Неточные совпадения
Точно ли так велика
пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой
в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю
город, мысли не о том, что делается
в ее доме и
в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Самгин, как всегда, слушал, курил и молчал, воздерживаясь даже от кратких реплик. По стеклам окна ползал дым папиросы, за окном, во тьме, прятались какие-то холодные огни, изредка вспыхивал новый огонек, скользил, исчезал, напоминая о кометах и о жизни уже не на окраине
города, а на краю какой-то глубокой
пропасти, неисчерпаемой тьмы. Самгин чувствовал себя как бы наполненным густой, теплой и кисловатой жидкостью, она колебалась, переливалась
в нем, требуя выхода.
— Одного ингуша — убили, другого — ранили, трое остальных повезли раненого
в город,
в больницу и —
пропали…
— Ах, Боже мой! — сказал Обломов. — Этого еще недоставало! Обломовка была
в таком затишье,
в стороне, а теперь ярмарка, большая дорога! Мужики повадятся
в город, к нам будут таскаться купцы — все
пропало! Беда!
— Я как будто получше, посвежее, нежели как был
в городе, — сказал он, — глаза у меня не тусклые… Вот ячмень показался было, да и
пропал… Должно быть, от здешнего воздуха; много хожу, вина не пью совсем, не лежу… Не надо и
в Египет ехать.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать
в город, возмутить тишину сонного
города такой громадной пирушкой, что дрогнет все
в городе, потом
пропасть месяца на три у себя, так что о нем ни слуху ни духу.
— Нашел на ком спрашивать! На нее нечего пенять, она смешна, и ей не поверили. А тот старый сплетник узнал, что Вера уходила,
в рожденье Марфеньки, с Тушиным
в аллею, долго говорила там, а накануне
пропадала до ночи и после слегла, — и переделал рассказ Полины Карповны по-своему. «Не с Райским, говорит, она гуляла ночью и накануне, а с Тушиным!..» От него и пошло по
городу! Да еще там пьяная баба про меня наплела… Тычков все разведал…
Не забуду также картины пылающего
в газовом пламени необъятного
города, представляющейся путешественнику, когда он подъезжает к нему вечером. Паровоз вторгается
в этот океан блеска и мчит по крышам домов, над изящными
пропастями, где, как
в калейдоскопе, между расписанных, облитых ярким блеском огня и красок улиц движется муравейник.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло
в голову: не лучше ли мне самому съездить
в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся на Ермолая; я послал его однажды
в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения
в течение одного дня — и
пропадал целую неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был
в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь на место охромевшего коренника.
— Гм! Все равно мальчик. Та к ходи, головой качай. Глаза есть, посмотри не могу, понимай нету. Верно — это люди
в городе живи. Олень искай не надо; кушай хочу — купи. Один сопка живи не могу — скоро
пропади.
Через год после того, как
пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами,
в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком из деревни
в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь едет
в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Выспавшись
в пуховой
пропасти, я на другой день пошел посмотреть
город: на дворе был теплый зимний день», [«Письма из Франции и Италии».
Жила она
в собственном ветхом домике на краю
города, одиноко, и питалась плодами своей профессии. Был у нее и муж, но
в то время, как я зазнал ее, он уж лет десять как
пропадал без вести. Впрочем, кажется, она знала, что он куда-то услан, и по этому случаю
в каждый большой праздник возила
в тюрьму калачи.
И съели и выпили у него за это время с три
пропасти, но когда наступил срок выборов, то
в губернский
город отправились всё те же выборные элементы, как и всегда, и поднесли Федору Васильичу на блюде белые шары.
Тот красивый подъем всех сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые радости материнства тоже прошли, и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили
в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка
в Заполье на свадьбу Харитины.
В городе все жили и веселились, а
в деревне только со скуки
пропадай.
Родные мои тогда жили на даче, а я только туда ездил: большую же часть Бремени проводил
в городе, где у профессора Люди занимался разными предметами, чтоб недаром
пропадало время до вступления моего
в Лицей.
Летом она надумала отправиться
в город к Людмиле Михайловне, с которою, впрочем, была незнакома. Ночью прошла она двадцать верст, все время о чем-то думая и
в то же время не сознавая, зачем, собственно, она идет."
Пропала!" — безостановочно звенело у нее
в ушах.
Переехав
в город, она наняла лучшую квартиру, мебель была привезена обитая бархатом, трипом [Трип — шерстяной мебельный плюш.]; во всех комнатах развешены были картины
в золотых рамах и расставлено
пропасть бронзовых вещей.
