Неточные совпадения
Просидев дома целый день, она придумывала средства для свиданья с
сыном и остановилась на решении написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей
принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнении с ее страстною законною нежностью к
сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
— Что, батюшка, сошники-то я приказывал взять,
принес, что ли? — спросил большой ростом, здоровенный малый, очевидно
сын старика.
— Мудреную ты мне загадку загадываешь… — изменившимся глухим голосом проговорил Василий Назарыч. —
Сын с собой ничего не
принесет в отцовский дом, а дочь…
Мы уселись около стола. Здоровая баба, одна из его невесток,
принесла горшок с молоком. Все его
сыновья поочередно входили в избу.
Я ненавидел старуху — да и
сына ее — сосредоточенной ненавистью, и много
принесло мне побоев это тяжелое чувство. Однажды за обедом она сказала, страшно выкатив глаза...
Недобрую шутку сыграл англоман с своим
сыном; капризное воспитание
принесло свои плоды.
— Возьми ты Павла Михайлыча ружье, запри его к себе в клеть и
принеси мне ключ. Вот как ты будешь сидеть на медведя! — прибавил он
сыну.
Макар Григорьев тоже иногда заходил к Павлу в номера,
принося к нему письма от полковника, который почему-то все-таки считал вернее писать к Макару Григорьеву, чем прямо на квартиру к
сыну.
Там на крыльце ожидали их Михайло Поликарпыч и Анна Гавриловна. Та сейчас же, как вошли они в комнаты, подала мороженого; потом садовник, из собственной оранжереи Еспера Иваныча,
принес фруктов, из которых Еспер Иваныч отобрал самые лучшие и подал Павлу. Полковник при этом немного нахмурился. Он не любил, когда Еспер Иваныч очень уж ласкал его
сына.
И вдруг — мне молнийно, до головы, бесстыдно ясно: он — он тоже их… И весь я, все мои муки, все то, что я, изнемогая, из последних сил
принес сюда как подвиг — все это только смешно, как древний анекдот об Аврааме и Исааке. Авраам — весь в холодном поту — уже замахнулся ножом над своим
сыном — над собою — вдруг сверху голос: «Не стоит! Я пошутил…»
Он живет изо дня в день; ничего не провидит, и только практика может вызвать его из оцепенения. Когда наступит время для практических применений, когда к нему
принесут окладной лист, или
сын его, с заплаканными глазами, прибежит из школы — только тогда он вспомнит, что нечто читал, да не догадался подумать. Но и тут его успокоит соображение: зачем думать? все равно плетью обуха не перешибешь! — "Ступай, Петя, в школу — терпи!""Готовь, жена, деньги! Новый налог бог послал!"
Ни одного дня, который не отравлялся бы думою о куске, ни одной радости. Куда ни оглянется батюшка, всё ему или чуждо, или на все голоса кричит: нужда! нужда! нужда!
Сын ли окончил курс — и это не радует: он совсем исчезнет для него, а может быть, и забудет о старике отце. Дочь ли выдаст замуж — и она уйдет в люди, и ее он не увидит. Всякая минута, приближающая его к старости,
приносит ему горе.
Но мать сама
принесла ему чай и калач с маслом. Она сразу увидела, как ее
сын мается от ломоты и через силу, с трудом передвигает свои члены, и участливо спросила...
— Люди московские! — сказал тогда Иоанн, — вы узрите ныне казни и мучения; но караю злодеев, которые хотели предать врагам государство! Плачуще, предаю телеса их терзанию, яко аз есмь судия, поставленный господом судити народы мои! И несть лицеприятия в суде моем, яко, подобно Аврааму, подъявшему нож на
сына, я самых ближних моих на жертву
приношу! Да падет же кровь сия на главу врагов моих!
Градобоев. Купеческого
сына запереть в чулан да сказать отцу, чтоб выручить приходил и выкуп
приносил; приказного отпустить, а остальных… Есть у нас работа на огороде?
«Помнишь, ты, пьяный, на ярмарке, каялся людям, что
принёс в жертву
сына, как Авраам Исаака, а мальчишку Никонова вместо барана подсунули тебе, помнишь? Верно это, верно! И за это, за правду, ты меня бутылкой ударил. Эх, задавил ты меня, погубил! И меня ты в жертву
принёс. А — кому жертва, кому? Рогатому богу, о котором Никита говорил? Ему? Эх ты…»
По отношению образования крепостных людей, отец всю жизнь неизменно держался правила: всякий крестьянин или дворовый по достижении
сыном соответственных лет обязан был испросить позволения отдать его на обучение известному ремеслу, и бывший ученик обязан был
принести барину на показ собственного изделия: овчину, рукавицы, подкову, полушубок или валенки, и только в случае одобрения работы, отцу дозволялось просить о женитьбе малого.
