чертит и исправляет во время плавания.
Когда она была сыта, не играла в
карты и не болтала, — лицо у ней тотчас принимало выражение почти мертвенное: сидит, бывало,
смотрит, дышит — и так и видно, что никакой мысли не пробегает в голове.
Марья Дмитриевна уронила
карты и завозилась на кресле; Варвара Павловна
посмотрела на нее с полуусмешкой, потом обратила взоры на дверь. Появился Паншин, в черном фраке, в высоких английских воротничках, застегнутый доверху. «Мне было тяжело повиноваться; но вы видите, я приехал» — вот что выражало его не улыбавшееся, только что выбритое лицо.
Когда заходил о. Сергей, они втроем садились за преферанс и играли за полночь, причем Голиковский непременно выигрывал. Нюрочка любила сидеть около него и
смотреть в
карты.
Женичка дома не жил: мать отдала его в один из лучших пансионов и сама к нему очень часто ездила, но к себе не брала; таким образом Вихров и Мари все почти время проводили вдвоем — и только вечером, когда генерал просыпался, Вихров садился с ним играть в пикет; но и тут Мари или сидела около них с работой, или просто
смотрела им в
карты.
Точно по огню для Вихрова пробежали эти два-три месяца, которые он провел потом в Воздвиженском с Мари: он с восторгом
смотрел на нее, когда они поутру сходились чай пить; с восторгом видел, как она, точно настоящая хозяйка, за обедом разливала горячее; с восторгом и подолгу взглядывал на нее, играя с ней по вечерам в
карты.
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти себя, но в ресторане решился платить за себя сам. Мы приехали. Князь взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я
посмотрел на
карту и велел принести себе полрябчика и рюмку лафиту. Князь взбунтовался.
— Ну, так я и знал! Наперед знал, что все эти предварительные сведения — всё пустяки! Однако хорошо мы знаем наше отечество… можно сказать! Посмотрите-ка, батюшка! вот эта
карта! вот на ней положение нашей льняной промышленности представлено, и против вашего уезда значится: льняная промышленность — слабо.
Улисс развертывает при этом
карту, на которой Россия разрисована разными красками,
смотря по большей или меньшей производительности хмеля.
Стыдно сказать, но делается как-то обидно и больно, когда разом целый кагал
смотрит на вас, как на дурака. Не самое название смущает, а то указывание пальцами, которое вас преследует на каждом шагу. Вы имели, например, случай обыграть в
карты и не обыграли...
— Нет, мне неловко. Я ведь бываю у городничего, в
карты иногда вместе играем… Да и вообще… На"писателей"-то, знаете, не очень дружелюбно
посматривают, а я здесь человек приезжий. Кончу дело и уеду отсюда.
Лакей, сердито
посмотрев на него и отыскав, наконец,
карты, грубо их подал.
Молодой профессор тасовал билеты, как колоду
карт, другой профессор, с звездой на фраке,
смотрел на гимназиста, говорившего что-то очень скоро про Карла Великого, к каждому слову прибавляя «наконец», и третий, старичок в очках, опустив голову,
посмотрел на нас через очки и указал на билеты.
Она
посмотрела на нас довольно весело; кроме подсвечника, пред нею на столе находилось маленькое деревенское зеркальце, старая колода
карт, истрепанная книжка какого-то песенника и немецкая белая булочка, от которой было уже раз или два откушено.
Посмотрели бы вы на него у нас в клубе, когда он садился за
карты.
Квартира Лябьевых в сравнении с логовищем Феодосия Гаврилыча представляла верх изящества и вкуса, и все в ней как-то весело
смотрело: натертый воском паркет блестел; в окна через чистые стекла ярко светило солнце и играло на листьях тропических растений, которыми уставлена была гостиная; на подзеркальниках простеночных зеркал виднелись серебряные канделябры со множеством восковых свечей; на мраморной тумбе перед средним окном стояли дорогие бронзовые часы; на столах, покрытых пестрыми синелевыми салфетками, красовались фарфоровые с прекрасной живописью лампы; мебель была обита в гостиной шелковой материей, а в наугольной — дорогим английским ситцем; даже лакеи, проходившие по комнатам, имели какой-то довольный и нарядный вид: они очень много выручали от
карт, которые по нескольку раз в неделю устраивались у Лябьева.
— Да почйсть что одна. Иногда разве вечером вздумает в дураки играть — ну, играем. Да и тут: середь самой игры остановятся, сложат
карты и начнут говорить. А я
смотрю. При покойнице, при Арине Петровне, веселее было. При ней он лишнее-то говорить побаивался; нет-нет да и остановит старуха. А нынче ни на что не похоже, какую волю над собой взял!
Вот они снова расселись, разлеглись под низким тентом, — пьют, жуют, играют в
карты, мирно и солидно беседуя,
смотрят на реку, точно это не они свистели и улюлюкали час тому назад.