— Да что обидно-то? Разве он тут разгуляется? Как же! Гляди, наши опять отберут. Уж сколько б нашего брата ни
пропало, а, как Бог свят, велит амператор — и отберут. Разве наши так оставят ему? Как же! Hа вот тебе голые стены; а шанцы-то все повзорвали… Небось, свой значок на кургане поставил, а
в город не суется. Погоди, еще расчет будет с тобой настоящий — дай срок, — заключил он, обращаясь к французам.
— Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то
в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей и всему полку. И
пропал человек… самым подлым образом… Стал попрошайкой… замерз где-то на пристани
в Петербурге.
Город едва белел вдали
в золотисто-пыльном сиянии, и теперь уже нельзя было себе представить, что он стоит на горе. Налево плоско тянулся и
пропадал в море низкий, чуть розоватый берег.
«Идет
город Рязань!» — сказал царь и повторил: «Подайте мой лук!» Бросился Борис к коновязи, где стоял конь с саадаком, вскочил
в седло, только видим мы, бьется под ним конь, вздымается на дыбы, да вдруг как пустится, закусив удила, так и
пропал с Борисом.
Набитые полуслепыми людьми, которые равнодушно верят всему, что не тревожит, не мешает им жить
в привычном, грязном, зазорном покое, — распластались, развалились эти чужие друг другу
города по великой земле, точно груды кирпича, брёвен и досок, заготовленных кем-то, кто хотел возвести сказочно огромное здание, но тот, кто заготовил всё это богатство, —
пропал, исчез, и весь дорогой материал тоже
пропадает без строителя и хозяина, медленно сгнивая под зимними снегами и дождями осени.
Матвей выбежал за ворота, а Шакир и рабочие бросились кто куда, влезли на крышу смотреть, где пожар, но зарева не было и дымом не пахло,
город же был охвачен вихрем тревоги: отовсюду выскакивали люди, бросались друг ко другу, кричали, стремглав бежали куда-то,
пропадая в густых хлопьях весеннего снега.
Катя не отвечает и завертывается
в свой салопчик; она зябнет. Елене тоже холодно; она смотрит вдоль по дороге:
город виднеется вдали сквозь снежную пыль. Высокие белые башни с серебряными главами… Катя, Катя, это Москва? Нет, думает Елена, это Соловецкий монастырь: там много, много маленьких тесных келий, как
в улье; там душно, тесно, — там Дмитрий заперт. Я должна его освободить… Вдруг седая, зияющая
пропасть разверзается перед нею. Повозка падает, Катя смеется. «Елена! Елена!» слышится голос из бездны.
В городе заговорили, что «судья молодец», а через неделю полицеймейстер стал рассказывать, что будто «после того как у него побывал случайно по одному делу этот мировой судья, у него, полицеймейстера,
пропали со стола золотые часы, и
пропали так, что он их и искать не может, хотя знает, где они».
И с тех пор Селиванов окончательно застрял
в провинции, охранка запретила ему въезд и Москву, а там и слухи о нем
пропали. Вася получал от него приветствия через знакомых актеров и сам посылал их с теми, кто ехал служить
в тот
город, где был Селиванов, а потом следы его потерялись.
Шелавина. Да, это правда. Но если он обманет меня, так ему же хуже. Со мной шутки плохи. Я ведь не поцеремонюсь, я его, милого дружка Григория Львовича, и за дверь вытолкаю. Однако мне пора. Я бы и посидела у тебя, да
пропасть хлопот
в городе. Приезжай на свадьбу, сделай милость!
— Спешить, спешить! — вскричала она, встрепенувшись. —
В ней главная беда, главная опасность, и если все эти мерзавцы нас не оставят одних, раззвонят по
городу, — что, уж верно, и сделано, — то все
пропало! Она не выдержит этой всей кутерьмы и откажется. Во что бы то ни стало и немедленно надо увезти князя
в деревню! Слетаю сама сперва, вытащу моего болвана и привезу сюда. Должен же он хоть на что-нибудь, наконец, пригодиться! А там тот выспится — и отправимся! — Она позвонила.
В 1788 году уже почувствовался недостаток даже
в медной монете, «вдруг начали деньги оскудевать
в Москве и
в других
городах, пошли менять, там учинили затруднения, якобы не довольно было счетчиков; не получившие пошли без медных денег, другим рассказали, и кредит банка государственного и монарша слова (Екатерина дала «торжественное монаршее слово, что каждая ассигнация должна почитаться за наличные деньги и верно будет плачена»)
пропал».
Можно было думать, что сиротка куда-нибудь убежала
в другой
город или пошла просить милостыню по деревням. Гораздо любопытнее было то, что с исчезновением сиротки соединялось другое странное обстоятельство: прежде чем хватились девочки, было замечено, что без вести
пропал куда-то калачник Селиван.
