Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в
своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и
при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Я хотел бы, например, чтоб
при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу
своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло
свою доверенность и силу, с высоты пышной
своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею
своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах
при малейшем его движении.
4. Всякий градоправитель, видящий обывателя, занимающегося делом
своим, да оставит его
при сем занятии беспрепятственно.
— Казар-р-мы! — в
свою очередь, словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил
при этом такую несосветимую клятву, что начальство чувствовало себя как бы опаленным каким-то таинственным огнем…
Хотя бесспорно, что каждый из сих трех сортов обывателей обязан повиноваться, но нельзя отрицать и того, что каждый из них может употребить
при этом
свой особенный, ему свойственный манер.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал
свои собственные законы. В оправдание
свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как
при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых
своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Уже
при первом свидании с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое время он боролся с
своею догадкою, принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем чаще повторялись свидания, тем мучительнее становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о
своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
— Филат Иринархович, — говорил, — больше на бумаге сулил, что обыватели
при нем якобы благополучно в домах
своих почивать будут, а я на практике это самое предоставлю… да-с!
И, главное, подавать нищим, потому что нищие не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу
свою спасти", — присовокупляла она, протягивая
при этом руку.
По принятому обыкновению, он сделал рекомендательные визиты к городским властям и прочим знатным обоего пола особам и
при этом развил перед ними
свою программу.
Другой пример случился
при Микаладзе, который хотя был сам либерал, но, по страстности
своей натуры, а также по новости дела, не всегда мог воздерживаться от заушений.
Но здесь я увидел, что напрасно понадеялся на
свое усердие, ибо как ни старался я выпавшие колки утвердить, но столь мало успел в
своем предприятии, что
при малейшей неосторожности или простуде колки вновь вываливались, и в последнее время господин градоначальник могли произнести только „П-плю!“.
При первом же звуке столь определенно формулированной просьбы градоначальник дрогнул. Положение его сразу обрисовалось с той бесповоротной ясностью,
при которой всякие соглашения становятся бесполезными. Он робко взглянул на
своего обидчика и, встретив его полный решимости взор, вдруг впал в состояние беспредельной тоски.
Рассказывают следующее. Один озабоченный градоначальник, вошед в кофейную, спросил себе рюмку водки и, получив желаемое вместе с медною монетою в сдачу, монету проглотил, а водку вылил себе в карман. Вполне сему верю, ибо
при градоначальнической озабоченности подобные пагубные смешения весьма возможны. Но
при этом не могу не сказать: вот как градоначальники должны быть осторожны в рассмотрении
своих собственных действий!
Кроме того,
при разводе, даже
при попытке развода, очевидно было, что жена разрывала сношения с мужем и соединялась с
своим любовником.
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял
свою палку и быстро пошел прочь к дому.
При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его
своим светом.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости
при мысли о
своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
— Мы знакомы, — сказала она, кладя
свою маленькую руку в огромную руку конфузившегося (что так странно было
при его громадном росте и грубом лице) Яшвина.
Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити
при этих словах смешалась и растерялась, как уличенный преступник. «Да, он всё знает, всё понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить
свой стыд». Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было и вдруг расплакалась и выбежала из комнаты.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома
при небольшом столе,
при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со
своим обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
— Не понимаю тебя, — сказал Левин, поднимаясь на
своем сене, — как тебе не противны эти люди. Я понимаю, что завтрак с лафитом очень приятен, но неужели тебе не противна именно эта роскошь? Все эти люди, как прежде наши откупщики, наживают деньги так, что
при наживе заслуживают презрение людей, пренебрегают этим презрением, а потом бесчестно нажитым откупаются от прежнего презрения.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после
своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с
своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся
своими упругими рессорами на быстром ходу серых, Анна,
при несмолкаемом грохоте колес и быстро сменяющихся впечатлениях на чистом воздухе, вновь перебирая события последних дней, увидала
свое положение совсем иным, чем каким оно казалось ей дома.
Не чувствуя движения
своих ног, Ласка напряженным галопом, таким, что
при каждом прыжке она могла остановиться, если встретится необходимость, поскакала направо прочь от дувшего с востока предрассветного ветерка и повернулась на ветер.
Перед отъездом Вронского на выборы, обдумав то, что те сцены, которые повторялись между ними
при каждом его отъезде, могут только охладить, а не привязать его, Анна решилась сделать над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку с ним. Но тот холодный, строгий взгляд, которым он посмотрел на нее, когда пришел объявить о
своем отъезде, оскорбил ее, и еще он не уехал, как спокойствие ее уже было разрушено.
И Анна обратила теперь в первый раз тот яркий свет,
при котором она видела всё, на
свои отношения с ним, о которых прежде она избегала думать.
«
При последнем разговоре нашем я выразил вам мое намерение сообщить
свое решение относительно предмета этого разговора.
