Неточные совпадения
Дорогою много приходило ему всяких мыслей на ум; вертелась в голове блондинка, воображенье начало даже слегка шалить, и он уже сам стал немного
шутить и подсмеиваться
над собою.
Зато любовь красавиц нежных
Надежней дружбы и родства:
Над нею и средь бурь мятежных
Вы сохраняете права.
Конечно так. Но вихорь моды,
Но своенравие природы,
Но мненья светского поток…
А милый пол, как пух, легок.
К тому ж и мнения супруга
Для добродетельной жены
Всегда почтенны быть должны;
Так ваша верная подруга
Бывает вмиг увлечена:
Любовью
шутит сатана.
— Да что вы оба,
шутите, что ль? — вскричал наконец Разумихин. — Морочите вы друг друга иль нет? Сидят и один
над другим подшучивают! Ты серьезно, Родя?
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и
шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная,
над Псалтырем.
Оттого он как будто пренебрегал даже Ольгой-девицей, любовался только ею, как милым ребенком, подающим большие надежды;
шутя, мимоходом, забрасывал ей в жадный и восприимчивый ум новую, смелую мысль, меткое наблюдение
над жизнью и продолжал в ее душе, не думая и не гадая, живое понимание явлений, верный взгляд, а потом забывал и Ольгу и свои небрежные уроки.
Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и
шутит он с улыбкой
над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.
«Если неправда, зачем она сказала это? для шутки — жестокая шутка! Женщина не станет
шутить над любовью к себе, хотя бы и не разделяла ее. Стало быть — не верит мне… и тому, что я чувствую к ней, как я терзаюсь!»
— Ты, сударыня, что, — крикнула бабушка сердито, — молода
шутить над бабушкой! Я тебя и за ухо, да в лапти: нужды нет, что большая! Он от рук отбился, вышел из повиновения: с Маркушкой связался — последнее дело! Я на него рукой махнула, а ты еще погоди, я тебя уйму! А ты, Борис Павлыч, женись, не женись — мне все равно, только отстань и вздору не мели. Я вот Тита Никоныча принимать не велю…
Она ласково подала ему руку и сказала, что рада его видеть, именно в эту минуту, когда у ней покойнее на сердце. Она, в эти дни, после свидания с Марком, вообще старалась казаться покойной, и дома, за обедом, к которому являлась каждый день, она брала
над собой невероятную силу, говорила со всеми, даже
шутила иногда, старалась есть.
— Нет, ты строг к себе. Другой счел бы себя вправе, после всех этих глупых шуток
над тобой… Ты их знаешь, эти записки… Пусть с доброй целью — отрезвить тебя,
пошутить — в ответ на твои шутки. — Все же — злость, смех! А ты и не
шутил… Стало быть, мы, без нужды, были только злы и ничего не поняли… Глупо! глупо! Тебе было больнее, нежели мне вчера…
Вечером, идучи к адмиралу пить чай, я остановился
над люком общей каюты посмотреть, с чем это большая сковорода стоит на столе. «Не хотите ли попробовать жареной акулы?» — спросили сидевшие за столом. «Нет». — «Ну так ухи из нее?» — «Вы
шутите, — сказал я, — разве она годится?» — «Отлично!» — отвечали некоторые. Но я после узнал, что те именно и не дотрогивались до «отличного» блюда, которые хвалили его.
Матрешка всегда держала двугривенные при своей особе, а целковые, которые посылала на ее долю судьба, она прятала иногда в старых тряпицах; поэтому она вопросительно посмотрела на свою барыню — уж не
шутит ли она
над ней?
Девушка знаками объяснила глухонемой, что
над ней
пошутили и что никакого жениха нет и не будет. Досифея недоверчиво покачала головой и объяснила знаками, что это ей сказала «сама», то есть Марья Степановна.
Как, в сущности, нехорошо
шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это!
Они, как петербургская ценсура, позволяют
шутить над титулярным советником, но тайного — не тронь.
Мальчишки
шутили скорее
над добрым священником, чем
над представлением о боге.
Между прочим, он вздумал
пошутить над Погорельским и стал уговаривать бывшего панцырного товарища поступить в банду.
Желая
пошутить над полуслепым Григорием, дядя Михаил велел девятилетнему племяннику накалить на огне свечи наперсток мастера.
— А-а, так ты
над бабушкой-старухой шутки
шутить затеял!
— Перестань, барин,
шутить над горькими людьми.
Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же — там
Шутили, что ли,
над отцом?
Он всё устроил сам!
Пелагея Егоровна приходит в ужас и в каком-то бессознательном порыве кричит, схватывая дочь за руки: «Моя дочь, не отдам! батюшка, Гордей Карпыч, не
шути над материнским сердцем! перестань… истомил всю душу».
— Ты, Оксюха, уж постарайся для нас-то, —
шутили часто рабочие
над своей молодайкой. — Родителю приспособила жилку, ну и нам какое-нибудь гнездышко укажи.
Парни потешались
над ней, как
над круглой дурой, и
шутили грубые шутки: то грязью запустят, то в волосы закатают сапожного вару, то вымажут сажей.
На другой день Розанов, зайдя к Лизе, застал у нее Бертольди, с которой они познакомились без всяких церемоний, и знакомство это скоро сблизило их до весьма коротких приятельских отношений, так что Розанов,
шутя, подтрунивал
над Бертольди, как она перепугала баб в бане и даже называл ее в шутку злосчастной Бертольдинькой.
Розанов говорил ему по-прежнему ты; когда тот начинал топорщиться, он
шутя называл его «царем Берендеем», подтрунивал
над привычкою его носить постоянно орден в петлице фрака и даже с некоторым цинизмом отзывался о достоинствах консервативного либерализма.
После такого осмотра дома, Павел возвратился в залу в очень веселом расположении духа и вздумал немного
пошутить над становой за все те мучения, которые она заставила его терпеть.
Иные, скрывая свое раздражение,
шутили, другие угрюмо смотрели в землю, стараясь не замечать оскорбительного, третьи, не сдерживая гнева, иронически смеялись
над администрацией, которая боится людей, вооруженных только словом.
И вдруг — мне молнийно, до головы, бесстыдно ясно: он — он тоже их… И весь я, все мои муки, все то, что я, изнемогая, из последних сил принес сюда как подвиг — все это только смешно, как древний анекдот об Аврааме и Исааке. Авраам — весь в холодном поту — уже замахнулся ножом
над своим сыном —
над собою — вдруг сверху голос: «Не стоит! Я
пошутил…»
Сидит однажды зверь лесной (это мужа они так
шутя прозвали) у себя в кабинете запершись,
над бумагой свирепствует. Стучатся. Входит Порфирий Петрович, и прямо в ноги.
«Я, — говорит, —
над тобою
шутил: помирай смело, мы тебя в родную землю зароем».
—
Над автором, если он говорит это не
шутя и от себя, а потом
над тобой, если ты действительно так понимал дружбу.
С какою уверенностью он спорит, как легко устраняет всякое противоречие и достигает цели,
шутя, с зевотой, насмехаясь
над чувством,
над сердечными излияниями дружбы и любви, словом,
над всем, в чем пожилые люди привыкли завидовать молодым».
— Поглупее! Не называете ли вы глупостью то, что я буду любить глубже, сильнее вас, не издеваться
над чувством, не
шутить и не играть им холодно, как вы… и не сдергивать покрывала с священных тайн…
Санин принялся утешать ее, упомянул об ее детях, в которых воскресала ее собственная молодость, попытался даже подтрунить
над нею, уверяя, что она напрашивается на комплименты… но она, не
шутя, попросила его «перестать», и он тут в первый раз мог убедиться, что подобную унылость, унылость сознанной старости, ничем утешить и рассеять нельзя; надо подождать, пока она пройдет сама собою.
— Ах, Оля, Оля, не смейтесь и не
шутите над этим. Да. Скажу вам откровенно, что я ищу славы, знаменитости… Но не для себя, а для нас обоих: и для вас и для меня. Я говорю серьезно. И, чтобы доказать вам всю мою любовь и все уважение, я посвящаю этот первый мой труд вам, вам, Оля!
Любили мы её больше отца, — ругала она его, пьяненького, высмеивала при нас, и это привилось нам несколько: дети переимчивы, и мы тоже
над ним, пьяным-то, шутки
шутили, нос сажей намажем, а то — перцу в ноздри ему, и — чихает, а нам смешно!
В саду собрались все рабочие, огородницы, Власьевна, — Матвей смотрел на них и молчал, изнывая от тяжёлого удивления: они говорили громко, улыбались,
шутя друг с другом, и, видимо, никто из них не чувствовал ни страха, ни отвращения перед кровью, ни злобы против Савки.