Тьфу ты,
пропасть! Что за житье мне пошло? Уж не только самые сладкие нарицательные и восхитительные междометия полились рекою, но моя милая Анисья Ивановна не выпустила моей шеи из своих объятий, пока я не согласился переехать
в город на месяц."Только на один месяц!"так упрашивала она меня. Прошу же прислушать и помнить.
Да что долго рассказывать! Таким побытом я объездил все домы
в окружности верст на пятьдесят; где только прослышивал, что есть панночки или барышни, везде являлся, везде проговаривал свой диалог… и если бы из всех полученных мною тыкв вымостить дорогу, то стало бы от нашего
города Хорола до самого Киева. Конечно, это риторическая фигура, но все я
пропасть получил тыкв, до того, что меня
в околотке прозвали"арбузный паныч". Известно, что у нас тыква зовется арбузом.
Занимаясь такими мыслями, я проехал Москву, не заметив более ничего. Впрочем,
город беспорядочный! Улиц
пропасть, и куда которая ведет, ничего не понимаешь! Бог с нею! Я бы соскучил
в таком
городе.
Знакомых
пропасть было
в городе, еще по газетному делу.
Так-то бедная вдова и поплелась себе
в город, и уж бог ее знает, что там с нею подеялось. Может, присосалась где с детьми к какому-нибудь делу, а может, и
пропали все до одного с голоду. Все бывает! А впрочем, жиды своего не покидают. Худо-худо, а все-таки дадут как-нибудь прожить на свете.
Это я товарищам признак подал, чтобы готовились. Их всего пятеро — сила-то наша. Беда только, думаю, как начнут из револьверов палить —
в городе-то услышат. Ну, да уж заодно
пропадать. Без бою все-таки не дадимся.
Отец у меня зверь был, старшего брата
в могилу побоями свёл, сестра сбежала
в город и
пропала там без вести, может,
в гулящие пошла…
Корней прибрал к рукам долю Михаила, а жену его выжил из дому, ушла она
в город и
пропала там.
Когда он обругался, ему стало как-то легче: проклятая, непонятная грусть, одолевшая его с последней поездки
в город, меньше давила его, когда он сердился, — а когда он сердился сильно, так и совсем
пропадала…
— Твое дело было уверять его, тебе надо было говорить, что
в город не по что ездить… А ты что понес?.. Эх ты, фофан,
в землю вкопан!.. Ну если б он сунулся
в город с силантьевским-то песком? Сам знаешь, каков он…
Пропали б тогда все мои труды и хлопоты.
— Да-с, я
в городе живу, у двоюродной сестры, с самого того времени, как потерял место… Занимался тем, что искал место и пьянствовал с горя… Особенно сильно пил
в этом месяце… Прошлой недели, например, совсем не помню, потому что пил без просыпа… Третьего дня напился тоже… одним словом,
пропал…
Пропал безвозвратно!..
«Каждый год, — думает она, — к именинному пирогу из-за тысячи верст приезжал, а теперь
в одном
городу, да ровно сгиб-пропал…
В ваших книгах я бросался
в бездонные
пропасти, творил чудеса, убивал, сжигал
города, проповедовал новые религии, завоевывал целые царства….
Любопытного
в Неаполе и его окрестностях —
пропасть, и Савин, как хорошо уже знакомый со всеми достопримечательностями этого прелестного
города, мог служить прекрасным чичероне для своей милой спутницы.
По приезде
в город он стал
пропадать, повторяем, из дома по неделям, сведя знакомство с лихими людьми и с пьяницами московскими.
Весть о посылке Яшки
в Москву с грамоткой с быстротой молнии облетела всю усадьбу Строгановых. Многие из челядинцев завидовали выпавшему ему жребию — поразмыкать домашнюю скуку по чисту полю и чужим
городам, увидать Москву далекую, а, может, и самого царя Грозного, что Москву под своими очами держит… Другие сожалели о нем: как бы не
пропал он
в далеком пути. Мало ли лиходеев может встретиться?
Курций [Курций Марк (ум.
в 362 г. до н. э.) — римский юноша, который, по преданию, бросился
в пропасть для спасения родного
города.], бросающийся
в пропасть, — самоубийца.
Сидит солдат над кручею, грудь во все мехи дышит… Стало быть, казенному сапогу так и
пропадать? Покажет ему теперь фельдфебель, где русалки зимуют. Натянул он второй сапог, что для легкости разгона снял, — слышит, под портянкой хрустит чтой-то. Сунул он руку, — ах, бес. Да это ж губная гармония, — за голенищем она у солдата завсегда болталась… У конопатого венгерца, что мышеловки вразнос торгует,
в городе купил.
Она запахнула около груди шубейку, тихо выползла
в подворотню на огород, с огорода перебралась, через тын, за
город и, ударившись бежать задами,
пропала в темноте ночи.