Неточные совпадения
— Ну, так до свиданья. Ты заедешь чай пить, и прекрасно! — сказала она и вышла, сияющая и веселая. Но, как только она перестала видеть его, она почувствовала то место на руке, к которому
прикоснулись его
губы, и с отвращением вздрогнула.
— Друг мой, милое мое дитя! о, не дай тебе бог никогда узнать, что чувствую я теперь, когда после многих лет в первый раз
прикасаются к моим
губам чистые
губы. Умри, но не давай поцелуя без любви!
Она быстро поднесла к моим
губам руку, но я был так зол, что только чуть-чуть
прикоснулся к этой хорошенькой, душистой ручке…
Ее грудь дышала возле моей, ее руки
прикасались моей головы, и вдруг — что сталось со мной тогда! — ее мягкие, свежие
губы начали покрывать все мое лицо поцелуями… они коснулись моих
губ… Но тут Зинаида, вероятно, догадалась, по выражению моего лица, что я уже пришел в себя, хотя я все глаз не раскрывал, — и, быстро приподнявшись, промолвила...
Он впился глазами в записку Джеммы. Длинный, изящный хвостик буквы G, первой буквы ее имени, стоявшей на конце листа, напомнил ему ее красивые пальцы, ее руку… Он подумал, что ни разу не
прикоснулся к этой руке
губами…
Когда же, наконец, его
губы и нос почти
прикасались к Зининому лицу, выросшему теперь до натуральной величины, то, испытывая сладостный туман во всем теле, Александров жадно хотел поцеловать Зинины
губы и не решался, усилием воли не позволял себе.
Стемнело. На самом верху мачты вспыхнул одинокий желтый электрический свет, и тотчас же на всем пароходе зажглись лампочки. Стеклянная будка над салоном первого класса и курительная комната тепло и уютно засияли огнями. На палубе сразу точно сделалось прохладнее. Сильный ветер дул с той стороны, где сидела Елена, мелкие соленые брызги изредка долетали до ее лица и
прикасались к
губам, но вставать ей не хотелось.
Эта борьба, эти мучения, страх, внушаемый ей мужем, добрым и ласковым, но неумолимым во всем, что касалось его чести, — все это разрушительно потрясло ее телесные силы. Когда
губы Серебряного
прикоснулись к
губам ее, она задрожала как в лихорадке, ноги под ней подкосились, а из уст вырвались слова...
Через несколько времени явилась Елена в богатом сарафане, сопровождаемая двумя сенными девушками; она держала в руках золотой поднос с одною только чаркой. Гости встали. Дворецкий наполнил чарку тройным зеленчаком, Елена
прикоснулась к ней
губами и начала обносить ее кругом гостей, кланяясь каждому, малым обычаем, в пояс. По мере того как гости выпивали чарку, дворецкий наполнял ее снова.
Саша поцеловал ей руку и сделал это ловко и с большим удовольствием. Поцеловал уж заодно руки и Дарье с Валериею, — нельзя же их обойти, — и нашел, что это тоже весьма приятно. Тем более, что они все три поцеловали его в щеку: Дарья звонко, но равнодушно, как доску, Валерия нежно, опустила глаза, — лукавые глазки, — легонько хихикнула и тихонько
прикоснулась легкими, радостными
губами, — как нежный цвет яблони, благоуханный, упал на щеку, — а Людмила чмокнула радостно, весело и крепко.
А Орлов играл ее каштановыми волосами и целовал ее руки, беззвучно
прикасаясь к ним
губами.
Губы у нее были серые, холодные, и когда он
прикоснулся к ним своими
губами, то понял, что смерть — уже в ней.
По дрожащим и жарким
губам Долинского, которыми он
прикоснулся к руке Даши, она догадалась, что он расстроен до слез, и сказала...
— Пытать так пытать, — подхватили казаки и обступили хозяйку; она неподвижно стояла перед ними, и только иногда
губы ее шептали неслышно какую-то молитву. К каждой ее руке привязали толстую веревку и, перекинув концы их через брус, поддерживающий полати, стали понемногу их натягивать; пятки ее отделились от полу, и скоро она едва могла
прикасаться до земли концами пальцев. Тогда палачи остановились и с улыбкою взглянули на ее надувшиеся на руках жилы и на покрасневшее от боли лицо.
Он
губами прикоснулся к моей руке, и несколько крупных слез выкатились из глаз.
Жадно внимала ему Суламифь, и когда он замолкал, тогда среди тишины ночи смыкались их
губы, сплетались руки,
прикасались груди. И когда наступало утро, и тело Суламифи казалось пенно-розовым, и любовная усталость окружала голубыми тенями ее прекрасные глаза, она говорила с нежной улыбкою...
На ночном столике, в чистом стакане, лежал на воде цветок, сорванный Лучковым, Уж в постели Маша приподнялась осторожно, оперлась на локоть, и ее девственные
губы тихо
прикоснулись белых и свежих лепестков…
Но, спрашивая, он уже знал, какой Николай стоит перед ним. Важность исчезла с его лица, и оно стало бледно страшной старческой бледностью, похожей на смерть, и руки поднялись к груди, откуда внезапно вышел весь воздух. Следующим порывистым движением обе руки обняли Николая, и седая холеная борода
прикоснулась к черной мокрой бородке, и старческие, отвыкшие целовать
губы искали молодых свежих
губ и с ненасытной жадностью впивались в них.
Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо; припомнилась эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачиванье головой: «Ишь ведь, испужался малец!» И особенно этот толстый его, запачканный в земле палец, которым он тихо и с робкою нежностью
прикоснулся к вздрагивающим
губам моим.
«Бюст Элен, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его
губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы
прикоснуться до нее.
Губы ее
прикоснулись к его лбу.
Горячие, сухие
губы прикоснулись к ее лбу… Ей захотелось плакать. Не желанное рожденье здорового ребенка представилось ей, а собственная смерть…
Она наклонилась поцеловать ее и инстинктивно, сама того не замечая, боялась
прикоснуться к этим чистым, девственным, полуоткрытым
губам своими
губами, еще не остывшими после бесчисленных иных поцелуев.
Молодая девушка зарыдала и обвила камень обеими руками. Ее горячие
губы прикоснулись к холодному граниту. Несколько минут она, как бы в оцепенении, не переменяла позы.
Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его
губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы
прикоснуться до нее.
Маслюхин неловкими шагами пошел за старую рябину. Глаша обежала дерево с другой стороны, чуть
прикоснулась своими свежими устами к окрашенным черным подсолнухом
губам Маслюхина и сказала ему...