В конце мая, когда уже всё более или менее устроилось, она получила ответ мужа на
свои жалобы о деревенских неустройствах. Он писал ей, прося прощения в том, что не обдумал всего, и обещал приехать
при первой возможности. Возможность эта не представилась, и до начала июня Дарья Александровна жила одна в деревне.
Где его голубые глаза, милая и робкая улыбка?» была первая мысль ее, когда она увидала
свою пухлую, румяную девочку с черными вьющимися волосами, вместо Сережи, которого она,
при запутанности
своих мыслей, ожидала видеть в детской.
И он вкратце повторил сам себе весь ход
своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти
при виде любимого безнадежно больного брата.
И он начал развивать
свой план освобождения,
при котором были бы устранены эти неудобства.
Этот милый Свияжский, держащий
при себе мысли только для общественного употребления и, очевидно, имеющий другие какие-то, тайные для Левина основы жизни и вместе с тем он с толпой, имя которой легион, руководящий общественным мнением чуждыми ему мыслями; этот озлобленный помещик, совершенно правый в
своих рассуждениях, вымученных жизнью, но неправый
своим озлоблением к целому классу и самому лучшему классу России; собственное недовольство
своею деятельностью и смутная надежда найти поправку всему этому — всё это сливалось в чувство внутренней тревоги и ожидание близкого разрешения.
— Нет, я бы чувствовал хотя немного, что, кроме
своего чувства (он не хотел сказать
при нем — любви)… и счастия, всё-таки жаль потерять свободу… Напротив, я этой-то потере свободы и рад.
— Оттого, что я считаю, что мировой суд есть дурацкое учреждение, — отвечал мрачно Левин, всё время ждавший случая разговориться с Вронским, чтобы загладить
свою грубость
при первой встрече.
Оставшись в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем неожиданно
при каждом движении его руки и ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор со Свияжским, хотя и много умного было сказано им, не интересовал Левина; но доводы помещика требовали обсуждения. Левин невольно вспомнил все его слова и поправлял в
своем воображении то, что он отвечал ему.
Окружающие чувствовали это и бессознательно не позволяли себе
при нем ни свободных движений, ни разговоров, ни выражения
своих желаний.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене
своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве
при разлуке?
Катавасов сначала смешил дам
своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились
при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные
свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за чаем, вызванный братом, изложил
свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо, что все заслушались его.
Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней причины, и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее для нее основанием уменьшение его любви, для него — раскаяние в том, что он поставил себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни тот, ни другой не высказывали причины
своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и
при каждом предлоге старались доказать это друг другу.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое она не видала его. Она, как и
при всяком свидании, сводила в одно
свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был.
— Не может быть! — закричал он, отпустив педаль умывальника, которым он обливал
свою красную здоровую шею. — Не может быть! — закричал он
при известии о том, что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. — И он всё так же глуп и доволен? Ну, а Бузулуков что?
И знаменитый доктор изложил
свой план лечения водами Соденскими,
при назначении которых главная цель, очевидно, состояла в том, что они повредить не могут.
При пилюлях Сергея Ивановича все засмеялись, и в особенности громко и весело Туровцын, дождавшийся наконец того смешного, чего он только и ждал, слушая разговор. Степан Аркадьич не ошибся, пригласив Песцова. С Песцовым разговор умный не мог умолкнуть ни на минуту. Только что Сергей Иванович заключил разговор
своей шуткой, Песцов тотчас поднял новый.
И действительно, она в тот же день приехала к Анне; но тон ее был уже совсем не тот, как прежде. Она, очевидно, гордилась
своею смелостью и желала, чтоб Анна оценила верность ее дружбы. Она пробыла не более десяти минут, разговаривая о светских новостях, и
при отъезде сказала...
Оставив
свой чай и тоже сожалея о перерыве интересного разговора и вместе с тем беспокоясь о том, зачем его звали, так как это случалось только
при важных случаях, Левин пошел в детскую.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что
при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он посмотрел бы на нее холодным, сознающим
свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о
своей любви, она должна бы была доказать ему, как он был виноват пред нею.
Левин не поверил бы три месяца тому назад, что мог бы заснуть спокойно в тех условиях, в которых он был нынче; чтобы, живя бесцельною, бестолковою жизнию, притом жизнию сверх средств, после пьянства (иначе он не мог назвать того, что было в клубе), нескладных дружеских отношений с человеком, в которого когда-то была влюблена жена, и еще более нескладной поездки к женщине, которую нельзя было иначе назвать, как потерянною, и после увлечения
своего этою женщиной и огорчения жены, — чтобы
при этих условиях он мог заснуть покойно.
Это была сухая, желтая, с черными блестящими глазами, болезненная и нервная женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по
своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие
при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
«Только
при таком решении я поступаю и сообразно с религией, — сказал он себе, — только
при этом решении я не отвергаю от себя преступную жену, а даю ей возможность исправления и даже — как ни тяжело это мне будет — посвящаю часть
своих сил на исправление и спасение ее».