Если вы, любимые
сыны счастия, хотите доказать Провидению свою признательность за дары Его; если чувствительное сердце ваше имеет нужду излиться в благотворениях, то не на стогнах ищите предмета для оных — там нередко вредная праздность одевается рубищем бедности, чтобы обмануть жалость и сострадание; но спешите в сей храм добродетели,
принести ей чистые жертвы уделением вашего избытка, ибо Екатерина позволила вам благотворить вместе с Нею; там каждый дар ваш процветет и украсится сторичным плодом для святой пользы человечества.
Приду, бывало, домой — отец сразу по глазам видит. «Вышибли?» Я молчу. «Ах ты с…
сын! Вот погоди, отдам я тебя в сапожники, тогда взвоешь. Ступай
принеси веревку».
Как мы там с прислугой обращались, боже мой! Развалимся на стульях, ноги чуть не на стол положим. «Эй, ты, лакуза! шестерка!» Других и названий не было для служащих. «Не видишь, с…
сын, кому служишь? Какой ликер
принес? В морду вас бить, хамов». Тот, конечно, видит, что над ним кочевряжится свой же брат, холуй несчастный, но, по должности, молчит. И на чай при этом мы давали туго.
О горе! горе! горе нам! он здесь был —
Раввин
принес мне доказательства… я верю,
Что он — мой
сын! — я спас… он спас меня…
И он погибнуть должен… не спастись
Ему вторично от руки злодеев…
Ноэми! горе! горе для тебя!
Фернандо — брат твой!
Испанец — брат твой!
Он гибнет; он родился, чтоб погибнуть
Для нас! — он христианин!.. он твой брат!
— Я те
принесу, покажу. Увидишь — не хуже. По нужде продаёт, — предложил
сын.
Утро я провожу в Ржановом доме среди золоторотцев, вижу, как там прямо от голода умер ребенок, как мальчик стал алкоголиком, как прачка чахоточная едет полоскать белье; потом прихожу домой, и лакей в белом галстуке отворяет мне дверь, вижу, как мой
сын, мальчишка, требует от этого лакея, чтобы он
принес ему воды, вижу эту армию прислуги, работающих для нас.
Я могла бы наслаждаться счастием семейственным, удовольствиями доброй матери, богатством, благотворением, всеобщею любовию, почтением людей и — самою нежною горестию о великом отце твоем, но я все
принесла в жертву свободе моего народа: самую чувствительность женского сердца — и хотела ужасов войны; самую нежность матери — и не могла плакать о смерти
сынов моих!..
Только и думы у Трифона, только и речей с женой, что про большего
сына Алексеюшку. Фекле Абрамовне ину пору за обиду даже становилось, отчего не часто поминает отец про ее любимчика Саввушку, что пошел ложкарить в Хвостиково. «Чего еще взять-то с него? — с горьким вздохом говорит сама с собой Фекла Абрамовна. — Паренек не совсем на возрасте, а к Святой неделе тоже десять целковых в дом
принес».
— Я доподлинно от самых верных людей узнал, — продолжал Карп Алексеич, — что деньги большой
сын приносит из Осиповки… Живет у Чапурина без году неделя, когда ему такие деньги заработать?.. Тут, надо быть, другое есть.
Напрасно он называл себя ее
сыном, но она не верила, и спустя несколько времени просит он: «Позволь мне, матушка, взять сааз и идти, я слышал, здесь близко есть свадьба: сестра меня проводит; я буду петь и играть, и все, что получу,
принесу сюда и разделю с вами».
Последняя фраза в современном переводе читается так: «но единственный
Сын Божий, Тот, Восседающий рядом с Отцом,
принес нам весть о Боге» (Благая Весть. М., 1990.
В самом деле, каким же образом может оказаться иудейство религией Отца, если оно не знает
Сына, который и
принес в мир откровение об Отце, «показал в Себе Отца», явил Его людям, дал им «область быть чадами Божиими», научил их молиться: «Отче наш», «Авва Отче»?