— То-то я
смотрю, что такое, шершавые
карты, — а это вот отчего. А я все щупаю, — что такое, думаю, шершавая какая рубашка, а это, выходит, от этих дырочек. То-то она, рубашка-то, и шершавая.
И левой рукою опуская
карты под стол, прежде чем
посмотреть, крестила их там.
— Ну да, и в
карты хорошо играет. Но Елена Николаевна… Разве ее возможно понять? Желаю я знать, где тот человек, который бы взялся постигнуть, чего она хочет? То она весела, то скучает; похудеет вдруг так, что не
смотрел бы на нее, а там вдруг поправится, и все это без всякой видимой причины…
Андерсон,
смотря на нас, забавлялся, — так были мы все увлечены ожиданием финала; Филатр собирал
карты.
Трясущейся рукой Тоббоган выложил каре и
посмотрел на меня, ослепленный удачей. Каково было бы ему видеть моих червей! Я бросил
карты вверх крапом и подвинул ему горсть золотых монет.
Волна прошла, ушла, и больше другой такой волны не было. Когда солнце стало садиться, увидели остров, который ни на каких
картах не значился; по пути «Фосса» не мог быть на этой широте остров. Рассмотрев его в подзорные трубы, капитан увидел, что на нем не заметно ни одного дерева. Но был он прекрасен, как драгоценная вещь, если положить ее на синий бархат и
смотреть снаружи, через окно: так и хочется взять. Он был из желтых скал и голубых гор, замечательной красоты.
— Ну, — сказал мне Стерс, сдавая
карты, — вы покупаете? Ничего?! Хорошо. — Он дал
карты другим,
посмотрел свои и объявил: — Я тоже не покупаю.
Астров. Придется в Рождественном заехать к кузнецу. Не миновать. (Подходит к
карте Африки и
смотрит на нее.) А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело!
Идет время, всё ускоряя свой торопливый, мелкий шаг, золотыми пылинками в красном луче солнца мелькают во времени люди. Нунча всё чаще сдвигает густые брови, а порою, закусив губу,
смотрит на дочь, как игрок на другого, стараясь догадаться, каковы его
карты…
Маша, закрыв половину лица веером
карт, должно быть, смеялась, а Яков
смотрел в свои
карты и нерешительно трогал рукой то одну, то другую.
Весёлое солнце весны ласково
смотрело в окна, но жёлтые стены больницы казались ещё желтее. При свете солнца на штукатурке выступали какие-то пятна, трещины. Двое больных, сидя на койке, играли в
карты, молча шлёпая ими. Высокий, худой мужчина бесшумно расхаживал по палате, низко опустив забинтованную голову. Было тихо, хотя откуда-то доносился удушливый кашель, а в коридоре шаркали туфли больных. Жёлтое лицо Якова было безжизненно, глаза его
смотрели тоскливо.
За чаем Пётр развернул свою книжку,
посмотрел в неё, вдруг оживился, вскочил со стула, торопливо сдал
карты и начал считать...
Прищурив глаза, он
посмотрел в потолок, вздохнул и смешал
карты.
— Этого никто не хочет! — задумчиво проговорил Пётр, снова раскинув
карты и озабоченно поглаживая щёку. — Потому ты должен бороться с революционерами — агентами иностранцев, — защищая свободу России, власть и жизнь государя, — вот и всё. А как это надо делать — увидишь потом… Только не зевай, учись исполнять, что тебе велят… Наш брат должен
смотреть и лбом и затылком… а то получишь по хорошему щелчку и спереди и сзади… Туз пик, семь бубен, десять пик…
К счастию, ее мать, игравшая в это время в
карты, захотела
посмотреть, что дочь выиграла, и, увидав, что именно, вырвала книгу из рук дочери и почти кинула ее в лицо Николя.
— Терешка! — сказал Ижорской стремянному, который отдал свою лошадь Рославлеву, — ступай в липовую рощу,
посмотри, раскинут ли шатер и пришла ли роговая музыка; да скажи, чтоб чрез час обед был готов. Ну, любезные! — продолжал он, обращаясь к Рославлеву, — не думал я сегодня заполевать такого зверя. Вчера Оленька раскладывала
карты, и все выходило, что ты прежде недели не будешь. Как они обрадуются!
Васса. Ну, вот глупости какие… Что они — сожрут тебя? (
Смотрит на часы.) А пожалуй, верно — время позднее. Попов где-нибудь в
карты играет. Ладно. Ты это завтра утром сделаешь. Пораньше — часов в семь. Настоишь, чтобы разбудили его.
Он прошелся по бульвару, потом по улице и заглянул в окна к Шешковскому. Лаевский без сюртука сидел у стола и внимательно
смотрел в
карты.
— А каков Германн! — сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, — отроду не брал он
карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и
смотрит на нашу игру!