Над ним посмеивались, рассказывая друг другу об ударах, нанесённых ему.
— Это я
шучу! Не про тебя говорю, не бойся! Я ведь речи-хлопоты твои помню, дела знаю, мне всё известно, я
над твоей слезой не посмеюсь, нет, нет! Будь покоен, я
шучу!
Между тем ночь уже совсем опустилась
над станицей. Яркие звезды высыпали на темном небе. По улицам было темно и пусто. Назарка остался с казачками на завалинке, и слышался их хохот, а Лукашка, отойдя тихим шагом от девок, как кошка пригнулся и вдруг неслышно побежал, придерживая мотавшийся кинжал, не домой, а по направлению к дому хорунжего. Пробежав две улицы и завернув в переулок, он подобрал черкеску и сел наземь в тени забора. «Ишь, хорунжиха! — думал он про Марьяну: — и не
пошутит, чорт! Дай срок».
Около лужи, занимающей почти всю улицу и мимо которой столько лет проходят люди, с трудом лепясь по заборам, пробирается босая казачка с вязанкой дров за спиной, высоко поднимая рубаху
над белыми ногами, и возвращающийся казак-охотник
шутя кричит: «выше подними, срамница», и целится в нее, и казачка опускает рубаху и роняет дрова.
— Знаю, — говорит, — ангел мой, что вы приятели, да мы думали, что, может быть, он в шутку это
над тобой
пошутил.
Разве иногда в шутку с Отрожденским, когда он издевается
над вечностью и отвергает все неисследимое на том основании, что все сущее будто бы уже исследовано в своих явлениях и причинах, ну тогда я,
шутя, дозволяю себе употребить нечто вроде метафизического метода таким образом, что спросишь: известно ли ученым, отчего кошки слепыми рождаются? отчего конь коню в одном месте друг друга чешут? отчего голубь в полночь воркует?
Так тихо и мирно провел я целые годы, то сидя в моем укромном уголке, то посещая столицы Европы и изучая их исторические памятники, а в это время здесь, на Руси, всё выдвигались вопросы, реформы шли за реформами, люди будто бы покидали свои обычные кривлянья и шутки, брались за что-то всерьез; я, признаюсь, ничего этого не ждал и ни во что не верил и так, к стыду моему, не только не принял ни в чем ни малейшего участия, но даже был удивлен, заметив, что это уже не одни либеральные разговоры, а что в самом деле сделано много бесповоротного,
над чем
пошутить никакому шутнику неудобно.
Хотя Завиваев и кричал на Брагина, но это был не злой человек. Он даже
пошутил над умолявшим его Гордеем Евстратычем и, ласково потрепав по плечу, проговорил...
И никто не смотрел на сапожника, когда он, смеясь и
шутя, учил Машу варить обед, убирать комнату, а потом садился работать и шил до поздней ночи, согнувшись в три погибели
над худым, грязным сапогом.
Фома вслушался в песню и пошел к ней на пристань. Там он увидал, что крючники, вытянувшись в две линии, выкатывают на веревках из трюма парохода огромные бочки. Грязные, в красных рубахах с расстегнутыми воротами, в рукавицах на руках, обнаженных по локоть, они стояли
над трюмом и
шутя, весело, дружно, в такт песне, дергали веревки. А из трюма выносился высокий, смеющийся голос невидимого запевалы...
— Если ты серьезно дуришь — я тоже должен серьезно поступать с тобой… Я отцу твоему дал слово — поставить тебя на ноги… И я тебя поставлю! Не будешь стоять — в железо закую… Тогда устоишь… Я знаю — все это у тебя с перепою… Но ежели ты отцом нажитое озорства ради губить будешь — я тебя с головой накрою… Колокол солью
над тобой…
Шутить со мной очень неудобно!
Над Хлоповым
шутила даже сама судьба, сыгравшая с ним одну очень злую шутку в передней известного «последнего могиканина» старой дворянской Москвы, князя Г — цына.
Жевакин. А это, однако ж, бывает. У нас вся третья эскадра, все офицеры и матросы, — все были с престранными фамилиями: Помойкин, Ярыжкин, Перепреев, лейтенант. А один мичман, и даже хороший мичман, был по фамилии просто Дырка. И капитан, бывало: «Эй, ты, Дырка, поди сюда!» И, бывало,
над ним всегда
пошутишь. «Эх ты, дырка эдакой!» — говоришь, бывало, ему.