Он мне от слова и до слова повторял кипучие речи его отца; я их теперь забыл, но смысл их тот, что укоризны их самим им
принесут позор; что он любил жену не состоянья ради, и что для одного того, чтобы их речи не возмущали покоя ее новой жизни, он отрекается от всего, что мог по ней наследовать, и он, и
сын его, он отдает свое, что нажито его трудом при ней, и…
— Как! Н-ну… — Капитон подумал. — Кабы
сын был у меня, в люди бы отдал: все кой-что домой бы
принес.
Вошел юноша на голову выше меня, тонкий и красивый. Отец познакомил нас. Видимо, — это я потом сообразил, — отец ждал, что я поэкзаменую его
сына, посмотрю его тетрадки, — он их
принес по приказанию отца. Но я не догадался, — только мельком взглянул на тетрадки и сказал: «Хорошо!»
Сын молча вышел, и за дверями опять послышался шёпот. Когда немного погодя
принесли пиво, старик при виде бутылок оживился и резко изменил свой тон.
Устроен Исмайлов был так, чтобы служба ему числилась и
приносила сопряженные с нею выгоды, а педагогическим занятиям с генеральским
сыном чтобы не мешала.
Изредка придет к нему
сын Алексей,
принесет осьмушку табачку или лычка на лапти. В окно увидит это Анна Петровна и раскудахчется...
— Люди московские! Ныне вы узрите казни и мучения, но памятуйте, что я караю злодеев, хотевших извести меня и погубивших покойную царицу и детей моих! С плачем душевным и рыданием внутренним предаю их смерти, яко аз есмь судия, Господом поставленный, судия нелицеприятный! Подобно Аврааму, поднявшему нож на
сына, я самых ближних моих
приношу на жертву! Да падет же кровь их на их же главу!
Умно приготовлено, хорошо сказано, но какие утешения победят чувство матери, у которой отнимают
сына? Все муки ее сосредоточились в этом чувстве; ни о чем другом не помышляла она, ни о чем не хотела знать. Чтобы сохранить при себе свое дитя, она готова была отдать за него свой сан, свои богатства, идти хоть в услужение. Но неисполнение клятвы должно
принести ужасное несчастие мужу ее, и она решается на жертву.
Хотя небо и не присудило ее
принести эту жертву собственными руками, с ней все же повторялась библейская история Авраама, приносящего в жертву Богу своего единственного
сына.
— Я должен покончить со всем своим прошлым, — произнес он с чувством. — Не на свежей же могиле
сына приносить жертвы мщения. Может быть, скоро предстану перед светлым ликом Вышнего Судьи. Повергну себя перед Ним и скажу ему: «Отче мой, отпусти мне долги мои, как я отпустил их должникам моим». Пускай придет. Да покараульте дочь мою и Тони. Потрудитесь, мой друг, передать им, что я занят с нужным человеком.
Вы знаете, что мать моя,
принеся на алтарь отчизны двух
сыновей,
принесла на него и все свое состояние.
— Вы, друг мой, можете быть, спасли мне нынче жизнь, — сказал старик, пожимая ему крепко руку, — оживили своей беседой наше пустынное житье, да еще вдобавок будто с собой
принесли весточку от
сына. День этот записан у меня в сердце. Во всякое время вы наш дорогой гость.
Амалия сделалась вновь беременной: это обстоятельство
принесло отраду растерзанной душе барона. Может быть, она подарит ему другого
сына… Тогда первый пусть идет в жертву неумолимому року, пусть будет лекарем!..
Сперва в божнице своей, а потом в дому божьем,
принес он трофеи
сына ко кресту того, кем побеждена самая смерть и чьей защите обязан был здравием и успехами воина, столь дорогого сердцу его.
Через несколько дней
принесли к нему письмо от Фюренгофа. «От дяди, — подумал Густав, разрывая печать. — Недаром начинает со мною родственные сношения тот, который навсегда было прервал все связи с
сыном сестры, ненавистной ему». Содержание этого письма было следующее...
Она и не предчувствовала, что в этом доме случится с
сыном эпизод, который отразится на всей его жизни, что здесь он утратит навсегда свое личное счастье, чтобы
принести его в жертву величию государства, что отсюда он выйдет, как это ни странно, несчастным «баловнем счастья».
Вечером был у меня литератор Практиканов и
принес мне богатейший материал для моей газеты «
Сын Гостиного Двора». Материал этот есть не что иное, как интимное письмо Турецкого Султана к Князю Бисмарку о своем житье-бытье. К Практиканову оно попало из мелочной лавки вместе с завернутой в него колбасой. Вот это письмо...
Одно, что он утешительного
принес домой из своего путешествия, так это воспоминание о знакомстве с Леонардом да Винчи, полюбившим его, как родного
сына.